По лезвию денег - Сергей Павлович Бакшеев

— ВИЧ — это СПИД?

— Нет-нет. — Гелашвили откинулся на спинку кресла. Самое неприятное он уже сообщил, к нему вернулась профессиональная уверенность. — ВИЧ — это хроническая, медленно текущая инфекция. Как правило, ее удается удерживать под контролем годами. Все зависит от образа жизни и применяемых препаратов. В этот период инфицированный человек чувствует себя хорошо, выглядит вполне здоровым, и часто даже не догадывается о своей проблеме. Кстати, когда вы последний раз делали анализ крови?

— Не помню. Давно.

— Вирус проявляется не сразу. Через три, а порой и шесть месяцев после заражения.

— Как? Как я мог заразиться?

— ВИЧ передается от человека к человеку. Прежде всего это половой путь при незащищенных сексуальных контактах. Или непосредственно через кровь: внутривенный прием наркотиков одним шприцем, инъекции, переливания…

— Подождите. А моя кровь? Вы перелили ее дочери? — Я вскочил, готовый выбежать из кабинета, чтобы спасти Юлю.

— Ну что вы, для этого и существуют тесты. Сядьте и успокойтесь. Вы сейчас должны проанализировать свою жизнь и понять, от кого вы заразились. И конечно, в корне изменить свое поведение, чтобы самому не стать источником распространения инфекции.

— Катя. Моя жена, — всполошился я.

— Она беременна, всех беременных проверяют на ВИЧ в обязательном порядке. Если бы что-то обнаружили… Конечно существует скрытый период. Я позабочусь, чтобы ее снова протестировали.

— Вот черт! Почему я? За что? — Я схватился за голову. — Как все невовремя. Сколько мне осталось?

— Вы пока не больны, а только инфицированы.

— Но СПИД ведь неизлечим?

— Не паникуйте. У вас нет СПИДа.

— Не понимаю. Вы только что говорили про ВИЧ.

— Уясните простую вещь, — растолковывал доктор. — У вас в крови обнаружен вирус, с которым организм пока справляется. СПИД — это конечная стадия развития ВИЧ— инфекции. Она может наступить нескоро. Это зависит от многих факторов. Я вам дам брошюру. Тут все популярно изложено.

Я взял брошюру, прочел название: «С ВИЧ можно жить» и тут же свернул ее в трубочку. Несмотря на обнадеживающее название, оно пугало.

— Пока я не пройду повторную проверку, не говорите Кате, — попросил я.

— По закону эта информация является строго конфиденциальной. Я не имею права сообщать о вашем статусе ВИЧ-инфицированного никому: ни вашей жене, ни родителям, ни друзьям, ни коллегам. Вы сами решайте, как поступить.

Я вдруг вспомнил слова Гелашвили в нашу первую встречу: шаг в сторону — и ты в полете. И почувствовал, как пол уходит у меня из-под ног. Я лечу в пропасть.

— Так, — хирург непостижимым образом оказался рядом со мной, успел подхватить и встряхнул за плечи, останавливая головокружение. — Вам надо выпить пару таблеток.

— Что, уже началось?

— Выпейте успокоительное. — Врач наполнил стакан водой и передал две пилюли. — Это обычный шок. Вы еще стойко держитесь. Возьмите на работе пару дней отдыха.

— Но тогда все поймут, что со мной что-то не так.

— Хорошо, продолжайте работать. Живите, как ни в чем не бывало. Почувствуете приступ паники, дышите, как я сказал.

— И все?

— Пока да. Это работает.

Врач стал говорить про направление к инфекционисту, комплексное обследование, дополнительные анализы, подбор медикаментов, а я считал вдохи и выдохи: раз-два, раз-два… Почему-то дальше двух я не продвигался, даже любимые числа отвернулись от меня.

4

Медсестра ввела в кабинет поникшую Катю. Я поспешил обнять всхлипывающую жену, лишь бы она не заметила страха в моих глазах. Но Катя сама была крайне подавлена и думала только о дочери. Она с надеждой смотрела на доктора, тот успокаивал, обещая сделать все возможное. Гелашвили упомянул про лечение в Германии и сказал, что обсудил детали со мной. Я ободряюще кивнул жене, показывая взглядом, что все будет в порядке. Она поверила не моей жалкой игре, а своей материнской надежде.

Я отвел Катю в машину, сам сел за руль. Отправляясь в больницу, я заранее знал, что жена не сможет вести автомобиль, но я и предположить не мог, что сам окажусь в состоянии близком к шоку.

— За что? Почему? — время от времени шептала Катя и поджимала губы. — Как теперь жить?

Те же вопросы мучили меня, но, если мысли жены касались исключительно дочери, я адресовал их и себе.

— Ее вылечат, я найду деньги, — пробормотал я, понимая, насколько неубедительно это звучит.

— Я бы все отдала, лишь бы Юля… — Катя не могла говорить дальше и заплакала.

Я тоже готов был пустить слезу, но заставил себя держаться. Вдох-выдох, раз-два…

Доставив жену к дому, я поехал на работу. Войдя в банк, я невольно съежился. Мне казалось, что все теперь смотрят на меня иначе, с подозрением, намеренно сторонятся, как от прокаженного. Неужели у меня на лице написано, что я смертельно болен?

— Серов, ты выглядишь неважно, — подтвердил подозрение Олег Голиков. — Вчера явился раньше всех, сегодня опоздал. Ты на часы смотришь?

Не дождавшись ответа, он сыронизировал:

— Счастливые часов не наблюдают. Лови!

Олег кинул мне традиционное яблоко, однако я, придавленный тяжелыми мыслями, вообще не среагировал. Зеленое яблоко ударило по клавиатуре, отчего ожил мой монитор, и поскакало по полу. И каждый удар обозначал на красивом плоде будущее место гниения. Сейчас оно не заметно, но через день-два проявится ужасными пятнами. Кошмарные ассоциации лезли мне в голову, разрушение организма я проецировал на себя.

— Да, тяжелый случай, — мрачно прокомментировал Голиков и уткнулся в монитор. Видя, что я продолжаю пребывать в прострации, он недовольно пробурчал: — Вообще-то у нас запарка.

Я сидел без движения, и Голиков повысил голос:

— Ты слышишь меня, Юрий Андреевич?

— В чем дело? — очнулся я.

— Интерфейс банкоматов надо протестировать, утром был непонятный сбой, — ответил Олег и демонстративно отвернулся.

Я вошел во внутреннюю сеть банка, стал читать сообщения, просматривать коды ошибок, пытался сконцентрироваться на работе. Однако мое сознание было целиком занято неприятными вопросами. Когда я заразился? От кого? Сколько мне осталось жить? И тут же отчаяние сменялось надеждой: а вдруг повторный анализ даст иной результат? О боже, сделай так, чтобы я был здоров. Я готов был молиться, хотя никогда этого не делал.

Если становилось совсем тяжело, я сосредотачивался на дыхании. Этот метод помогал снять волнение, отодвинуть собственные страхи, немного погрузиться в работу. Пальцы начинали бродили по клавиатуре, мне удавалось набирать команды. Но хрупкое спокойствие тут же разрушала тревога за дочь. Ей предстоит долгое лечение, потребуются немалые деньги, и достать их могу только я. А вдруг моя болезнь будет развиваться стремительно, и меня свалит СПИД? Что станет с Юлей, с Катей, с нашим еще не родившимся ребенком?

Неожиданно меня кто-то