Виктор Левашов - Дойти до рассвета
- Покажь...
- Нету... В батальоне, Кушкалиеву на хранение сдал...
- Контуженный! Нашёл кому сдать!..
- Зато он на "боевые" не пойдёт - гарантия... - Рябцев ожесточённо поскрёб бороду. - Никуда не денется, вернусь - заберу...
- Ты никак в законный брак удариться решил?
- А чего такого?
- Да нет... Просто до приказа ещё год...
- Знаю... - хмуро ответил Саня и вздохнул. - Последнее время спать не могу, только глаза закрою - Ирку вижу... С пацаном...
- Тебе бы в отпуск... Давай я к майору подойду, он мужик с понятием...
- Уже... Обещал он после "боевых", только не верится что-то. Ты у нас много отпускников помнишь?..
Вместо ответа Дёмушкин хмыкнул и взглянул на часы. Пора.
- Становись!.. - он оглядел свою "пятёрку". - Попрыгали... Фляга у кого брякает? Васильков, ремень ослабить... Всё, парни, десять минут покурить и оправиться, потом работаем...
* * *
...Пока всё идёт по плану. И слава богу. Скала, на которой мы проторчали трое суток, рассматривая место будущей операции, уже исчезла в чернильной темноте ночи. Слева ворчливо бурлит горная река с маячащим посреди мостом, прямо - лезет вверх горный склон... Две трети пути мы прошли, скоро вершина.
- Абдул? - хрипло донеслось спереди, и Дёмушкин, уловив, как мгновенно взмокли ладони, рывком вывернул автомат под локоть.
...Откуда здесь "духи", мать их?! Не было же тут никого ещё два часа назад!.. Ну, давай, Палваныч, давай, не зря ж тебя в дозор послали... Да лопочи ты, наконец, чурка!..
На голос "духа" Палванов ответил неспешным, с ленцой лопотанием, плавным и успокаивающим. Однако хриплому что-то не понравилось, он снова чего-то прочавкал - более резко и повелительно.
Чш-ш-пок! - и "дух" больше вопросов не задавал, лишь прошуршал ручеёк осыпи, сдвинутый грохнувшимся навзничь телом. Бесконечно долгие секунды над склоном висела тишина, в которую ворвался топот чьих-то ног.
- Абдул?.. - встревожено окликнул подбежавший и лязгнул затвором. Джамаль?! - и, не дождавшись ответа, резанул веером длинной очереди.
Дёмушкин ударил с колена, целясь по рваным вспышкам автоматных выстрелов, но всё равно опоздал - сквозь грохот пальбы кто-то предостерегающе проревел: "Шурави!!!"
* * *
...Кто-то из наших поймал этого "духа" на штык. Кровищи с него выхлестало - что с твоего кабана. Жуткая рыжая лужа - почти у носа, но всё равно надо лежать, прижавшись к мёртвому "духу", потому как подняться невозможно. "Дух" лежит на боку, тело его дёргается, но пули, которые другой шибко настырный "дух" намечает мне в башку, глотает исправно. Тот хорёк гвоздит из-за валуна, отсюда мне его не снять, надо сменить позицию, и тогда я сделаю ему грустно...
Над головой снова свистнуло, Дёмушкин плотнее влип щекой в холодные камни, а затем попробовал оглядеться. Что-то сразу царапнуло его взор, мелькнула какая-то мысль, никак не вписывающаяся в чётко спланированную операцию, но слева рванула граната, и пришлось снова переключиться на неразбериху горячего боя...
Надо же - врюхались по уши! Утешает одно - на вершину ворвались за секунды, "духи" отсюда нас не ждали, трудолюбиво долбили окопы на противоположном склоне. Кто-то из ребят успел с ходу влепить из "мухи" по позиции ДШК, кто-то сквозь грохот пальбы заорал: "Дави их!.." - и началось... Схлестнулись, смешались в момент. Теперь в этой катавасии не было ни спецназа, ни "духов". Были люди, сцепленные ненавистью, которые стреляли, резали и давили друг друга по одной причине: они были врагами. Кто кого - пока непонятно, но если из кишлака засекут... Стоп! Вот в чём оказия!..
Он вдруг вспомнил, ухватил за кончик насторожившую недавно мысль. Дело в том, что в кишлаке, который по всем прикидкам должен досыпать последние часы до рассвета, кипит что-то уж очень бурная жизнь. В нескольких местах он ярко пылает, швыряя в небо снопы жёлто-красных искр, и больше всего походит на чудный аттракцион в "Луна-парке". А ещё из кишлака рвутся в ночь, путаясь и скрещиваясь, беспорядочные нити "трассеров". И вывод напрашивается несколько неожиданный: в кишлаке, в который мы должны были бесшумно войти, кто-то уже воюет, и воюет также зло и беспощадно, как здесь, на удерживаемой высоте 2714...
- Дёма, отходи! Прикрою! - заорал Санька откуда-то справа, и его автомат затрещал, отвлекая настырного "духа" за валуном.
Вот спасибо, Санёк, с меня причитается. Сейчас быстренько, задом, по крабьи назад отползти и - перекатом влево, вон в ту ложбинку, оп-па! Как славно! Пришла пора этого настырного укоротить. Чёрт, магазин-то пуст... Где запасной, зараза!..
- Прикрой! - неожиданно крикнул Рябцев, и Дёмушкин с ужасом понял, что не успеет.
- Назад!.. - закричал в ответ Дёмушкин, лапая враз заледеневшими пальцами запасной магазин, который никак не выдёргивался из "лифчика"...
Разрыв гранаты с "подствольника" заставил Дёмушкина вжаться в камни. Когда он поднял голову, "духа" за валуном уже не было, лишь мелькала на склоне его спина, обтянутая полосатым халатом. Дёмушкин вскочил и, прорычав что-то неразборчивое, побежал вслед за "духом". Рядом стреляли, кто-то остервенело матерился, но Дёмушкин видел только одно: обтянутую халатом, ускользающую, спасающую себя спину...
* * *
...Голова в чалме на мгновение приподнялась над каменной грудой. Дёмушкин протёр воспалённые глаза и опять приник к узкой щели меж камнями. Выше по склону сухо трещали автоматные очереди, взахлёб частил РПКС и кто-то с дебильной настойчивостью коротко долбил из РПГ. Сейчас надо, конечно, быть там, но Дёмушкин по-прежнему торчал за валуном, терпеливо грея в ладони рукоятку "стечкина". Он не мог уйти, пока жив-здоров тот "дух", что срубил из "подствольника" Саню Рябцева. С этим "душком" они перестреливались минут пять, после чего Дёмушкин громко охнул, звучно звякнул выроненным автоматом и нырнул за камни. Автомат успокаивающе маячил поверх камней, Дёмушкин, обдирая о камни пузо, уполз за валуны, где лежал очень тихо, не подавая признаков жизни. И тогда "дух" поверил. Он приподнялся раз, другой, огляделся... Наверное, он очень хотел жить, этот "дух", и явно примерялся к энергичному драпу. А Дёмушкин всё ждал, вглядываясь до рези в глазах, стараясь не прозевать миг, когда "дух" высунется совсем без опаски. И всё равно прозевал: "дух" метнулся из-за камней, почти не разгибаясь; вскочил, помчался вниз, петляя как заяц. Пули из "стечкина" ударили ему в спину по касательной, сшибая с ног, и заставляя катиться по склону. Некоторое время Дёмушкин смотрел на неподвижное тело, потом поднялся, убирая пистолет и поднимая автомат. Постояв в раздумье, двинулся вниз, к распростёртому телу. Шевелится, надо же... Значит, не зря сюда спускался...
Дёмушкин двинул ногой валяющийся рядом с "духом" автомат с "подствольником", рывком перевернул тело "духа" на спину. Тот с трудом открыл глаза, некоторое время мутным взором блуждал по Дёмушкину. Глаза его расширились, а пальцы слабо ощупали камни. Дёмушкин отрицательно качнул головой, лязгнул затвором, "дух" закрыл глаза и его губы, пузырящиеся кровью, вдруг начали что-то шептать.
Молится... Ладно, пускай Аллаха попросит - авось, поможет. Сад райский вымолит, прощение за грехи получит... Аллах всё прощает. Только я не могу простить Саню Рябцева, который свою Ирку с сыном никогда не увидит. Пусть "дух" молится - время у него ещё будет.
Дёмушкин нажал спуск, и "дух" скрючился от невыносимо-жгучей пули, пробившей его живот. Дёмушкин наклонился, подобрал трофейный автомат и, не оборачиваясь, полез вверх по склону. На половине пути он вдруг сообразил, что чего-то не хватает в окружающем мире, и лишь добравшись до вершины, понял: душманский гранатомёт больше не грохочет, и вообще - уже почти не стреляют. Лишь хлопают кое-где одинокие выстрелы - там тоже кто-то не прощает, и мстит...
Настырного "духа"-гранатомётчика он нашёл на вершине. Над его скрюченным телом стоял Палванов и курил. Увидев Дёмушкина, обычно невозмутимый узбек вроде как удивился: "Живой, Дёма?"
Дёмушкин молча подкурил от подрагивающей сигареты Палванова, вытер взмокшее лицо, присел рядом.
- Живой... - угрюмо повторил Палванов, бросил окурок на труп "духа", полез за новой сигаретой. - И я вот живой... - он помолчал, чиркая спичками. - Знаешь, Генку убило... - вяло толкнул ногой "духа". - Этот козёл... Когда рвануло, мы рядом были... Мне - ни царапины, а Гену наповал...
- Саню тоже... - оборвал его Дёмушкин, глядя на подножие склона, где смутно темнело тело. - Только я его достал...
- Плох он, ты бы сходил к нему...
- Что? - Дёмушкин непонимающе оглядел Палванова.
- К Сане сходи, говорю... - Палванов снова уставился на мёртвого "духа". - Помирает он, весь живот осколками изорвало. Тебя несколько раз звал...
- Где он? - облизнув мигом пересохшие губы, спросил Дёмушкин и встал. Где?!
- Там... - показал рукой назад Палванов. - Туда иди, увидишь...
Троих "тяжёлых" постарались устроить поудобнее: стащили отовсюду спальники, какие-то одеяла и халаты. Поймав пробегающего мимо фельдшера, Дёмушкин отстранённо спросил: - Вить, Сашка как?..