Владимир Саксонов - Меркурий в петлице

— Эта? А, трофейная…

По квадратику лягушачьей расцветки с изображением Гитлера надпечатка готическим шрифтом: “Курлянд”. Фашистская марка для оккупированной территории Прибалтики…

— Идите сюда, — позвала Рита. — Эти марки выпущены уже после нашей победы.

ПАЧКИ РАФИНАДА

Через несколько дней наряд Глаузиня дежурил на почте.

Особняк, в котором находился международный отдел почтамта, стоял на тихой окраинной улочке, обсаженной шеренгой сосен.

После порта здесь показалось тесно и скучно.

В комнатах, заваленных мешками с письмами, ящиками и коробками, пахло подпаленным сургучом, валялись обрывки шпагата…

В самом большом помещении разноформатные столы с высохшими лужицами чернил образовали нечто похожее на конвейерную линию. По этому конвейеру руки девушек передвигали коробки и ящики — посылки, которые жители Риги получали из-за границы, и посылки туда, за рубеж.

Глаузинь и Сергей проверяли по описям наличие вещей, просматривали, уплачена ли за границей таможенная пошлина, и, если оказывалось, что нет, назначали ее, оценивая стоимость присланного.

На кораблях таможенник — лицом к лицу с людьми. А здесь, здесь только вещи, и трудно, может быть даже невозможно, понять, кто стоит за этими вещами.

Сергей читал имена получателей. Они ничего не говорили ему. Но те, кто их носил, почему-то не вызывали у него симпатии. Он понимал, что в этом своем чувстве не прав. Жизнь разбросала людей в разные края, а они по-прежнему близки, обмениваются подарками, иногда, на его взгляд, нелепыми, даже глупыми.

Вот например, кто-то отправляет в Швецию среди разных вещей четыре пачки рафинада. Все-таки странно…

Сергей повертел в руках пачки, прощупал, проверил упаковку. Все в порядке… Достал сигарету, закурил, повернулся к Глаузиню. Тот внимательно наблюдал за ним.

— Есть подозрение, Сережа?

Сергей кивнул, слегка оторопев от этого ласкового обращения, и, словно только теперь осознав, что надо делать, решительно положил пачки на весы.

— Правильно, — сказал Глаузинь.

— Вес больше, чем должен быть! — заволновался Сергей, пристально глядя на стрелку весов.

— Вскрывай.

“…Между кусочками сахара, — писал Ястребов в акте, — обнаружено кольцо платиновое с бриллиантами (вес платины — 5,2 г) кольцо золотое, с бриллиантом, три золотых кольца и золотые часы дамские…”

— Старый способ, — сказал Глаузинь. — Но иногда, как видишь, им пользуются…

И стал проверять новую посылку. Через минуту невозмутимый латыш тихо выругался.

— Что такое?

— Посылка лондонской компании “Хаскоба Лимитед”. Вот реклама, посмотри…

На первой странице Сергей увидел картинку — советская семья восторженно всплескивает руками над посылкой из Англии: небритый отец в допотопном пиджаке, мать в платочке, повязанном по-крестьянски, их маленькая дочь — не девочка, а какой-то хилый уродец!

— Изъять ее! А, Эвалд Августович? Давайте…

Глаузинь покачал головой.

— Оставим, пусть получатель посмотрит! Может, гордость заговорит?

— А кто получает-то?

— Рижский житель, — сказал Глаузинь, — какой-то Куралюн.

— Куралюн?

Сергей долго смотрел в окно, на кроны сосен. У него было такое чувство, будто он увидел потайную дверь, а открыть ее не умеет. А может, он действительно слишком подозрителен?

Сергей впервые присутствовал на оперативном совещании в кабинете начальника таможни.

Каждый инспектор, докладывая о работе за месяц, анализировал методы сокрытия контрабанды.

Начальник таможни Николай Петрович Костюков, слушая инспекторов, щурил веки и размеренно постукивал толстым цветным карандашом по сафьяновой крышке блокнота.

Говорил Глаузинь:

— Хочу обратить внимание товарищей на почтовые отправления. Недавно инспектор Ястребов обнаружил золотые вещи в пачках рафинада. Есть и еще кое-что. В последнее время часто используются детские игрушки… Кто-то нащупывает связь, испытывает нашу бдительность. Так, например, внутри детской куклы обнаружены ржавые часы. Зачем посылать негодные часы? Только для того, чтобы проверить, начеку ли таможня. И еще. В механизме будильника была обнаружена платина.

— Как обнаружили? Потрясли часы? — быстро спросил Костюков.

— Я их завел. Часы не пошли. Это вызвало подозрение, — ответил Глаузинь. — Двести граммов платины.

— Ясно, товарищи? Продолжаем!

Архангельский — инспектор, обычно дежуривший на аэродроме, открыл блокнот:

— У меня есть свежие факты контрабандного вывоза советской валюты.

Костюков кивнул:

— Рубль-то подорожал!..

— В частности, применяется сокрытие в играх. Скажем — нарды. Кубик величиной с четверть кусочка рафинада, а в него сумели вмонтировать несколько крупных купюр наших дензнаков. У одного туриста в книге было вырезано отверстие для дорожных шахмат. Спросили: зачем? Он ответил: “чтоб не потерять шахматы”. Но я вскрыл доску…

— Пошли, значит, на риск? А если бы ничего не оказалось? — улыбнулся Костюков.

— Купил бы за свой счет новые в киоске сувениров. Там их сколько угодно! — ответил Архангельский и, переждав смех, добавил: — Но мне поведение этого туриста не понравилось. И не зря. В доску были вклеены советские деньги.

Архангельский сел.

Начальник таможни посмотрел на Сергея:

— Прошу.

Сергей встал, чувствуя, что краснеет. О чем он мог рассказать? О матросе с “Моники Смит”? Или о Гауптмане?

Он кашлянул:

— Я тоже о почте…

И стал рассказывать о Куралюне.

…— Установлено, что за последние два месяца он получил шесть посылок — и все от “Хаскоба Лимитед” Нейлоновые шубы, белье, обувь…

— Это потребительские товары, оплаченные пошлиной. В чем вы усмотрели криминал?

— Но шесть посылок! И потом… — Сергей рассказал о похищении марок у старшего штурмана “Редера”, о Гешке и “Колумбе”.

Костюков задумался.

— Пока все это не связывается… Вы не узнавали в комиссионных магазинах, не сдавал ли туда вещи на продажу этот Куралюн?

— Нет.

— Проверьте. Только предупреждаю: бдительность, но не подозрительность!..

…Сергей остановился у подъезда таможни и, подняв воротник шинели, старался прикурить. Он обязательно должен распутать это дело.

ТОЛЬКО С ТОРГОВЦАМИ

И снова почта.

Увидев Сергея, девушка штемпелевавшая конверты, улыбнулась ему, как знакомому.

Она стукнула тяжелым штемпелем по конверту, от которого тотчас взлетело облачко белой пыли, хотела что-то сказать, но отвернулась и сладко чихнула.

— Будьте здоровы!

— Спасибо! А все эти заграничные отправления! — Девушка снова стукнула штемпелем и снова чихнула.

— Придется вам попросить у начальника почты противогаз.

Девушка рассмеялась, заколотила штемпелем. И каждый раз после удара взвивалось облачко пыли.

Сергей машинально читал адреса на конвертах: “Канада, Торонто, Джону Тацинскому”, “Рим, Италия, Беццуоччи”, “Мистеру Голдшлагу, Балтимора, США”. Девушка оставила штемпель вынула платок и уткнулась в него.

Сергей взял штемпель, взвесит его на ладони и пошутил:

— Уж не пудрой ли вы его нашпиговали?

— Какая пудра? Тальк. Просто мучение!

Сергей хлопнул по конверту. Поднялось белое облачко.

Глаузинь, проходя мимо, спросил:

— Новую квалификацию получаешь?

И тут Сергей вспомнил выставку Рыбника, руки, пересыпающие марки тальком.

— Эвалд Августович, — Сергей даже не мог сдержать дыхания, так он волновался, — кто у нас зарегистрирован на почтамте под абонементным почтовым ящиком 242?

Глаузинь внимательно посмотрел на него.

— Что случилось?

— Тальк!

— Тальк?

— Тальк! Вы понимаете… тальк! Им же пересыпают марки, чтобы не склеились. А этих конвертов — сорок штук!

Глаузинь набрал номер телефона начальника почтамта.

— Двести сорок второй почтовый абонементный ящик для заграничных отправлений зарегистрирован на имя Феликса Куралюна!

…Куралюн сложил письма в аккуратную пачку, закурил и, сидя за столом, время от времени посматривал на конверты.

Шестнадцать штук. Сегодняшняя почта. Сейчас он их вскроет и прочтет. Потом сделает необходимые расчеты и запишет все в книгу. Затем возьмется за ответы на эти шестнадцать плюс три, оставшиеся со вчерашнего дня.

Он посмотрел в окно. Люди переходили улицу на перекрестке, шли мимо, ждали на остановке троллейбус. Рабочие, служащие, студенты… А кто он? Для всех — маляр.

Да, маляр. Иначе могут быть неприятности, а они не для умных людей. Он усмехнулся и стал перебирать конверты. Письмо от “Хаскобы”. Его хочется прочитать в первую очередь. Но прежде всего дело, очередные операции. А письмо от “Хаскобы” можно положить вот сюда и, занимаясь делом, иногда на него посматривать: поднимает настроение…