Фридрих Незнанский - Игра на опережение
— Пока ничего интересного, — пробормотал Колобов, чувствуя себя виноватым. — Восемнадцатый век. Вместе читают стихи, он ей рассказывает о своих детях, как они учатся, какие пишут ему письма, когда уезжают в Англию… Держатся за руки, не сводят друг с друга глаз. Вот и весь адюльтер. Не силой же их подталкивать в постель? И потом, не забывайте, она племянница Корецкого, а с ним надо быть осторожным.
— Будем ждать… — помрачнел Забельский. — А ведь так хочется, чтобы люди были счастливы, раз нашли друг друга… Эта чертова политика им только мешает… Избираться в депутаты, говоришь? Нет, мне еще рано играть на понижение. Могут решить, что я конченый, вышел в тираж и довольствуюсь депутатским креслом.
— А вы этим воспользуйтесь. И застанете своих противников врасплох.
— Ты не прав, Федя. Политическая смерть — это когда про тебя забывают. Перестают обращать внимание, опасаться. Тогда очень тяжело снова подняться.
Лучше скажи: у тебя есть какие-нибудь предложения по проблеме Ансара?
— Чтобы за два дня… — покачал головой Колобов.
— Федя, я тебя прошу… — Хозяин прижал руки к груди. — Ты же все слышал. И я знаю, что в экстремальной ситуации ты всегда что-то придумываешь… За что и держу. Иди и думай. Дня хватит?
— И еще останется, — хмуро ответил Колобов. — Хотел вам сказать, чтобы не забыть: кажется, с этим журналистом из «Гражданской» возникает проблема.
— Ты о ком? А, об этом, о Бородине… — поморщился Забельский. — Опять статью про меня пишет? Ты ж говорил, он у тебя под колпаком и чуть ли не на поводке?
— Но до вчерашнего дня он ничего об этом не знал. А теперь заподозрил…
— Федя, я же просил, не грузи меня… — взмолился Забельский. — Иди и думай, что нам делать с этой треклятой проблемой… — Он кивнул на телефон. — Ну почему так? Почему Аллах наделил своих подданных лучшей в мире нефтью, а Иегова своих приверженцев — только проблемами, как ее добыть, купить, переработать и доставить?
— Наверное, они так разделили сферы своего влияния и ответственности… — хмыкнул бывший полковник, взглянув на часы.
— Ладно, кому ты хочешь звонить в своей бывшей «конторе»? — Забельский придвинул к нему телефон. — Звони. И кстати, когда закончится твое «выканье»? Я к тебе все время на «ты»…
— Привычка к субординации… — пожал плечами подчиненный. — Ничем не вытравишь. Опять же врачи вам не рекомендуют спиртное, а стало быть, насчет брудершафта ничего не получится. Да и в баньку совместно попариться, спинку потереть, тоже вам не рекомендуется… Наберите, если не трудно, номер Агеева Андрея Семеновича. Тоже мой преемник, кстати сказать. Вы его номер знаете наизусть. А я вот запамятовал.
— Все-то ты про меня знаешь… — бормотал Забельский, набирая номер. — И про здоровье, и вообще… Небось компромат собираешь… а? — И погрозил пальцем. — Что касается запретов врачей, то я готов их преступить в самое ближайшее время… Алло? Андрюша, здравствуй, дорогой, вот тут у меня сидит известный тебе Федор Андреевич и передает привет… Да, есть у нас проблемы с известным тебе журналистом. Да уж… Время тайных агентов прошло, а от этих журналюг, что не скрываются, а, наоборот, уже глаза всем намозолили, куда больше вреда и вони… Нет, ты лучше сам переговори с Федей… Все-таки твой бывший начальник. Ты ведь хорошо знаешь его? — вполголоса спросил Григорий Иванович Колобова, прикрыв рукой микрофон, прежде чем передать ему трубку. — Скользкий человек, по-моему.
— Как облупленного… — Колобов утвердительно кивнул, насупился и подобрался. — Когда-то ходил у меня в замах… А до того за водкой приходилось посылать… И ведь бегал, не отказывался… Алло, Андрей Семенович? — спросил он громко и уже другим тоном. — Здравия желаю!
— Федя, родной, приветствую тебя категорически! — хмыкнул голос в трубке. — О чем вы там шептались? Какие такие у тебя от меня секреты? Шучу. Есть проблемы?
— Есть кое-что… Только она скорее ваша, чем наша. Потому разговор не телефонный… И достаточно срочный.
— Значит, жду тебя, Федор Андреевич, у себя через два с половиной, нет… через три часа, чтобы наверняка. Подъезжай.
Колобов приехал на Лубянку ровно через три часа. Пока поднимался наверх и проходил по длинному коридору, нашел, что в «конторе» за последнее время появилось много незнакомых, молодых лиц. Он почти никого не узнавал, да и к нему не бросались с рукопожатиями. Не то что лет пятнадцать назад.
Агеев встал и вышел навстречу из-за стола, загородив своей массивной фигурой небольшой бюст Железного Феликса. Они обменялись рукопожатиями, пристально глядя друг другу в глаза.
— Чаю? — предложил хозяин кабинета. — Или цвет лица побережем?
Это была его обычная шутка, повторяемая уже лет пять, с тех пор как он обосновался в отдельном кабинете.
— Спасибо, но не надо. Только недавно пил… — ответил гость, усаживаясь.
— Небось у вас там и чаи особые, экзотические, — продолжал Агеев. — Наших, поди, не пьете… Ну так что, слушаю тебя, Федя, внимательно…
И придвинул к себе небольшую открытую папку с бумагами.
— Я об известном тебе Бородине, — сказал Колобов. — Что-то такое он заподозрил, как мне доложил Долотин.
— Это точно? — насторожился Агеев. — Похоже на утечку?
— Он просил Долотина осмотреть его рабочее место на предмет закладки. Тот с ребятами смотрел, естественно, они ничего не обнаружили.
Агеев нахмурился, поднял трубку:
— Рощина ко мне.
Капитан Рощин — молодой, поджарый, спортивный — вошел через минуту, остановился в дверях.
— Садись, Миша… — Хозяин кабинета кивнул ему на стул. — Это капитан Рощин, один из самых способных и перспективных офицеров, а это… — Он сделал широкий жест в сторону гостя. — А это, Миша, ты сам знаешь… Сам Колобов, легенда нашей «конторы».
— Кажется, я вас уже видел, товарищ капитан, — перебил Колобов, обращаясь к офицеру. — Только в тот раз вы были в черной маске, когда приезжали к нам с обыском и занимались выемкой документов…
— Видишь, что значит профессионал! — сказал Агеев Рощину, кивнув в сторону гостя. — Но ты, Федя, не сердись, ты уже наше славное прошлое. А Миша — наше не менее славное будущее. Здесь, Федя, до сих пор тебя помнят и все жалеют, что ушел, что погнался за длинным баксом. А теперь ты всем известный человек у Забельского… Наш человек… — Он полувопросительно взглянул на Колобова. Тот промолчал. — Так вот к делу, Миша, Колобов утверждает, будто этот самый Бородин что-то там заподозрил насчет твоей закладки. Доложи теперь нам, что тебе стало известно по Бородину?
— Докладываю: ничего компрометирующего прослушка нам до сих пор не дала, — сказал капитан Рощин, прямо, без малейшего трепета, глядя в глаза гостю. — Но есть одно «но»…
— Какое еще «но»… — недовольно спросил Колобов.
— Это я тебе сам объясню… — Агеев предостерегающе выставил руку в сторону капитана Рощина, — подожди, Миша, сначала я выскажусь… — Он вышел из-за стола и прошелся по кабинету, потом остановился напротив гостя. — Федя, пойми одно: помогая твоему хозяину, мы ходим по лезвию бритвы. Делаем все на свой страх и риск. Малейшая ошибка, и они — он показал на потолок, — сдадут нас с потрохами. И сделают вид, будто ничего не знают, не понимают и понимать не хотят! Ты же знаешь: им всем подавай информацию. А как она добывается теми, кто гнобится и рискует за нищенские оклады, без разницы…
— Ах вон оно что… — хмыкнул гость. — С этого бы и начинал. Хорошо, я переговорю с Григорием
Ивановичем. Объясню ситуацию. Думаю, не откажет. Только скажи — сколько?
— Ты сначала дослушай… — поморщился Андрей Семенович. — А то забыл уже наше неписаное правило:. не все решается количеством зеленых бумажек… Для таких профессионалов, как мы, есть вещи поважнее.
— Например?
— Не изумляй меня, Федя… Ты, я погляжу, далеко оторвался от суровой действительности. Забыл, что информация важнее любых денег.
— Любая информация всегда в конечном счете о деньгах, — заметил Колобов.
— Она — результат длительной и изнурительной работы, — раздраженно продолжал Агеев. — И если его удается добиться, это вызывает чувство глубокого удовлетворения. Как у всякого советского человека. Даже бывшего.
— Чем ты выше поднимаешься по служебной лестнице, тем больше в тебе пафоса… — заметил Федор Андреевич. — Еще скажи: есть такая профессия — Родину защищать. Более конкретно можешь?
— Теперь конкретно, — уязвленно ответил Агеев, бросив короткий взгляд на капитана Рощина, чье выражение лица оставалось каменным. — И без излишнего пафоса. Так вот после длительной работы по заказу одного бизнесмена, которого ты очень хорошо знаешь…
— Не интригуй. О ком речь?
— О наиболее опасном конкуренте твоего босса в известном тебе деле предстоящей приватизации «Телекоминвеста»…
