Эйлет Уолдман - Долгий, крепкий сон

— Да.

— Вы знаете, что я не давал ей на это разрешения. Вы знаете, что она работала у вас, не поговорив со мной.

— Нет, я об этом не знала. — Я с упреком посмотрела на миссис Танненбаум, которая отошла еще дальше и теперь сверлила взглядом выцветший зеленый ковер. — Могу вас заверить, я не имела ни малейшего представления, — твердо повторила я.

— Но вы же не спросили у нее, разрешил ли отец работать на вас. Работать на… — он недоговорил.

Я определенно начинала злиться.

— Работать на мать с маленьким ребенком, ребе Финкельштейн. На еврейскую мать. С еврейским ребенком.

Нарочито презрительным взглядом ребе окинул мою одежду.

— Еврейская мать? — фыркнул он.

Исаак заплакал.

— Простите, — перебила я, — но мой ребенок хочет есть. Так что мне нужно домой — кормить его.

Я развернулась на каблуках и направилась прямиком к выходу. И тут из кухни выскочила какая-то женщина.

— Нет, нет. Прошу вас, не уходите. — Она схватила меня за руку. — Идите сюда, покормите ребенка здесь, на кухне. Сюда, — и, не обращая внимания на мужчин, толпившихся в гостиной, она потащила меня на кухню. Стряхнуть ее по-хорошему не получилось, поэтому пришлось подчиниться.

Кухня оказалась маленькой, без лишних изысков, зато практичной. Стены и шкафчики белые, единственное украшение — десятки детских рисунков, что висели на каждой стене, дверце и даже холодильнике. В углу находился большой круглый стол, истертый за долгие годы использования. Вокруг стола и возле шкафчиков сидели и стояли женщины. И пожилые, в чопорных выцветших париках, и женщины помоложе, в модных, элегантно уложенных париках и платках, и совсем еще девочки, с длинными косами и волосами до плеч. В комнате стоял теплый запах дрожжевого домашнего хлеба. Женщина, держащая меня за руку, носила свободное серое шерстяное платье и коричневый, слегка съехавший набок парик. Лицо — красное и прыщавое. Большие фиалковые глаза с густыми длинными ресницами изрядно покраснели. Видимо, и она долго рыдала.

— Пожалуйста, простите моего мужа, миссис Эпплбаум. Он не привык иметь дело с… другими людьми. Я имею в виду, с людьми не из нашей общины. Он очень расстроен. Мы все очень расстроены. Идите туда, в спальню. Покормите ребенка. И поговорим, хорошо? Покормите ребенка, а потом, может, расскажете нам, что делала вчера Фрэйдл? Может быть, вы сможете помочь выяснить, где она, хорошо?

Она провела меня в дальнюю комнату и крикнула через плечо:

— Нетти! Иди сюда, посиди с миссис Эпплбаум.

Миссис Танненбаум, которая проследовала за нами из гостиной на кухню, быстро зашла в комнату. Мать Фрэйдл выскользнула за дверь и тихо прикрыла ее за собой.

Я огляделась. Мы с миссис Танненбаум находились в маленькой спальне с большой кроватью, задвинутой в самый угол. Возле одной из стен стоял офисный стул. В комнате царил полумрак — единственное окно и то плотно закрыто темными шторами.

Исаак все еще ревел, поэтому я уселась на кровать и быстро сняла футболку. Из-за его слез еще на кухне у меня потекло молоко, поэтому и лифчик, и специальные прокладки успели промокнуть насквозь, и на футболке, прямо на профиле гримасничающей Мадонны, растеклось огромное мокрое пятно. Я достала грудь и придвинула к ней Исаака. Он тут же энергично принялся за дело. Я вздохнула и посмотрела на миссис Танненбаум, женщину, которая втянула меня во всю эту историю.

— Вы же сказали, что отец Фрэйдл не станет возражать, если она будет у меня работать. Что ему понравится, если она будет ко мне приходить.

Она молчала.

— А вы у него даже ничего не спросили.

— Я собиралась с ним все обсудить, можешь мне поверить, — стала оправдываться миссис Танненбаум. — Хотела поговорить с ним сегодня. Пришла к нему утром все рассказать, но когда я появилась, здесь уже начался полный balagan. Полный беспорядок. Девочка пропала. Моя золовка в истерике. Все мужчины уже здесь. Мой брат вне себя от беспокойства. Вот я ему и рассказала о работе Фрэйдл. — Она присела рядом и мягко погладила Исаака по голове. — Оу vay, это полная катастрофа. Полный imglik.

— Она вернется, обязательно, — попыталась успокоить я. — Девочки-подростки все время убегают из дома. И, по большей части, скоро возвращаются.

Память услужливо напомнила о тех девушках, с которыми мне приходилось сталкиваться за годы работы федеральным защитником в суде. Девушках, которые уходили из дома, а потом, оказавшись на улице со своими никудышными парнями, занимались торговлей наркотиками, мошенничеством и грабежом. Но об этих девушках я решила промолчать.

— Наши девочки из дома не убегают, миссис Эпплбаум. Они никогда не убегают из дома, тем более перед свадьбой.

— Фрэйдл должна была выйти замуж?

— Конечно, а она не говорила? Отличный shidduch, отличная партия. Очень влиятельная нью-йоркская семья, можешь мне поверить. Отец мальчика возглавляет самую большую иешиву в Бороу-Парк. Замечательная семья. Очень влиятельная.

— Фрэйдл об этом не упоминала.

— Она застенчивая девочка. Очень тихая. Может быть, постеснялась, потому что плохо тебя знает. Это удачная партия для нашей Фрэйдл. Мальчик умный, сообразительный. Будет достойным продолжателем дела отца. И даже не очень страшненький. Ай, Фрэйдл. Если ребе Хирш прознает об этом, он отменит свадьбу, это точно. Он никогда не позволит своему сыну жениться на взбалмошной девице. Chas shalom[21] он прознает. Если Хирш отменит свадьбу, это убьет моего брата, можешь мне поверить. Это его убьет.

Я переложила Исаака к другой груди. Миссис Танненбаум тяжело вздохнула и, откинувшись назад, оперлась о локоть.

— Gevalt.[22] И где она теперь?

— А Фрэйдл хотела замуж? — поинтересовалась я.

— Конечно, она хотела замуж, да и какая девушка откажется от такой партии? От такой семьи? И мальчик ведь даже симпатичный. Ну, может, немножко тощий. Ну, пара прыщей. Но ведь это не навсегда. У кого в двадцать четыре года нет прыщей?

— Они много общались?

— Ребе Хирш привозил к нам сына совсем недавно. Они встретились, и мальчик одобрил партию. Они виделись еще раз, может, два. Так что времени пообщаться им хватало. Когда я была девушкой, такой роскоши нам не позволялось, можешь мне поверить. Хорошо, если мы хоть раз видели жениха до свадьбы. А сейчас эти дети, они все встречаются и встречаются. Ай, Фрэйдл. Если Хирш прознает, всему конец.

— А вам не приходило в голову, миссис Танненбаум, что, может быть, этого Фрэйдл и добивается? Может, она сбежала, потому что не хочет замуж?

— Не говори глупости. Это не просто мальчик. Эта семья — machers из Бороу-Парк, элита. Я говорила, его отец — очень влиятельный раввин. Его мать — настоящая миллионерша. Ее братья владеют половиной Бруклина. Этот брак даст моим братьям связи с могущественной и влиятельной иешивой, а Фрэйдл станет обеспеченной женщиной. Мы не настолько богаты, чтобы она могла воротить нос от такой партии, — заявила миссис Танненбаум, еще раз потрепав Исаака по голове.

Удовлетворенно рыгнув, сын оторвался от моей груди, и миссис Танненбаум взяла его на руки. Я приготовилась услышать бурный вопль негодования, но Исааку, кажется, понравилось лежать, уткнувшись ей в плечо. Она мягко похлопала его по спинке, помогая избавиться от газов.

— У вас есть дети? — спросила я.

— Нет. Нас с мистером Танненбаумом минуло благословение. Но дети моего брата мне как родные, — сказала она с легкой печалью, растирая спинку малыша. Затем мягко поцеловала его в щечку, и он довольно хихикнул.

— Вы ему понравились. Он редко ведет себя с незнакомыми людьми так открыто.

— С какими это незнакомыми людьми? Он меня знает. Он был в моем магазине. Мы с тобой друзья, да, Изечка? Мы с тобой старые друзья.

— Миссис Танненбаум, даже не знаю, как вам помочь. Да, я видела Фрэйдл, но понятия не имею, где она может быть.

— Я знаю. Просто поговори с моей золовкой. Пусть она задаст тебе пару вопросов. Пусть убедится, что ничего не упустила.

— Ладно. Только хочу вас предупредить: если ваш брат снова начнет на меня кричать, я от него сбегу, как черт от ладана.

Она посмотрела на меня и одобрительно хмыкнула.

— Мне нравится. Как черт от ладана. Нужно будет запомнить. А ты иди, поговори с Симой. Я посижу здесь с ребенком.

Я оставила их ворковать и отправилась обратно на кухню. И снова, стоило мне войти, как все разговоры смолкли. Молодая женщина в коричневом платке под Гуччи, на котором красовался известный логотип, написанный наоборот, поспешно встала из-за стола, уступая мне стул. Я села. Передо мной тут же появилась чашка чая и блюдечко с печеньем, а рядом опустилась мать Фрэйдл, Сима.

— Как ваш ребенок? — начала она.

— Отлично. И просто без ума от миссис Танненбаум.