Анастасия Валеева - На крючке
– Вы что-нибудь можете сказать о Галкиной?
Чувствуя в Руденко если и не противника, то натуру, во всем противоположную ему, Браницкий нахохлился, заложил ногу на ногу и, сделав неприступный вид, закурил.
– Да, могу. Женя была приятной девушкой.
– То есть? – потребовал уточнений Руденко, распознав в Браницком женственно-нездоровую натуру творческого работника.
Для него, милиционера, любая богема, богатая, нищая, творческая или играющая в творчество, была подозрительна, паразитарна, враждебна интересам трудового класса. Лейтенант не догадывался, что подобный взгляд на вещи он унаследовал от бывшего строя. В силу присущей ему наивности и простоты он полностью отождествлял себя с таким подходом, не удосуживаясь сделать критический разбор своим суждениям.
– Отзывчивая, душевно щедрая, хотя и вспыльчивая. Но это в ней говорила ее гордая натура, она не терпела неуважения со стороны пусть даже любимого человека! – торжественно изрек Браницкий.
Здесь Руденко продемонстрировал свою толстокожесть. Он тупо воззрился на Льва Сигизмундовича, ни одним мускулом не выдавая впечатления от услышанного панегирика и таким образом пробудив в Браницком наряду с досадой сладострастно-горькое чувство своей отъединенности от подобных грубых натур. Ибо такое высокое одиночество и приятно, и тяжело, оно задевает тщеславные струны души человека, но в то же время уводит его все дальше от шумной канители жизни, делая ипохондриком и меланхоликом. И только воинственный дух несогласия с прозой бытия, которой подчиняются низкие сердца, заставляет иных предпочесть гордой самоизоляции свободный поединок с пошлыми людишками. Вот о чем думал Браницкий, вертя в воздухе носком своей бежевой туфли.
– Вы хотите сказать, что у нее были конфликты с ее другом?
– Это неизбежно, – философским тоном заявил Браницкий. – Он не стоил ее.
– Ну уж это как сказать, – ожила Елизавета Петровна, – они были прекрасной парой.
У нее на глаза навернулись слезы.
– Ха-ха, – манерно рассмеялся Браницкий, – вы близоруки, Елизавета Петровна. Извините, что говорю вам это. Вы не видели внутренних баталий, так сказать. За фасадом счастливого союза вы проглядели трагедию душ, – высокопарно выразился он.
– Какую трагедию? – с пренебрежительным недоверием полюбопытствовал Руденко.
– А вот вы все время молчите, – сдержанно улыбнулся Браницкий Яне, явно симпатизируя ей. – Что вы на это скажете?
– Я не настолько хорошо знала девушку, чтобы судить, кто прав, – ответила Яна.
– Этот мафиози не мог дать Жене ничего хорошего, – скептически поджал губы Браницкий.
– Мафиози? – заинтересовался Руденко.
– Итальянский, – таинственно улыбнулся Лев Сигизмундович. – Он похож на итальянского мафиози, уверяю вас. Вы случайно не находили здесь его фото? – обратил он ироничный взгляд к лейтенанту.
– Не успел, мы же с вами вместе вошли, – буркнул Руденко, – К тому же тут, чувствую, полным-полно отпечатков. Фото подождет. Когда вы видели Галкину в последний раз?
Руденко приклеил ко Льву Сигизмундовичу наэлектризованный недоверием взгляд.
– Дня два назад видел, как она входила в подъезд. Наверное, у нее был выходной, – с беззаботно-манерным видом сказал Браницкий.
– Каков был характер ваших отношений? – в неожиданно резкой манере спросил Руденко.
– Соседский, ну, может быть, дружеский, – снисходительно улыбнулся Браницкий, – иногда мы вместе пили чай, перебрасывались парой-другой слов. Я, видите ли, литературный критик. Люблю поговорить на общие темы, а Женя кончила филфак, причем с хорошими оценками. У нас были темы для общения.
Браницкий кашлянул для солидности.
– Поня-атно, – мрачно процедил Руденко, словно тот факт, что у Галкиной и Браницкого находились общие темы для разговора, в чем-то изобличали последнего. – И она делилась с вами своими проблемами?
– Да, представьте себе. Она говорила об охлаждении со стороны своего кавалера, Антона. Она переживала.
– И когда началось это охлаждение? – не отрывал от него напряженного взгляда Руденко.
– Да что-то около месяца назад, – трагически вздохнул Браницкий. – По крайней мере она в первый раз призналась мне в этом.
– Она не говорила, чем это было вызвано?
– Нет, она сама не знала, – грустно улыбнулся Браницкий. – Такое бывает в любви. Если вы хотите услышать мое мнение, то я думаю, что это не что иное, как сдергивание маски. Этот мафиози просто использовал ее. Понятное дело, она ему надоела. Прискучила.
– Она вам не говорила, где он работает?
– Да нигде – ведет праздный образ жизни, – презрительно хмыкнул Браницкий. – Нет, я понимаю, когда поэт, художник, натура творческая ищет применения своим силам и не находит в нашей пошлой действительности, но этот… – он сделал кислую мину, – просто ничего не делает и все. Папа у него – шишка, держатель казино. В этом казино и работала Женя.
– Интересно! – встрепенулся Руденко.
– Да, – нервно дрыгнул ногой Браницкий. – Этот тип – настоящий паразит. Беда Жени состояла в том, что она слишком доверяла ему, в том, что она вообще видела в людях только хорошее. И была обманута! – с артистическим надрывом завершил он.
– Как вы думаете, что могли искать у Жени? – вмешалась Яна и тут же поймала на себе неодобрительный взгляд Руденко, как бы говоривший: кто тут хозяин положения?
– А кто его знает? – передернул плечами Браницкий. – Ума не приложу.
– Так, – заговорил лейтенант менторским тоном, явно стараясь привлечь к себе внимание присутствующих, – искали какой-то небольшой предмет, размером… размером… – он огляделся по сторонам, ища подходящее сравнение, – с пачку сигарет, – утвердительно произнес он. – И, прошу обратить внимание, – он показал на шкатулку с драгоценностями, которая лежала у всех на виду, – преступника или преступников не интересовали деньги, во всяком случае, их эквивалент.
«Господи, – вздохнула про себя Милославская, – это ж надо, какими словами разбрасывается!»
Руденко заметил ее реакцию, но истолковал ее как похвалу и удовлетворенно усмехнулся в усы.
– Далее, – продолжил он свои сентенции, окрыленный успехом, – чтобы обыскать все эти помещения и перевернуть здесь все вверх дном, нужно определенное количество времени. Полагаю, преступники пробыли здесь как минимум час, а может, и больше. Самойлов, – он взглянул на сержанта, который со скучающим видом глядел в окно, – чего сидеть? Работать нужно. Бери бумагу, пиши протокол осмотра места происшествия. Сегодня как никак праздник, нужно домой попасть к вечеру, а не ночью. Сейчас приедут криминалисты, а у нас здесь конь не валялся!
– Сейчас, сделаем, – Самойлов поднялся и поплелся на кухню.
– Вам придется немного подождать, – Руденко с важным видом зыркнул на соседей, – будете подписывать протокол.
– Семен Семенович, – Яна поднялась со своего места, – я пока посмотрю спальню, хорошо?
Руденко чуть помолчал, удивленно всматриваясь в глаза Милославской, словно старался высосать из них ответ на вопрос: чего ей понадобилось в спальне? Не найдя ответа и серьезных оснований для отказа, кивнул.
– Только смотри там, руками…
– Я осторожно, – улыбнулась Яна.
Ей действительно пришлось идти очень внимательно, чтобы не наступить на разбросанные по квартире вещи. Руками она тоже ничего не задевала, пока не вошла в спальню. Большая двуспальная кровать, втиснутая между двумя тумбочками, больше походила на поле битвы. Видимо, искали что-то такое, что можно было спрятать между пружинами матраца или в другом тайном месте. Не похоже было, что те, кто здесь устроили этот бедлам, нашли то, зачем приходили. Такой вывод Яна сделала из того, что во всей квартире не осталось ни одного не тронутого кусочка, ни одной вещи, не сдвинутой со своего места. Значит, это что-то все еще здесь? Она пока не стала искать ответа на этот вопрос, оставив его на потом. Ей захотелось представить себе картину произошедшего.
Судя по тому, что убили Женю Галкину первым подвернувшимся под руку предметом, а именно – сковородой, – можно было предположить, что она появилась перед преступником неожиданно. Но почему, увидев беспорядок в прихожей, она не вызвала сразу милицию, а вошла в квартиру и конкретно – на кухню? Милославская находила этому по крайней мере два объяснения: либо она все время, пока длился обыск, находилась дома, что не слишком-то логично, потому как на теле, насколько заметила это Яна, не было следов пыток или побоев, либо, что более вероятно, она просто подумала, что в квартире уже никого нет. И притаившийся грабитель ударил ее сковородой, когда она вошла на кухню. Эта версия нравилась Милославской гораздо больше и, не придумав пока ничего другого, она на ней и остановилась.
Из гостиной доносились голоса понятых, которые перекрывал сильный баритон Руденко, а затем присоединились и другие голоса, какие-то отстраненно-профессиональные. «Наверно, криминалисты прибыли», – решила Милославская, опускаясь на маленький пуфик, стоявший рядом с кроватью. Конечно, было бы интересно послушать, что скажут эксперты, но Яна почему-то решила задержаться в спальне, как-будто именно тут была спрятана разгадка гибели Жени Галкиной. Она положила руку на кровать, зная, что на материи отпечатки пальцев не остаются, и провела ладонью туда-сюда, ощущая шелковистость матраса. Как-то сама собой у нее появилась мысль, что можно поработать с картами.
