Элла Никольская - Мелодия для сопрано и баритона (Русский десант на Майорку - 1)

А потом, помню, когда уже кофе принесли, - от вина моя спутница напрочь отказалась, так и простоял перед ней бокал сухого, даже не пригубила из вежливости, - так вот, за кофе к нам подошел, наигрывая на гитаре, музыкант из оркестра. Что его именно к нам привело, - не знаю. Постоял возле нас, потренькал, потом наклонился к моей соседке, спел, негромко, как бы для неё одной. Все вокруг на нас уставились - что-то чересчур развязное мне почудилось в этом мелком событии, я протянул малому пятерку: надо было как-то от него избавиться.

Зина, которая сначала вся сжалась от такого неуместного внимания, как только он отошел, неожиданно улыбнулась и залпом выпила вино. Но тут же заявила, что ей пора домой.

Словом, не удался вечер, и я о нем быстро забыл, да так бы наверно, и не вспомнил, если бы недели через три не свалил меня грипп. И тут вдруг звонок в дверь, является в качестве страхделегата Зина - с дежурными апельсинами, с предложением сбегать в магазин, в аптеку, а заодно и обед приготовить.

От услуг её я отказался, но визит меня, признаюсь, заинтриговал. Явилась будто другая девушка. Подкрашена, причесана - гладкие светлые волосы обрамляют лицо как шлем, и глаза такие синие. Вовсе она не альбинос, как мне в прошлый раз показалось. Прехорошенькая блондинка. И явно мною интересуется, хотя краснеет по-прежнему мучительно и слова выдавливает с трудом. Но старается.

Я, естественно, отнес все это за счет собственной неотразимости. Сорокадвухлетний кандидат наук, недурной собой, холостой и с положением вполне может казаться привлекательным даже очень молодой женщине, а насчет моих достоинств у неё вполне было время разузнать.

Как вы понимаете, я особо не обольщался, заводить роман с машинисткой в мои планы не входило, так что, раскусив, как мне показалось, своего страхделегата, я почувствовал себя в полной безопасности. И даже, когда вечерком заглянула ко мне та моя давняя приятельница, рассказал ей про этот казенный визит, а она, как и следовало ожидать, посмеялась вместе со мной, но посоветовала быть осторожнее: эти молодые девушки - они, знаешь, как бульдоги, потом челюсти не разожмешь.

Ну, ей виднее. А Зина и впрямь зачастила. И я вскоре стал испытывать удовольствие в её обществе. Не то, чтобы она оказалась занятной собеседницей - куда там! Но умела как-то развязать мне язык, я при ней начал чувствовать себя не просто интересным и значительным человеком, а очень интересным и очень значительным. Почти каждый становится красноречив, если его слушают, разинув рот.

Спросила она меня как-то и о фамильном портрете. Долго разглядывала, а потом спросила. Я подробнейшим образом изложил всю историю, в том числе и о том рассказал, как женился, и как после смерти жены в архивах рылся. Она расспрашивала, будто приключенческую повесть слушала, сочувствовала сердечно. Я и сам тогда представлялся себе достойным сочувствия, хотя к тому времени все уже отболело, отгорело, отошло, и был я благополучен и отнюдь не одинок, а трогательную историю рассказывал как хорошо заученный урок. Норовил все же заинтриговать девочку, хотя и не помышлял о новом браке.

А все ж женился. К тому времени я все о себе рассказал, да и о ней вроде все знал. Детдом, школа-десятилетка, последние классы - в вечерней школе. Болела часто, врачи сказали, что среднеазиатский климат ей не подходит, лучше уехать. Здесь квартирная хозяйка - старуха, родственница каких-то знакомых - прописала её временно при условии, что она найдет себе работу. Вот она и устроилась по первому же прочитанному объявлению. Живет у этой старухи, платит половину своей зарплаты. К хозяйке часто приходят гости - такие же древние, играют в преферанс. А комнаты смежные, она - в проходной. И вечерами часто уходит из дому, но пойти некуда, я единственный знакомый во всей Москве... И как-то однажды она осталась у меня. А месяца через полтора сообщила, что ждет ребенка.

История - банальнее некуда. Но на это и ловятся стареющие холостяки (впрочем, не только холостяки). Синие глаза, собственное красноречие, умело подогреваемое, перспектива обрести наследника. Не похожа была Зиночка на хищницу, видит Бог. Тоненькая такая, грустная, нетребовательная. А кто похож? Золушка бьет на жалость и получает все.

Эта последняя глубокая мысль принадлежит уже Конькову. Он выслушал мой рассказ, не перебивая, а когда я закончил, помянул Золушку и задал один за другим кучу вопросов:

- Еще что-нибудь случилось такое, из ряда вон? Ну как с этим музыкантом? Как он, кстати, выглядел? Потом нигде тебе не попадался? Может, встречался где-нибудь?

Надо же, кем заинтересовался! А он дальше со своими вопросами:

- Зина не захотела портрет снять? Ревность, мол, или ещё что? Давай, дескать, его перевесим...

И ещё о чем-то спрашивал, к делу также не относящемся. Насторожился, когда припомнил я, как Зину, когда она была беременна, перед самыми родами женщина незнакомая напугала. Мы пошли в ГУМ, там я задержался у какой-то витрины и только издали увидел, что женщина - с виду провинциалка, скорее всего, но не цыганка - вцепилась в Зину, твердит что-то настойчиво, глядя ей в лицо, а Зина отворачивается, выкручивает руку, пытаясь освободиться. Вырвалась, наконец, я перехватил её, когда она побежала:

- Постой, детка, куда ты? Успокойся. Что она от тебя хочет, эта тетка?

- Не знаю. Пойдем, пойдем отсюда, - Зина задыхалась, я вывел её на улицу. Женщина осталась в магазине, крикнула нам вслед что-то невразумительное. Какое-то слово. Лица её я не запомнил.

- Психов в Москве развелось до черта, - прокомментировал мой рассказ Коньков, - Что все же она крикнула - не вспомнишь?

- Вроде имя какое-то. А может, и не имя...

ГЛАВА 2. ПУТЕШЕСТВИЕ В ОБЩЕСТВЕ СУПЕРСЫЩИКА

Почему я отправился в Казахстан не самолетом, а поездом? Почему уехал тайком, никому не сказавшись? Как вообще решился на столь рискованное, безнадежное, незаконное даже дело, как частный сыск? Было время поискать ответы на эти вопросы и на множество других - ехать предстояло несколько суток.

Сначала, надо сказать, путешествие показалось даже приятным. Вагон СВ - мягкие диваны, чистое белье, зеркала. Прежде такие вагоны назывались международными - в любезном отечестве все лучшее предоставляется гостям. И проводники вежливые, школенные - тоже как бы для иностранцев. Не успели отъехать, как в дверях возник восточный юноша со сладкими оленьими глазами, весь в белых одеждах и осведомился, не угодно ли нам заказать плов, шашлык, бешбармак прямо в купе.

- Сервис - Европа - А, - высокомерно заметил Коньков, когда посланец вагона-ресторана удалился, - А ты все Прибалтика, Прибалтика...

Ехать поездом - это была его идея. Нужный нам городок по дороге, мол. Сошел с поезда - и на месте. А от ближайшего аэропорта добираться не менее суток, местный рейсовый автобус - да ты его просто не вынесешь, Фауст: толкотня, жарища, бабы и дети орут, куры кудахчут. Это если он ещё прибудет, этот автобус, если на хлопок его не мобилизуют. А то жди загорай. Выиграешь минуту - это он о самолете, - потеряешь неделю, не говоря о нервах.

Убедил. И жизнь как будто подтверждала его правоту. В поезде он был важен, исполнен чувства собственного достоинства и углублен в себя. Обложился старыми "Огоньками" и "Крокодилами", сидит себе, читает. И все бы ничего, если бы в соседнем купе не составилась партия в "козла". Через сутки остальные "козлы" благополучно сошли, а мой завалился на полку, в дупель пьяный, и захрапел. Изредка поднимался, уходил, вновь являлся и падал на жесткое ложе, угрюмый и неприступный. Денег у него при себе не было - проигрался, как уж он обходился - Бог весть. Пришлось терпеть косые взгляды проводника: а я-то, мол, с вами как с приличными людьми, можно сказать, как с иностранцами, и фамильярные, понимающие улыбки ресторанного юноши, а также мерзкий пейзаж за окном - раз в полчаса кинешь взгляд, а там все тот же облезлый верблюд на облезлых, верблюжьего цвета барханах.

Увесистый двухтомник "Порт-Артур", который я захватил из дому в надежде одолеть за дорогу, никак не читался, я часами листал с отвращением Митькины журналы и казнился мысленно: собирался ведь в милицию заявить, не сошелся же свет клином на одном начальнике. Это не шутка, если один человек выдает себя за другого, да ещё умершего. Митька же чертов и отговорил.

- Тебе это надо - начальнику моему подарочек преподносить? Ты ж его видел - он тебя по стенке размажет. За барышней нашей такой хвост может потянуться - глаза поперек. Уголовщина - самое малое. Ну конечно, если ты воспитывать её собираешься в духе коммунистических идеалов или там примерно наказать - тогда да, тогда беги к нам в отделение. Но ты же просто пацана своего хочешь заполучить - так я тебя понял? А она теперь у нас на крючке, есть чем припугнуть.

- Сначала пойди найди её, - меня одолевали сомнения, суперсыщик разводил их будто тину на водной глади:

- Да ведь у нас, считай, адресок есть, городишко-то маленький, все друг друга знают. Я отпуск за прошлый год не отгулял - готов на подвиг ради старой дружбы.