Светлана Алешина - Тихий ужас
Лариса насторожилась и посмотрела на режиссера. А может быть, это и есть… Виталий Мороженый? Ведь наверняка это псевдоним… Хотя по его виду совершенно не скажешь, что он способен снимать вещи, подобные тому, что она купила на лотке. Скорее это тип режиссера какой-нибудь мелодрамы или телесериала про «Мелочи жизни» и еще какой-нибудь ерунды кухонно-адюльтерного плана.
– А Михаил здесь не живет, – продолжил режиссер. – Он в Москве сейчас, а квартиру мы эту снимаем. Надо же где-то работать…
Он еще раз улыбнулся. Лариса наконец полностью отошла от шока и вспомнила, зачем сюда явилась.
– А его родители? – спросила она.
– Сожалею, но ничем помочь вам не могу. Просто не знаю. Все переговоры насчет квартиры я вел с Михаилом и его маму с папой просто никогда не видел, – любезно поведал режиссер.
– Михаил здесь скоро появится?
– Боюсь, что не очень, – деланно-озабоченно ответил Сергей Николаевич. – Он постоянно в столице живет, а за квартиру он получил предоплату за три месяца, что ему здесь делать?
– Тогда прошу прощения, – Лариса встала и, поправив плащ, направилась к выходу.
– Это вы нас простите, – возразил Сергей Николаевич. – Все-таки не каждый день попадаешь в такие ситуации, как вы сегодня.
– Это точно, – Лариса даже позволила себе улыбнуться в ответ. – Творческих вам… успехов!
– Спасибо, – режиссер просто-таки расплылся в улыбке, закрывая за Ларисой дверь.
И очень резким контрастом прозвучали его же слова, обращенные, по всей видимости, к опоздавшей девушке. Их Лариса расслышала сквозь дверь, когда ждала лифт.
– Какого х… ты опаздываешь, кошелка, твою маму! Сколько можно говорить о дисциплине! Выгоню на х…, пойдешь опять на панель, с-сука!
Лариса вздохнула. Какое же обманчивое впечатление иногда может производить личность! Вроде приличный человек, а так обращается со своими подчиненными!
Но, вспомнив о том, что писали о деспотичности на съемочной площадке Джеймса Камерона, режиссера «Титаника», она решила, что это, видимо, профессиональное, и слова, которые она услышала, можно квалифицировать лишь как особые русские пряности к общемировому стандартному портрету тех людей, которые, собственно, и являются ведущими в кинопроизводстве.
Вернувшись домой, она стала думать о том, что же ей делать дальше. Михаила и его родителей как бы и след простыл. Но, в конце концов, можно сделать запрос в адресный стол на Дмитрия Шумилина!
И она второй раз за день посетила адресный стол. Поскольку отчества она не знала и год рождения поставила приблизительный, ждать ей пришлось дольше. И ответ был весьма неутешительным – восемь лет назад Шумилин Дмитрий Васильевич выписался из квартиры, где Лариса только что была, и канул в неизвестность. По данным адресного стола, в городе этот человек в настоящее время прописан не был…
Лариса не сдавалась и, привезя из школы Настю, перелистала свою старую записную книжку. Она обзвонила нескольких своих одноклассников, потратив на это около двух часов, поскольку все были удивлены, и требовалось время на рассказы о себе, дежурные расспросы о них и вопросы о Шумилине и его родителях.
Ларисе повезло: Ваня Кошечкин, который, оказывается, теперь стал кандидатом медицинских наук и работал в лаборатории противочумного института «Микроб», почему-то не удивился ее звонку, как будто они расстались вчера после уроков, и, флегматично порывшись в своей памяти, вспомнил, что он встречал Мишу Шумилина два года назад и что он собирался переезжать в Москву и заниматься каким-то бизнесом типа поставок аудиопродукции. Кроме того, он вспомнил, как зовут маму Шумилина.
И Лариса в третий раз за тот понедельник отправилась в адресный стол. Пожилая еврейка с подкрашенной сединой и усиками посмотрела на нее подозрительным, почти энкавэдэшным взглядом.
Однако Лариса с непроницаемым выражением лица сунула через окно заявку, в которой просила выдать ей адрес Шумилиной Антонины Степановны. Невозмутимо ответив на вопросы, она присела и стала ждать.
Ларисе пришлось в этот день подвергнуть свой автомобиль «Вольво» серьезным испытаниям. Мама ее одноклассника проживала в удаленном от центра районе, называемом «Молочкой» вследствие его близости к молочному комбинату, в частном секторе, куда по причине общей непрестижности района асфальтовой дорогу можно было назвать лишь с очень большой натяжкой.
Кроме того, ей пришлось преодолеть заслон в виде злой собаки и расспросов через калитку. Благодаря тому что страж двора громко лаял, диалог отличался повышенным уровнем непонимания с обеих сторон. С той стороны он усугублялся еще и возрастом, и свойственной ему бестолковостью.
Наконец калитка отворилась и перед Ларисой предстала женщина очень крупных телесных форм. Ее взгляд излучал непонятную подозрительность и недоброжелательность. На ней был домашний халат, мягко выражаясь, далеко не первой свежести.
– Антонина Степановна? – спросила как можно вежливее Лариса.
– Да… – недоуменно ответила дама в грязном халате, напряженно переваривая все вероятные причины появления у ее калитки женщины в дорогом плаще и с безукоризненно наложенной косметикой. – Да замолчи ты! Надоел!
Последние слова были адресованы дворняге, которую при очень доброжелательном отношении к собакам вообще можно было назвать овчаркой.
– Я разыскиваю вашего сына, Михаила, я его одноклассница, Лариса…
– Он здесь не живет, – быстро отреагировала Антонина Степановна. – Какая одноклассница?
Она нахмурилась, туго соображая, что ее сын никак не может сейчас учиться в школе и по этой причине никаких одноклассниц у него в принципе быть не может.
– Я знаю… Я хочу узнать, как его можно найти в Москве.
И, видя по ту сторону полное недоумение, продолжила атаку:
– И еще у меня к вам дело, касающееся вашего мужа, Дмитрия Васильевича…
– Какой он мне муж?! – резко возразила женщина. – Вам кого надо-то?
– Мне нужен прежде всего Миша. Но у меня есть информация насчет вашего мужа, – Лариса начинала терять терпение.
– Кто там? – послышался голос из глубины двора.
На улице появился тощий мужик в телогрейке с «Астрой» в зубах.
– Иди, иди! – прикрикнула на него матрона. – Это не к нам…
– А чего тогда разговариваешь, если не к нам? Закрой калитку, и все!
– Я Лариса Лаврентьева, я училась в одном классе с вашим Мишей, – очень громко и четко сказала Лариса. – Я узнала кое-что о судьбе его отца и очень хочу его видеть.
– Отца? – раздраженно спросила Антонина Степановна и вдруг взорвалась. – Какой он отец?! По пьянке накуролесил, по пьянке сел!
– Когда он сел?
– Когда-когда?! Восемь лет назад!
– И вы ничего о нем не слышали?
– Не слышала и слышать не хочу! – заорала женщина. – А вы откуда?
Взгляд ее снова стал подозрительным, и она схватилась руками за калитку, собираясь ее захлопнуть.
– У вас видеомагнитофон есть? – неожиданно спросила Лариса, решая переменить тему и одновременно сознавая всю нелепость прозвучавшего вопроса.
– Не-ет, – протянула ошарашенная Антонина Степановна.
– Как же нет? Есть! – ответил из-за ее спины тощий. – Мишка же как квартиру сдал, так все свое барахло перевез.
Он высунул свою голову через плечо матроны и уставился на Ларису бесцветными глазами.
– А вы к кому вообще? – счел он нужным тоже подключиться к расспросам.
– Короче, – Лариса окончательно была выведена из себя старшим поколением с низким образовательным уровнем, – вот кассета, на которой, возможно, изображен ваш, как я теперь понимаю, бывший муж. Мне надо, чтобы вы определили – он это или не он. И если такая возможность есть, то разрешите пройти, и мы вместе посмотрим кассету.
– Да проходите, конечно, – вдруг стал доброжелательным «грязный халат». – Только у нас не прибрано…
– Ничего, – со вздохом успокоила ее Лариса.
Ее провели через захламленную холодную прихожую и массивную деревянную дверь внутрь дома. В одной из четырех малюсеньких комнат и располагалась аппаратура и мебель Михаила. Она резко контрастировала с тем, что находилось в остальных комнатах, – трехстворчатый шкаф сталинской эпохи и грубый стол из неполированного дерева разбавлял лишь современный цветной телевизор, да и то у Ларисы возникли подозрения, что он взят из комнаты Михаила.
Конец ознакомительного фрагмента.
