Александра Авророва - Шутка с ядом пополам

— И правильно!

— А Владимир Дмитриевич полагает, я трачу впустую время и силы. Правда, теперь он перестал вести общий поток, а занимается только с теми, кто выбрал его специализацию, так что его подход себя оправдывает. А я читаю лекции на младших курсах, и мой подход тоже себя оправдывает. В конце концов, именно я обнаружила и прислала ему и Андрея, и Женю! Кстати, Володя очень мне за них обоих благодарен. Вот они, видишь?

Марина указала на фотографию. Неопознанными там оставались два совсем молоденьких парня, лет по восемнадцать. Один — вылитый Леонард Ди Каприо, обаятельный и голубоглазый. Второй менее симпатичный, слишком уж чернявый да носатый.

— Вот этот красавчик — Андрей или Женя? Он и в жизни такой обаяшка?

— В жизни он гораздо обаятельней. Это Андрей Петренко. Сейчас он — лучший Бекетовский аспирант, а на первом и втором курсах учился у меня. Ему двадцать пять.

— Серьезно? Я бы дала меньше.

— Да, у него такой имидж — милого бесхитростного подростка. На самом деле он отнюдь не бесхитростен. Непростой, очень непростой мальчик. Я в свое время с ним намучилась, — и Марина улыбнулась так радостно, словно повествовала о самых светлых мгновениях жизни. — Способности есть, а заниматься не хочет. Надеется, стоит глянуть на преподавательницу невинными голубыми глазками — и получишь пятерку даром. Потом, правда, понял, что у такого монстра, как я, даром ничего не получишь. Вынужден был начать серьезно учиться — и увлекся. Ну, а уж как попал к Бекетову, тут проявил себя с самой лучшей стороны. Кстати, только что отучился год в США, там защитился, а теперь будет защищаться у нас. А ведь, если б не Бекетов, наверняка уже давно жил бы в Штатах и работал программистом, а замечательные научные способности пропали бы даром. Он на первом курсе явно был настроен на нечто подобное.

— Удивительно, что передумал, — с уважением констатировала Вика.

— А это Женя Гуревич, — Марина указала на оставшегося парня и почти с восторгом добавила: — Характер — не приведи господь. Заканчивает первый курс, а гонору на десять академиков. Я его до сих пор вынуждена иногда демонстративно проворачивать через мясорубку. Я этого не люблю, но ему полезно.

— В каком смысле — проворачивать через мясорубку?

— А делать из него котлету. Понимаешь, у него ситуация противоположна Андрюшиной. Андрюша ладит с людьми слишком хорошо, а Женька слишком плохо. Андрюша пытался схалтурить по лени, а Женька по самоуверенности. Ему кажется, он может спокойно пропустить все основы и сразу приступить к великим открытиям. Да, с его способностями он действительно может пронестись по основам галопом, но совсем без них обойтись нереально. А ему мнится, общий курс физики он еще в своей физ-мат школе изучил вдоль и поперек, пусть дураки тратят на него время, а он и так умнее всех. И вот вызываешь этого юного гения к доске и даешь ему простенькую на вид задачу — но требующую знания определенных методик. Он тыркается туда-сюда — все без толку. А группа смотрит, хихикает — при его самолюбии это нож острый. Потом вызываешь к доске крепкого середнячка, который зато дал себе труд сделать домашнее задание, и этот середнячок спокойно все решает. Тут уж бедный Женька просто кипит от ярости: какой-то идиот справился, а я нет? И на некоторое время до него доходит, что фундаментальная методическая подготовка тоже необходима. Да, стандартные методы и воззрения можно в определенной ситуации отвергнуть — но для этого как минимум их надо знать. Месяцок он учится, как надо — а потом характер снова берет свое. К сожалению, у Женьки довольно плохие взаимоотношения с группой. С ним умеет ладить одна Кристинка, но она отчислилась, и теперь он остался в полной изоляции.

— У них с Кристинкой был роман? — неожиданно вмешался Талызин.

— Ну… до романа дело, мне кажется, не дошло. Хотя точно не знаю. Но не в этом дело! Володя говорил мне, что Женька — самый талантливый ученик, какой у него когда-либо был. А учтите, он всего-навсего первокурсник! Володя был просто счастлив, когда я их свела. Они последние месяцы очень интенсивно работали.

Марина неожиданно осеклась, глянула на фотографию и упавшим голосом сообщила:

— Все. Больше никого нет.

— Вы прекрасно всех описали, Мариночка, — поощрительно кивнул Игорь Витальевич. — А теперь — все-таки об угрозе самоубийства. При чем здесь Кристина?

Его собеседница опустила голову, и недавняя сцена, как наяву, встала у нее перед глазами.

День рождения Бекетова давался Марине тяжело. Встреча со старыми знакомыми, особенно с Лидией Петровной, больно разбередила душу. Хотелось хоть ненадолго остаться одной. Поэтому Марина тихонько отошла за перегородку, разделяющую помещение кафедры надвое, распахнула окно, села на стул и задумалась. Трудно судить, сколько она так просидела, когда чья-то рука легла ей на плечо. Впрочем, что значит — чья-то? Это мог сделать лишь один человек.

— И вы здесь, Владимир Дмитриевич? В той половине очень душно. Жаркая погода для мая.

— Итак, мы теперь на «вы» и беседуем о погоде? — улыбнулся Бекетов. — Мы ж сейчас не при студентах, Мариша, этикет ни к чему. Я понимаю, зачем ты сюда удрала. Не хочешь вспоминать прошлое?

— А кому охота бессмысленно бередить себе душу? — откровенно высказалась Марина. — Тебе развлечение, а для остальных — игра на нервах.

— А кто мешает вам всем тоже развлекаться? Не волнуйся, Мариша. Скандала не будет, я этого тоже не люблю. У девочек есть сейчас заботы поважнее.

— Убеждать тебя, что твой интеллект ничуть не пострадал к пятидесяти годам? — съязвила Марина. — Что альтернатива — смириться с деградацией или уйти из жизни — относится к кому угодно, только не к тебе, любимому?

— Так и знал, — с глубоким удовлетворением констатировал Владимир Дмитриевич, — что ты — самая рассудочная и бесчувственная из женщин. Ты ехидничаешь, зато остальные, — он хмыкнул, — каждая из них повторила то же самое на полном серьезе. Почти дословно! Потом Танечка схватила пробирку, дабы выкинуть ее от греха подальше в окно, а милая Лида добавила, что она лично не ощущает утраты интеллекта, наоборот, с каждым годом становится все умнее. Вот как ведут себя истинные женщины — учись, пока не поздно!

— Не будешь же ты утверждать, что произносил этот тост на полном серьезе?

— А, все-таки немного волнуешься? Я рад. Можешь быть спокойна, Мариша. Я собираюсь дожить до девяноста, причем в здравом уме и твердой памяти.

Марина, и впрямь до того слегка волновавшаяся, моментально разозлилась.

— То есть ты бросаешься подобными заявлениями, чтобы мы все не ссорились между собой, а дружно утешали тебя? А ты подумал, что та же Кристинка по молодости примет это по-настоящему близко к сердцу?

— А мне и нужно, — задумчиво произнес Бекетов, — чтобы она приняла это близко к сердцу. Надеюсь, это заставит ее действовать.

— Неужели есть что-то, на что она для тебя еще не готова? — иронически спросила Марина.

— Она слишком романтическая девочка, а моя Анюта слишком привыкла подавлять самолюбие. Боюсь, даже если я заведу гарем, она не сочтет это достойным поводом для того, чтобы меня бросить.

— А тебе этого хочется?

— Если честно, я от нее устал, и чем дальше, тем больше. Мужчина берет женщину в дом, чтобы она освободила ему время для творчества, а не становилась помехой. Конечно, у нас сын… Так возьми Сережку Некипелова — он и после развода прекрасно общается со своим сыном.

— А дочь в расчет не принимаешь?

— Дочерей должны воспитывать матери.

Марина, из последних сил стараясь не терять спокойствия, холодно осведомилась:

— Значит, решил выгнать Аню ради Кристинки?

— Обижаешь, Мариша! — весело возмутился Бекетов. — Я ни разу не выгонял женщину из своего дома, а в моем возрасте поздно менять привычки. Предпочитаю, чтобы дамы уходили сами.

— Не вижу связи…

— Очень просто. Кристинка вбила себе в голову, что должна проявить благородство и не разрушать семью. Ей, понимаешь ли, достаточно моей любви, проза жизни пусть достается Ане. При подобном поведении Аня может делать вид, что не воспринимает наши отношения всерьез. А теперь Кристинка в ужасе: я, оказывается, считаю себя стариком и размышляю о смерти. Почему? Да потому, что живу с постылой старухой. Юные особы, они склонны судить весьма категорично. Значит, надо срочно меня спасать. Пускай попортит Ане нервы, это обеим пойдет на пользу.

— Все равно не понимаю, — упрямо сообщила Марина. — Почему бы тебе прямо не объяснить Кристинке, чего от нее хочешь? — То есть сказать ей: «Детка, я не люблю склок, поэтому обязанность довести Анюту до нужной кондиции возьмешь на себя ты»?

— Жаль лишать девочку иллюзий. К тому же она много о себе возомнит, а мне это ни к чему.

— В любом случае подобные опыты лучше проводить наедине, а не публично.