Наталья Андреева - Шутка
«И почему они здесь все такие мрачные? — подумала Людочка. А потом спохватилась: — Должно быть, это ужасно — жить в такой дыре!» Другая сотрудница, посаженная за кассу, все время вскакивала и ходила то за чайником, то в подсобку, то к телефону, который не звонил. Девушка была одета вызывающе, во что-то обтягивающее, и имела великолепную фигуру. Видно, хотела, чтобы об этом знали все. Но, кроме Людочки, смотреть на нее было некому.
«Мне-то это зачем? — подумала Людочка. — Ее фигура?»
— Готово, — услышала она. — Сушите.
Сидеть под горячим феном было приятно. Но потом, взглянув в зеркало, Людочка чуть не взвыла от досады. На нее смотрела какая-то чужая, взрослая женщина, с очень короткими и жидкими волосами, к тому же явно передержанными в перекиси.
— Да что ж это такое?! — возмутилась она.
— А вы что хотели за такие деньги?
— Какие деньги? — Людочка взглянула в протянутый прейскурант. Цены действительно смешные. Но и прическа тоже.
— Черт бы побрал вашу дыру со всеми парикмахерскими и прочей дрянью! — взвизгнула она.
— Подумаешь, — фыркнула кассирша и бережно погладила обеими руками свои великолепные шелковые ноги. — Сразу видно: из Москвы.
— Да отчего это видно-то? — возмутилась Людочка.
— По лицу. Вы, москвичи, вечно всем недовольны.
— Это вы всем недовольны, — швырнула она несколько купюр на стол. — Сдачи не надо.
Вслед ей раздалось тихое хихиканье.
Уже в вагоне Людочка обнаружила, что у нее нет ни зубной щетки, ни мыла, ни какой-нибудь еды. Надо же! Оказывается, всю жизнь кто-то о ней заботился, а теперь вдруг никого не оказалось рядом. И что делать? Поезд едва тащился, останавливаясь у каждого столба, а место у нее оказалось на верхней полке. Раньше Людочка не представляла себе, что в мире существуют плацкартные вагоны, что еда и напитки в стоимость билета не входят и что до Москвы можно ехать больше двух суток, терпя при этом массу неудобств. Даже из другого полушария Людочка добиралась до родного города быстрее, причем с комфортом и без всяких проблем.
«Ну, Тимка, я тебе это припомню!» — подумала она, забираясь на свою полку. Внизу расположилось шумное семейство, завалив весь стол свертками с едой. Пахло так вкусно, что в Людочкином животе раздалось глухое урчание. Она изо всех сил прижимала к животу подушку, но его стоны невозможно было заглушить. Наконец толстый мужик, переодевшийся в грязном туалете в тренировочные штаны с белыми полосками по бокам, согнутым пальцем постучал в верхнюю полку:
— Эй, попутчица! Закусить не хочешь?
— Спасибо, я не хочу.
— Чего ломаешься-то? Странная ты деваха: без вещей, без кавалера. Студентка, что ли? Слезай, накормим.
— А вагон-ресторан здесь есть? — свесилась со своей полки Людочка.
— Тю! Денег, что ли, куры не клюют?
— Не-а. В туалет охота всю дорогу бегать, — подмигнула мужику такая же рыхлая, вальяжная жена. Мужик называл ее Анькой.
И Людочка нехотя слезла.
— Как звать? — спросил мужик, отрезая огромный кусок хлеба.
— Люд… мила, — попыталась она сохранить дистанцию.
— Люся, значит? Ну давай, Люся, рубай.
Никогда прежде она не позволила бы себе хватать еду руками, жадно проглатывая куски. Но отсутствие горячей воды и нелепая стрижка и грязь, которая, казалось, налипала отовсюду, сделали свое дело. Она больше не была Людочкой. Люся. Непонятное существо, с прической точь-в-точь как у приходящей по утрам убирать ее офис уборщицы. И ела торопливо, облизывая пальцы.
— Я вас тоже чем-нибудь угощу, — пообещала она с набитым ртом.
— Угостишь. Вот пива понесут, и угостишь, — осклабился мужик.
Пива Людочка раньше никогда не пила. Не понимала его едкую горечь. Но когда мужик достал огромную воблину и стал чистить ее на газете, у девушки вдруг слюнки потекли. И Люся купила у проходившего по вагону официанта четыре бутылки пива. А потом вдруг неожиданно очень здорово опьянела и до самой ночи изливала душу попутчикам. О том, как любит своего замечательного мужа Тимку, как мудро и правильно руководит туристической фирмой и как хорошо жить на этом свете. Попутчица только головой качала:
— Во заливает! Прямо писательница! Фирма, вишь, у нее! Оно и видать. Хоть бы чемоданчик какой для приличия с собой прихватила.
— Давай, Люся, еще по пивку! — подталкивал в бок мужик.
— Так кончилось же!
— А я сгоняю. Одна нога здесь, другая тоже здесь, ха-ха! Эх, жизня! — И не к месту: — До чего народ довели!
Потом Люся лежала на верхней полке и слушала, до чего довели народ. И показалось вдруг, что она учила в школе какую-то неправильную географию. Существовал на свете неописанный еще материк, огромная часть суши, где люди выживали с трудом, переваливаясь через планку «сегодня — завтра» с минимальным запасом и постоянной угрозой однажды и вовсе не взять заветную высоту. На этом материке царила беспросветная нищета, и случайно выброшенная на его берег Люся не знала, как себя теперь вести.
На одной из магистралей этого материка, в плацкартном вагоне, стемнело, и попутчики уже не сдерживали себя. И все говорили об одном и том же: как тяжело живется и что надо сделать, чтобы не было еще хуже. Насчет «лучше» русский человек никогда и не заикался, цепляясь за то, что имел, всегда готовый и уступить чуть-чуть. И этим в итоге обрекал себя на беспросветное существование.
Какой-то дед, постукивая палочкой по своей полке и упорно называя олигархов аллигаторами, жаловался соседу:
— Энти аллигаторы весь колхоз у нас развалили… Таких, мать твою…
— Во-во, — поддакивал сосед. — Их бы всех посадить на нашу зарплату.
— Я хари-то ихние все наперечет знаю. Как морда во весь экран — знамо: аллигатор. Отъелися на наши народны деньги.
— Правильно, папаша, говоришь. На консервы бы пустить все это крокодилье племя.
— Собаки сдохнут, — оглушительно сморкался дед в огромный клетчатый платок.
«Папу Сальникова бы сюда, — думала Люся, прислушиваясь к чужому разговору. — Вот где ему надо общаться со своими избирателями. Одна ночь в плацкартном вагоне — и можно посыпать голову пеплом. От стыда».
Мужик на соседней полке вслух читал журнал с красивыми картинками. Люся сквозь дрему слышала, как он комментирует прочитанное:
— Во, Анька, слышь? На даче у известного певца собака съела птенца павлина. А? Называется «Происшествие на даче». Помнишь, прошлый год у нас Тарзан соседского петуха придушил? Так без петуха куры нестись не будут. А без павлина что? Они будто бы и петь не могут.
— И нехай,— отмахнулась Анька.
— Не, за каким хреном им павлин?
— А за каким хреном тебе водка?
— Ну ты сказала! От водки я, может, человеком себя чувствую.
— А они, може, ее только с павлином могут хлестать.
— Как это с павлином?
— Посмотрят, как он перед окошком разгуливает, — и хлоп стакан. Може, два.
— А без павлина?
— Без павлина, може, не лезет.
— Дура, — хрюкнул мужик.
— Алкаш, — беззлобно ответила его Анька.
И мужик снова согнутым пальцем стучал в верхнюю полку:
— Соседка! Эй, соседка, водки хочешь?
— Нет, — отмахивалась Люся.
— Что, студенты нынче водку не пьют? Эхма, вырождается народ! Что с державой-то будет? Бери нас теперь голыми руками.
— Ты, Люся, не слушай его, — изо всей силы толкала мужа в лоб вальяжная толстая Анька. — И-и-и, развезло, дурачина! А нам бы с тобой, Люська, чайку.
Но она уже дремала, сытая, с разливающимся из желудка по всему телу теплом, и в голове вертелся только этот проклятый павлин. В самом деле, что за беда: у кого-то на даче павлина съели?…
2Из поезда Люся вышла словно чумная. Грязная, уставшая, совершенно одуревшая от дороги, которой, казалось, не будет конца. Ее соседи по вагону покидали свой Богом забытый материк, подавленные величием столицы. Они переселялись на время на землю обетованную, но чувствовали себя там нежеланными гостями. Люся же просто вернулась домой, но была теперь совсем иной, не похожей на себя прежнюю. После этого путешествия ей стало совершенно ясно, что на свете есть и другая жизнь.
«Но я туда не хочу», — думала Люся, останавливая первое попавшееся такси на вокзале. Она торопилась в свою уютную квартирку: принять ванну и отоспаться в тишине, без храпа соседей и надоевшего стука вагонных колес, а потом про все забыть. Про свою глупую шутку, про парикмахерскую, про поезд. Забыть и оказаться наконец в Тимкиных объятиях!
Соседка, повстречавшаяся возле подъезда, оглядела ее подозрительно. Пробурчала что-то под нос и пошла прочь. Люся чуть не рассмеялась: ее не узнали! Бывает же такое! В самом деле, яркое мартовское солнце слепит глаза, пришлось надеть темные очки, дешевые, купленные в киоске прямо на вокзале, волосы выкрашены в нелепый цвет и коротко острижены. Какая она теперь Людочка Муратова? Неужели и Тимка не узнает?
