Э. Хартли - В день пятый
— Au contraire,[2] — мрачно усмехнулся его противник.
Шагнув вперед, он по широкой дуге взмахнул мечом в сторону лица Томаса.
Тот среагировал интуитивно, отпрянув назад и пытаясь отбить меч левой рукой, в то время как правой нанес неистовый тычок. Послышался отвратительный шлепок удара холодной стали меча по растопыренной ладони. Боль была такая острая и резкая, что Томас не сразу сообразил, что ему досталось не лезвием, а рукояткой. Паркс развернулся плечом вперед, уворачиваясь от атаки, одновременно выбросил правую руку, нанося Томасу сокрушительный удар в челюсть. Это была не перчатка, не тряпка, намотанная на кисть. Кулак оказался твердым и прочным, словно сталь. Он отправил Томаса на пол так, будто его лишили ног. Перед глазами у него сгустился мрак. Найт сознавал, что падает, но никак не мог это предотвратить.
Практически беззвучно Томас рухнул на ковер. Он не потерял сознания полностью, но на какое-то мгновение был настолько дезориентирован, что не мог пошевелиться. Найт лишь смутно почувствовал, как Паркс перешагнул через его распростертое тело, понял, что тот выбрался из окна на свободу задолго до того, как он, Томас, пришел в себя настолько, чтобы как-либо этому помешать.
Даже полностью очнувшись, Найт продолжал лежать на полу, осторожно ощупывая ушибленный при падении затылок, и лишь потом неуклюже уселся на корточки. В нескольких шагах от него застонал Джим.
— Все прошло замечательно, — пробормотал Томас.
— Черт побери, что это было?
— Меч.
— Меч? Какой еще меч? — удивился Джим. — Я не видел никакого меча.
— Наверное, тебе самому к этому времени уже можно было давать отсчет, — заметил Томас, усаживаясь на полу и откидываясь на стену.
— У тебя получилось не многим лучше, Тайсон,[3] — усмехнулся Джим. — Адский пламень, чем он меня ударил?
— Тем же, чем и меня, — сказал Томас. — Это было что-то вроде стальной перчатки. Что-то среднее между рыцарской рукавицей и самым здоровенным в мире кастетом. С тобой все в порядке?
— Кажется, да. А с тобой?
Медленно встав, Томас кивнул только тогда, когда полностью выпрямился и убедился в том, что пол не плывет обратно, ему навстречу.
— Этой штуковиной подонок едва не проломил мне череп, — пробормотал он. — Предпочитаю не думать о том, что он мог бы сделать мечом.
Джим ощупал левый висок. Из-под лопнувшей кожи вытекала тоненькая струйка крови, но это не шло ни в какое сравнение с распухающим синяком.
— Я сказал: «Подождите. Он может быть вооружен», — язвительно произнес Джим. — Но нет. В правом углу ринга у нас Томас Найт, приехавший из далекого Идиот-Сити.
— Спасибо, — виновато промолвил Томас. — Извини.
Развернувшись, он выглянул из окна и увидел отпечатки на крыше над крыльцом, которые на краю заканчивались беспорядочным скольжением. Перегнувшись через подоконник, Найт осмотрел улицу, но преступника нигде не было видно. Он даже не смог разобрать, куда ведут следы.
Проклятье!
Томас сам не мог сказать, чем так взбешен. Стоя у окна на холоде, он чувствовал, как ярость быстро затихает. В конце концов осталось только ощущение бестолковости, смешанное с досадой по поводу того, что с ним так сурово обошлись. Пробормотав под нос ругательство, Томас повернулся к Джиму, который осторожно перебрался на край кровати, по-прежнему потирая висок.
В дверях появился адвокат и спросил:
— Все в порядке?
Томас бросил на него мрачный взгляд.
— Все просто бесподобно, — ответил Джим, сардонически невозмутимый.
— Этот человек что-то искал, — заметил Томас, подсаживаясь к нему на край кровати и окидывая взглядом разгром, учиненный в комнате: бумаги рассыпаны по полу, книги разбросаны, скудные остатки жизни брата раскиданы без сострадания и уважения… — Он спросил, Найт ли я, — задумчиво продолжал Томас, стараясь вспомнить подробности. — Я рассудил, что он имел в виду меня, но, полагаю, на самом деле речь шла о моем брате. Этот тип сказал, что его фамилия Паркс. Я решил, что он адвокат, но, думаю… не могу сказать точно. Он не был знаком с Эдом лично, но, мне кажется, пришел сюда, чтобы с ним встретиться. По-моему, он не знал о смерти моего брата, — добавил Томас, встревоженный догадкой.
Джим нахмурился и сказал, растирая шишку на голове:
— Даже не знаю, как тут быть.
— Я тоже, — признался Томас.
— Что-нибудь пропало? — спросил Джим, поднимая с пола книгу и рассматривая ее.
— Понятия не имею, — сказал Томас. — Красть тут особенно нечего, не считая бумаг, но если какие-то из них и пропали, то я все равно не смогу это определить. — Нагнувшись, он перевернул опрокинутую коробку и увидел на полу под ней свадебную фотографию, теперь слегка смятую. — Подожди. Чего-то определенно недостает. Маленькой серебряной рыбки. Понял, о чем я говорю?
Джим покачал головой.
— Полиция направила сюда людей, — сообщил адвокат. — Нам велели ничего не трогать.
— Этот подонок спросил у меня, где умер Эд, — произнес Томас, рассуждая вслух. — Я ответил, что не знаю. Мне стало стыдно… Да, именно потому, что я этого не знал. По-моему, его это действительно интересовало. Почему — точно не могу сказать, но…
— Я сам не знаю, где умер Эд, — сказал Джим. — Где-то на Дальнем Востоке. Он побывал в Италии, затем отправился в Японию, но, кажется, скончался где-то в другом месте.
— В Японию? — спросил Томас, чувствуя, как на него нахлынули все те старые ощущения, которые возникали каждый раз при упоминании Японии.
Его словно опять ударили, хотя вместо боли появилось лишь холодное онемение, чуть тронутое беспокойством. Казалось, он проснулся с сознанием того, что накануне произошло что-то ужасное, но никак не может вспомнить, что же это было.
— Что он делал в Японии?
— Без понятия, — признался Джим. — Можно связаться с орденом. Я имею в виду, с иезуитами.
Задумчиво посмотрев на него, Томас кивнул, и в голове у него снова зазвенела боль.
Глава 5
— Он сказал, что его фамилия Паркс, — произнес Томас второй раз за две минуты.
— Если говорить о том, что пропало, вы с полной уверенностью можете назвать только эту серебряную рыбку?
У полицейского, который представился Кэмпбеллом, был скучающий вид, будто ему поручили заведомо безнадежное дело. Сейчас, когда первоначальный гнев утих, Томас не мог его в этом винить.
— Да, — подтвердил он. — На самом деле до его прихода я не успел толком просмотреть бумаги…
— Вы считаете, это была ценная вещь?
— Скорее всего, нет. Полагаю, все зависит от того, из чего она сделана. Если это серебро, то рыбка может стоить от силы пару сотен долларов.
— Сэр, вы можете описать эту рыбку? — со вздохом спросил полицейский, делая в блокноте заметки черной ручкой.
— Три или четыре дюйма в длину, какой-то странной формы, подробно прорисованная чешуя… Больше ничего не могу сказать.
— Странной формы? — переспросил Кэмпбелл.
— Грубые обводы. Толстый хвост. Большие неуклюжие плавники.
— Просто модель рыбки? Не какой-то сосуд? Она открывалась?
— Не знаю.
— Вы полагаете, это какой-то символ, да? Ваш брат был священником.
— Символ? — удивился Томас. — Что вы имеете в виду?
— Ну как же, вроде тех металлических рыбок, которые вешают в машине. Ихтис.[4]
Полицейский нарисовал в блокноте контур, замкнутую линию, образующую тело в форме листа и раздвоенный хвост. Томас взглянул на рисунок, напомнивший ему ленту Мёбиуса или двойную спираль.
— Даже не знаю, — честно признался он. — Я об этом не думал. Та рыбка выглядела иначе. Более реалистично.
— Мы будем присматривать за местными ломбардами, — сказал полицейский. — У преступника был меч? Как у Робин Гуда или тех ребят из «Властелина колец»? Меч в прямом смысле?
— Да, короткий клинок, — подтвердил Томас. — Похожий на меч римских легионеров, если вам это что-нибудь говорит.
— Ничего, — признался Кэмпбелл. — Он ударил вас этим мечом?
— Нет, похожей на кастет перчаткой, которая была у него на руке. Стальной. Весом в целую тонну.
— Странно, — заметил полицейский.
— Я тоже так думаю, — сказал Томас, ожидавший услышать больше.
— Вы ничего не добавите? — продолжал Кэмпбелл. — Может быть, у преступника была лошадь или еще что-нибудь?
— Нет, — не сдержал улыбки Томас.
— Вы уверены?
— Думаю, лошадь я заметил бы.
— Все же давайте взглянем на светлые стороны, — сказал полицейский. — Если бы преступник был настроен серьезно — я хочу сказать, если бы это был отпетый рецидивист, понимаете? — то он вас пристрелил бы. А так вам только врезали перчаткой, да? Это положительный момент.
— Весь этот эпизод вызывает у меня настоящий экстаз, — пробормотал Томас.
