Рут Ренделл - Если совершено убийство

С самого начала пребывания в Лондоне Уэксфорда не оставляло ощущение некоторой потери собственной индивидуальности, знакомое каждому человеку, находящемуся на отдыхе, за исключением, конечно, закаленных путешественников. И вместо того чтобы его собственное уэксфордовское «я» возвращалось по мере его привыкания к этому городу, он чувствовал, как оно продолжало исчезать, и на кладбище он, наконец, понял, что утратил его окончательно. Это был страшный момент. Однако теперь он в большей степени ощущал себя самим собой, чем все предыдущее время. Сейчас ему было так же легко и приятно, как когда-то в «Оливе и голубке», где они бывали с Майком и за обедом обстоятельно обсуждали какое-нибудь дело, только теперь руководителем был Говард, а сам Уэксфорд выступал в роли Майка. Однако он не имел ничего против этого. Мог даже совершенно спокойно смотреть на огромный, почти на всю тарелку, стейк, запеканку с почками, молодым картофелем и кабачками, обжаренными в сухарях, которые с аппетитом поглощал Говард.

Первые пять минут они ели, пили и говорили о произошедшем недоразумении, затем Говард повел прямой и ясный разговор, протянув дяде моментальный снимок.

— Это единственная фотография девушки, которая есть у нас. Конечно, могут появиться и другие. Снимок лежал в ее сумочке. Вообще-то довольно необычно, когда кто-то носит с собой собственную фотографию. Возможно, это связано с какими-то дорогими сердцу воспоминаниями. Где и когда она была сделана, нам не известно.

Снимок был слишком светлым и нечетким для опубликования в газете. На нем была красивая тоненькая девушка в платье из хлопка и тяжелых, совершенно неподходящих туфлях. На месте лица — бледное пятно. Уэксфорд подумал, что ее не смогла бы узнать даже родная мать. На заднем плане виднелись запыленные кусты, кусок стены с парапетом и что-то похожее на столб для веревки, на которой развешивают белье.

Уэксфорд вернул снимок Говарду и спросил:

— Гармиш-Террас далеко отсюда?

— Дома, стоящие на этой улице, выходят тыльной стороной на кладбище, только напротив того места, где мы с тобой были. Очень неприятное место: эти уродливые дома были построены еще в 1870 году для городских торговцев, которые не могли тратить по полторы тысячи в год на дворец на Куинс-Гейт. Теперь в них в основном сдаются в аренду комнаты или, как их для приличия называют, «квартирки». Убитая девушка около двух месяцев снимала там комнату.

— Чем она зарабатывала себе на жизнь?

— Работала регистратором в пункте проката телевизоров. Магазин называется «Ситансаунд» и находится на Ламмас-Гроув. Эта улица идет налево от Кенберн-Серкус и тоже огибает кладбище. Очевидно, чтобы сократить путь, девушка ходила на работу через кладбище. Почему ты так на меня смотришь?

— Просто подумал, каково это — ходить в таком месте каждый день.

— Здешние жители это часто делают. Они уже не обращают внимания. Представляю, как бы ты удивился, увидев, как летом многие молодые мамаши гуляют здесь днем с детишками.

— Когда и как она умерла? — поинтересовался Уэксфорд.

— Предположительно, в прошлую пятницу. У меня нет пока полного медицинского заключения, но она была задушена ее собственным шелковым шарфом.

— В прошлую пятницу… и никто не сделал заявления о ее исчезновении?

Говард пожал плечами:

— На Гармиш-Террас, Рэдж? Лавди Морган не жила вместе с родителями в каком-нибудь фешенебельном пригороде. На Гармиш-Террас приезжают и уезжают, и каждый занят только своим делом, и никто не задает лишних вопросов. Подожди, сержант Клементс еще расскажет тебе об этом.

— А что известно о ее дружках?

— Насколько нам известно, у нее никого не было. Тело опознала особа по имени Пегги Поуп, домоправительница, проживающая по адресу: Гармиш-Террасе, 22. Она сказала, что у Лавди не было друзей. Лавди приехала в Кенберн-Вейл в январе, но откуда — об этом никто не знает. Когда она обратилась к миссис Поуп насчет квартиры, то дала ей адрес в Фулхеме. Мы проверили его. И дом, и улица, которые она указала, там были, но она никогда там не жила. Хозяева дома — пара молодоженов, которые никогда не сдавали комнаты в аренду. Итак, нам пока не известно, откуда она приехала, да и кем она была на самом деле.

Заинтриговав своего слушателя (как, впрочем, и сам Уэксфорд умел делать, прибегая бесчисленное количество раз к этому способу), Говард отошел за сыром и крекерами. Он вернулся с еще одной порцией яблочного сока для дяди, который чувствовал себя настолько удовлетворенным, что послушно выпил его.

— Она жила на Гармиш-Террас; жила одна, тихо и спокойно, — продолжал Говард. — В прошлую пятницу, двадцать пятого февраля, как обычно, пошла на работу, а в обеденный перерыв вернулась домой — она иногда делала так. Миссис Поуп полагала, что после перерыва Лавди вернулась на работу, но на самом деле девушка этого не сделала, а позвонила менеджеру «Ситансаунд» и сказала, что заболела. Менеджер был последним, кто разговаривал с ней. — Говард замолчал, затем продолжил: — Возможно, она сразу пошла на кладбище, а может быть, и нет. Ворота на кладбище ежедневно запираются в шесть часов; в пятницу их заперли как обычно. Кстати, Клементс тоже иногда ходит домой через кладбище. В пятницу он как раз был там и разговаривал с Траппером, который закрыл за ним ворота ровно в шесть. Нет нужды говорить, что он ничего особенного не заметил; кроме того, его маршрут проходил довольно далеко от склепа Монфортов.

Возникшую затем паузу Уэксфорд воспринял как намек на то, что можно задать умный вопрос, и он задал его:

— Как вы узнали, кто она такая?

— Ее сумочка лежала рядом с ней в склепе и была набита информацией: ее адрес был на счете из химчистки, моментальная фотография тоже лежала там. Кроме этого, в сумочке был листок бумаги с двумя номерами телефонов.

Уэксфорд вопросительно поднял брови:

— Вы конечно же позвонили по этим номерам?

— Безусловно. С этого практически начали. Первым был номер отеля «Бейсуотер» — довольно крупного и исключительно респектабельного заведения. Там нам сказали, что они давали объявление на замещение вакантной должности дежурного регистратора, и Лавди Морган откликнулась по телефону, однако она им не подошла — как они говорили, слишком робкая и застенчивая; кроме того, у нее не было необходимого опыта работы.

Вторым был номер компании «Нортберн пропертиз» в Вест-Энде — эта компания особенно хорошо известна в Ноттинг-Хилл и Кенберн-Вейл, откуда и ее название. Они также давали объявление о работе — на этот раз нужна была телефонистка. Лавди подала заявление, и ей назначили собеседование, которое состоялось в конце позапрошлой недели, но они так же не собирались брать ее на работу. Вероятно, она была плохо подготовлена — не разбиралась в специальной телефонной системе, которую использовала эта фирма.

— Она хотела сменить работу? Кто-нибудь знал, почему?

— Думаю, хотела побольше зарабатывать. Возможно, нам удастся получить какую-нибудь информацию об этом и о ее образе жизни вообще от миссис Поуп.

— Это женщина, которая ее опознала? Домоправительница?

— Да. Мы подождем и выпьем кофе или ты хочешь прямо сейчас отправиться на Гармиш-Террас?

— Да бог с ним, этим кофе! — ответил Уэксфорд.

Глава 4

Впрочем, когда продвинешься дальше, то понемногу все смягчается Погода менее сурова, почва от зелени приятнее..

Гармиш-Террас представляла собой прямой серый и отвратительный «каньон» с семиэтажными домами по обеим его сторонам. Все эти дома, соединенные друг с другом, были с совершенно одинаковыми плоскими фасадами, но из-за выдающихся вперед подъездов с колоннами их пропорции оказались нарушены (как и в случае с «собором» на кладбище). Видимо, их соорудили не в самый счастливый период в истории архитектуры: создатели этих проектов еще не приспособились к неоготическому стилю и пытались усовершенствовать стиль георгианский.

Все это, наверное, не было бы так очевидно, если бы делались хоть какие-то попытки поддерживать дома в порядке. Глядя на них с тяжелым сердцем, Уэксфорд тщетно пытался обнаружить хотя бы один свежевыкрашенный фасад. Штукатурка на стенах растрескалась, а на колоннах, в тех местах, где стекала вода, образовались полосы. Фундаменты были загромождены мусором и отделялись от мостовой разломанной изгородью, местами «залатанной» проволочной сеткой. Вместо деревьев стоял длинный серый ряд счетчиков платной стоянки автомобилей — целая улица, ведущая в тупик, где высилась церковь из красного кирпича.

Людей почти не было — только какой-то сикх в чалме волок мусор к ступенькам, ведущим в подвал, старушка катила тележку, наполненную, как казалось, «трофеями» с распродажи дешевых подержанных вещей, да брела беременная молодая негритянка в ярко-синем, как оперение зимородка, плаще, который был единственным ярким пятном на этой улице. Ветер сдул листы газетной бумаги из мешка сикха, закрутил и понес вверх в серое небо; он играл густыми и курчавыми волосами негритянки, которая, следуя моде, предприняла трогательную попытку отрастить их. Уэксфорд с горечью подумал о тех чернокожих людях, которые, наверное, надеялись на лучшую обещанную им жизнь, а вместо нее получили лишь горечь от совершенно непристойного существования на Гармиш-Террас.