Фридрих Незнанский - Картель правосудия
А потом он перевез свой немногочисленный скарб в эту квартиру на проспекте Мира. И Катя получила возможность слушать его пение в любое время суток.
– …Но позвонить на работу я должна. – Она попыталась высвободиться.
С довольной ухмылкой на лице, лишь чуть-чуть привстав, Эльдар подал ей трубку. И Кате ничего другого не оставалось, как разговаривать со своим управляющим, лежа на сырой кровати.
– Соснин слушает. – Юра Соснин был, как всегда, безукоризненно вежлив.
– Здравствуй, Юрочка. Масленникова. Я буду попозже.
– Понял, – Соснин не стал задавать лишних вопросов, видимо отчетливо слыша в трубке чужое сопение.
– Нужно съездить к Гараняну, переговорить о поставках кьянти. Он в прошлый раз обещал мне новый договор и пятипроцентную скидку как постоянному клиенту. Особая вежливость ему противопоказана – он скряга и хам. Будешь его развязно любить с порога, брызгать слюной и поздравлять с переходом наших отношений на качественно новый уровень. Главное, не дать пойти на попятную. Вопросы есть?
– Катя, я нашел покупателя на наши машины и взамен подходящий небольшой фургон в аренду, но нужно решать поскорее. Тебя это устраивает?
– Я подумаю. – Катя снова вспомнила о долге и поморщилась: дай бог, чтобы денег, которые дадут за микроавтобусы, хватило на покрытие процентов.
– Тогда у меня все.
– Я рассчитываю на тебя. – Катя нажала отбой и добавила: – Мальчик мой.
– Знаешь, а я передумал. – Эльдар просто светился от удовольствия. – Что мы там за городом не видели? Грязь, слякоть. Снег наверняка растаял. По-моему, нам и тут хорошо.
– Вот хам, а? Завалил девушку в лужу и еще философствует.
Эльдар долгим поцелуем оборвал поток недовольства в свой адрес.
– Не шуми… – шепнул он ей на ухо и устроился рядом на мокром ложе.
– Ты еще плохо представляешь себе, что такое шум…
И в этот момент, как бы иллюстрируя, что же такое есть шум на самом деле, входная дверь с грохотом распахнулась и в квартиру ввалились трое здоровенных жлобов в кожанках и… с бейсбольными битами.
Катя происходила из семьи потомственных юристов, ее дед был судьей, отец был судьей, мать была адвокатом. Но мама умерла при родах, и отец не мог надышаться на единственную дочурку, потакал ей во всем и в результате, когда она заявила, что юристом быть не хочет, настаивать не стал. В итоге она поступила в финансовый институт и после второго курса окончательно утвердилась во мнении, что взгляды на жизнь у нее с отцом диаметрально противоположны. На самом деле Катя выяснила это еще подростком, хотя Иван Сергеевич внушал взрослеющей дочери уважение. Родитель умел добиваться своей цели, сохраняя при этом незыблемой суровую «правильность», как называла ее Катя. Он безусловно заслуживал почтения, но так жить было нельзя. И само собой, в девятнадцать лет она начала жить не так.
«Не так» заключалось в переводе на заочное отделение и вступлении на тернистый путь бизнеса по-русски. Первым спутником-поводырем был Виктор или Витюля, как его звали еще в детском саду и, наверное, напишут на гробовой доске. Они учились на одном курсе, но Витюля, отслуживший в армии, как тогда казалось Кате, был гораздо опытнее. Витюлин папаша подвизался на должности зампреда райисполкома и был вовсе не из породы большевиков-ленинцев с кристальной совестью и пустыми карманами. С легкой руки папаши и начался их с Витюлей совместный бизнес. Занялись торговлей компьютерами. Почему выбор пал именно на компьютеры, для Кати осталось загадкой. Но папаша сказал: именно это сегодня самое актуальное – и уладил в лучшем виде все формальные и неформальные нюансы. Он же обеспечил первые заказы. Дело сдвинулось с мертвой точки.
Кате, как любимой женщине генерального директора Витюли, отводилась в этом деле двойная роль: лица фирмы и офицера для особо важных поручений. С лицом проблем не возникало с самого начала. Зато возникали с отцом. Катин родитель к тому моменту работал в Бауманском районном суде, имел безупречную репутацию, и ему прочили блестящую карьеру, по меньшей мере не последнее место в Верховном суде. Он считал, что посредническая деятельность, на деле являющаяся обыкновенной спекуляцией, – неудачный выбор для молодой неглупой девушки.
Тогда в знак протеста они с Витюлей сняли квартиру.
Рамки первой леди фирмы она переросла примерно за год. В универмаге «Московский», рядом с отделом компьютерных игр, открытым их конторой, арендовала уже сама некоторое количество квадратных метров для торговли мягкими детскими игрушками. Средства теперь позволяли. Вскоре они позволили обзавестись торговыми точками в Конькове и еще одним – в универмаге. Потом еще, еще и еще. И открыть свою фирму. И наконец, купить собственную квартиру. И кстати, вовремя: ее верный партнер стал тяготиться моногамией.
В это время в поле зрения появился ресторан. Он стяжал более чем дурную славу. За год потерял двух владельцев убитыми, третьего – осужденным за незаконное хранение оружия и нанесение телесных повреждений средней тяжести. Историю ресторана Кате назидательно поведал отец, пытаясь отговорить ее от рискованного шага.
В это время последний хозяин злачного заведения был так оскорблен нелестным отзывом арбатско-уличного скрипача, по ошибке заглянувшего перекусить, о достоинствах ресторанного оркестра, что, желая восстановить поруганную честь, немедленно достал пистолет (на который, надо отдать ему должное, имел-таки разрешение) и прицельно ранил недоброжелателя в мягкие ткани. Прибывший через два часа усиленный наряд милиции с удивлением обнаружил только упившегося в стельку владельца заведения, пострадавший же мистическим образом исчез. Арбатские сплетники утверждали, что у музыканта усохло простреленное причинное место и скрипач вынужден был прибегнуть к услугам пластического хирурга, пересадившего соответствующие ткани с живота туда, где они оказались нужнее.
Завсегдатаи утратили интерес к ресторану и переехали в другой, лучше отвечающий их высоким требованиям к солидности и отсутствию «атаса». Персонал бесследно исчез. Катя сообразила: момент ковать железо наступил. Но в одиночку ей не поднять ресторан с нуля. Пришлось преодолеть прогрессирующую неприязнь к давешнему любимому. Он согласился вложить сорок процентов, но утруждать себя проникновением в детали отказался, его это больше не интересовало – не тот масштаб. От него это и не требовалось. Через восемь месяцев Катя, к обоюдному удовольствию, выкупила его долю. С тех пор они не виделись. Опять-таки к общему удовлетворению. Ресторан – целиком ее заслуга. Без соавторов. Конечно, с помощниками, но главная – она, и только она, безоговорочно.
Дела шли неплохо, дурная репутация этого местечка постепенно забылась. Однажды и отец пришел сюда, сел за столик в уголке и заказал скромную чашку кофе. Сидел, потягивал горячую ароматную жидкость, осматривался, а потом заглянул к Кате в кабинет.
– Знаешь, а мне нравится. Хорошо у тебя.
…Кредит ей понадобился для расширения. За стенкой прозябал магазинчик, выходивший в проулок. Катя давно положила на него глаз, и существовал даже принципиальный договор о его покупке в середине следующего года. Но накануне последнего аккорда народных гуляний, посвященных 850-летию столицы, владелец вожделенной площади вечером зашел к Кате. Она распоряжалась на кухне, зал был переполнен, официанты валились с ног от усталости. Сосед схватил ее за руку и заорал на ухо, пытаясь перекричать шум на кухне: «Или завтра, или никогда! Ни дня я здесь больше не останусь». Видимо, что-то сильно обидело человека. Или кто-то. Или просто надоела ему эта страна.
Из никогда и завтра она, разумеется, выбрала завтра.
Но необходимых двухсот тысяч наличными у нее не было. Недостающие восемьдесят сроком на три месяца под двадцать пять процентов предоставил Катин знакомый, Яков Бенедиктович, семидесятилетний крепыш славянской наружности, но исключительно национальной предприимчивости и хода мыслей. Всю жизнь он искал занятие, к которому лежала бы душа, но удавалось пристроить только тело. Учитывая последнее увлечение, привлекшее его деятельную натуру – оптовую торговлю итальянскими винами, Яков Бенедиктович нашел в Катином предложении свой интерес. В счет частичного погашения долга они договорились в октябре провести в ее ресторане шикарную презентацию. Она предполагала три дня дегустации «Cianti», «Barolo» и «Pino Grigio del Veneto», а потом шикарный банкет для иностранных партнеров. Все вместе тянуло на сорок тысяч долларов. Условия кредита Катя сочла не благотворительными, но льготными. В частности, при взаимном согласии сторон она имела право на месячную отсрочку с минимальным увеличением процента.
Яков Бенедиктович скончался от инфаркта через три недели после заключения сделки в своем рабочем кабинете. Сгорел на работе. После ряда хитроумных превращений его фирма со всеми потрохами, и Катиным долгом среди них, отошла к АОО «Юность». Соглашение о проведении презентации было расторгнуто, и Катя оказалась в чрезвычайно сложной ситуации.
