Лана Балашина - Дурочка с маком
Первым в себя пришел Павел:
– Знакомься, это Геля.
Осмоловский прервал его:
– А мы знакомы. Только сегодня вернулся из Австрии, Лена сказала мне, что ты заболел, и я решил проведать друга. Извини, Павел, что без звонка, нарушил ваши планы.
Я с таким отчаянием посмотрела на Павла, что он вмешался:
– Да, собственно, никаких планов и не было. Геля привезла мне документы на подпись, и, заодно, приготовила ужин. Присаживайся, поужинаем вместе. Готовит она замечательно.
Мужчины принялись доставать и рассматривать бутылки и коробки из пакетов, а я смогла прийти в себя. Виктор Иосифович рассказывал о каких-то общих знакомых, которые передавали Павлу привет.
Я поставила еще один прибор, достала противень и горшочки из шкафа, смешала салат, уложила на тарелки зелень и фрукты. Выглянула в комнату, позвала мужчин.
Павел достал из морозильника водку, разлил ее по рюмкам.
– А Геле? – удивился Осмоловский.
– Она пьет вино. – Он достал вчерашнюю бутылку, наполнил мой бокал. – Ну, за встречу!
Виктор засмеялся:
– Актуальнее был бы тост за здоровье, тебе не кажется?
Неожиданно серьезно Павел сказал:
– Иногда так приятно оказаться больным. Главное, чтобы рядом были друзья.
Во время ужина ко мне вернулась способность говорить, которую я, казалось, окончательно утратила в присутствии Осмоловского. Он оказался превосходным рассказчиком. Мы очень мило поболтали, он расспрашивал меня о семье, о том, как мне нравится работа.
В общем, опомнилась я, когда часы пробили полночь.
Я торопливо поднялась:
– Мне уже пора. Нет, нет, не беспокойтесь, я вызову такси.
Собрав посуду и сгрузив ее в машинку, я убрала оставшиеся продукты в холодильник. Павел хмуро наблюдал за мной, но уговаривать остаться не стал.
Я переоделась в спальне, собрала в пакет документы, которые привозила из офиса.
Увидев объемистый пакет в моих руках, Осмоловский поднялся и сказал:
– Я и сам уже собирался домой, так что Гелю завезу. Тем более, нам по пути.
Я сдержанно попрощалась с Павлом, удержать меня он не пытался.
Виктор Иосифович пропустил меня в лифт, я кивнула Павлу на прощание. Мне показалось, что Осмоловский что-то сказал ему, потом коротко засмеялся и шагнул ко мне.
Около машины я заметила, что Осмоловский без водителя. Учитывая, что выпили они оба довольно прилично, я удивилась. Впрочем, демонстрировать своих чувств не стала.
В моей собственной голове чуть шумело чилийское вино, рядом был мужчина, который давно и безуспешно мне нравился, и я решила, что сегодня могу дать себе поблажку, и просто получу удовольствие от поездки по ночной Москве с ним рядом. Тем более, что такая поездка может никогда больше не повториться.
Он пристроил пакет с документами на заднее сидение, помог мне усесться впереди.
Мы ехали молча. Ночная Москва, без пробок и скопища машин, сияла чистыми тротуарами. Я исподтишка таращилась на его руки на руле машины, и у меня почему-то покруживалась голова.
Я задумалась и очнулась, только когда машина остановилась у моего подъезда.
Я с недоумением посмотрела на Осмоловского:
– Как вы узнали, где я живу?
Он хмуро сказал:
– Посмотрел в твоем личном деле. А как-то вечером, примерно через неделю, как увидел тебя первый раз, приехал сюда. Вот те два окна, угловые, ведь это твои?
Я растерялась. Догадываясь, что спрашивать этого ни в коем случае не нужно, а нужно бежать со всех ног прямо до канадской границы, я все-таки спросила:
– Зачем?
И он повернулся ко мне и спокойно сказал, чуть пожав плечами:
– Затем, что ты мне ужасно нравишься. – Он нашарил в карманах сигареты, закурил, чуть опустив стекло. – Я не хотел, чтобы ты об этом когда-нибудь узнала. Я, как бы это выразиться, мужик с обязательствами, а ты заслуживаешь лучшего, чем поездка в Испанию на две недели. Поскольку ничего другого я тебе предложить не мог и не могу, я дал себе клятву, что ты даже никогда не услышишь о моих, прости за высокий слог, чувствах. И мне это как-то удавалось, за исключением редких приступов странных желаний, вот увидеть твои окна, например. Но от этого ведь никому не было плохо? Никому, кроме меня. А днем я случайно услышал ваш с Леной разговор, и понял, что сегодня ты останешься с Павлом, и тогда уже ничего не переиграешь, ни-че-го! И я придумал повод, явился к нему домой, что, поверь, не в обычае у нас с ним, увез тебя. Уж и не знаю, что он обо всем этом думает.
Я молчала, а он выбросил сигарету и вздохнул:
– Это еще ничего. Я вот сидел и весь вечер думал, что я могу натворить и как далеко зайду, если ты скажешь, что решила остаться?
О, Господи, почему канадская граница так далеко? А его руки, и губы, и нестерпимо синие глаза так близко ко мне?
Под утро он выпустил меня из рук, поднялся и сел.
Я открыла глаза:
– Ты куда?
Он потер лицо руками:
– Я должен ехать. Извини. Когда-то давно я дал клятву человеку, ближе которого у меня никогда и никого не было, что обязательно буду утром просыпаться в своей постели, как бы поздно я не вернулся. Этот человек уже умер, и клятву, которую тогда дал, мне уже не вернуть. Я женат на его дочери.
Я тоже уселась, накинула халатик.
– Подожди.
Вернулась через несколько минут, принесла чашку кофе.
Виктор был уже полностью одет.
Он сдержанно поблагодарил, выпил кофе, поцеловал меня в висок. Помедлив, спросил:
– Ты не сердишься?
Я потерлась носом о шершавую ткань его костюма, вдохнула запах его горьковатой туалетной воды.
– Давай договоримся: никаких обязательств с твоей стороны, никакой ревности и требований с моей. Я буду счастлива, если смогу быть с тобой рядом хотя бы несколько мгновений, несколько минут. Тебе достаточно будет позвонить мне и назначить время и место. Я буду вовремя, если это окажется в моих силах. Я понимаю, что выходные и праздники всегда будут принадлежать твоей жене, и постараюсь не злиться. Я никогда и никому не расскажу о нас с тобой, я обману даже детектор лжи, если понадобится.
Виктор повернулся ко мне, прикоснулся к моему лицу. Его голос дрогнул:
– Ты сама не понимаешь, на что соглашаешься. Зря я тебя втянул во все это. Обещай, что, если тебе станет невмоготу терпеть, ты сама об этом мне скажешь. Хорошо? – Он глянул на часы и глухо сказал: – Прости, мне уже пора.
Павел явился на работу позже обычного.
Он вошел в кабинет, неся под мышкой объемистый пакет со вчерашними документами. Черт, я таки забыла его в машине Виктора!
Я робко спросила его, как он себя чувствует.
Павел посмотрел на меня долгим взглядом, потом спокойно сказал:
– Все нормально. Проехали.
С этой минуты он вел себя со мной так же, как раньше. Только я стала замечать, что иногда он подолгу смотрит на меня, когда думает, что я этого не вижу.
Впрочем, с той ночи моя жизнь наполнилась такой любовью и такими переживаниями, что до чувств и мыслей других людей мне просто не было дела. Нет, я не стала равнодушна к их переживаниям, просто у меня как будто уши заложило, ну, как в самолете.
Виктор звонил:
– У меня есть два часа.
И я больше уже ни о чем думать не могла, как только о минуте, когда мы останемся одни. О, Господи, как же я была тогда влюблена!
Как-то, лежа на прохладных шелковых простынях и остывая от недавних объятий, я попросила его:
– Виктор, ты не звони мне заранее, пожалуйста. Я потом ни о чем думать не могу, кроме как о том, как у нас с тобой все будет.
Он провел ладонью по гладкой коже моего бедра, и в глазах его сверкнули довольные искорки:
– Неужели ты так отчаянно влюблена?
Я кивнула.
Скрывать было бессмысленно: влюблена отчаянно и бесповоротно.
Примерно через неделю после нашего первого свидания, он привез меня в квартиру, которую купил в новом доме для наших встреч. Жильцы друг друга не знали, и мы могли рассчитывать на сохранение тайны. Виктор приобрел место в подземном гараже, и, приезжая ко мне, оставлял машину там. Вскоре я и насовсем здесь поселилась, объяснив Кларе Ильиничне, что поживу у своего парня. Женщина она вполне современная, поняла меня. Периодически я навещала ее, со временем ограничившись звонками. Сестре я благоразумно не стала сообщать об изменениях в личной жизни, инстинктивно понимая, что она этого не одобрит.
Зато теперь мы могли встречаться чаще. Иногда Виктор забегал буквально на полчаса, предупредив меня звонком, а иногда являясь, как снег на голову, без всякого предупреждения.
Опасаясь, что он может столкнуться с кем-то из подруг, я жила почти затворницей.
На работе мы не разговаривали и почти не встречались, чтобы приятельницы его жены не наболтали ей лишнего.
Иногда, впрочем, довольно редко, я встречала Владиславу Николаевну в коридорах компании, а однажды столкнулась с ней в приемной. Это была еще молодая, и все еще очень красивая холодная и сдержанная женщина. Правда, Алена как-то сказала, что работала с ней, и предупредила меня, что та – стерва редкостная, и не дай мне Бог попасть ей в руки. Она носила изысканные наряды, и, надо признать это, представляла вместе с мужем очень гармоничную пару.
