Сергей Валяев - Топ-модель
— Нет, — передернула плечом.
— Можно и учиться, и трудиться, — назидательно говорил дядя, выполняя, очевидно, установку младшей сестры, то есть моей мамы.
Провожая меня, та наставляла, чтобы я не сидела на шеи у семьи брата, а пыталась поступить в какой-нибудь институт, чтобы жить в общежитии и содержать себя на стипендию.
— Хорошо, мама, — смиренно отвечала я, зная, что спорить с ней нет никакого смысла.
Мама жила иллюзиями, уверенная, что на студенческую стипендию можно прожить безбедно, месяц жуя бананы и кокосы.
— Мы тебе будем помогать, — предупредила все-таки. — В границах наших возможностей.
— А границы наших возможностей, — выступил папа, — будут безграничны, как море.
— Витя, — строго взглянула мама на отца. — Будь сдержан в своих чувствах. Сам видишь, что случается, когда человек плохо контролирует свои эмоции.
Мама была уверена, что ЧП в баре «Факел» произошло только потому, что я повела себя неправильно. Во-первых, пошла с незнакомцем пить шампанское, во-вторых, плеснула игристый напиток тому в лицо, в-третьих, провела боевой прием…
— И правильно сделала, — кипятился отец. — Я его вообще убил бы, козла!
— А расплачиваемся мы все, — на это ответила мама. — И попрошу не выражаться в моем присутствии.
Такая была она, моя мама и младшая сестра Олега Павловича. Строгая, правильная и при этом простодушная, как ребенок. Все-таки за отцом она была, как за каменной стеной, и это накладывало свой отпечаток и на её характер, и на её общее миропонимание. Отец приспособился к ней, как бывалый моряк к непостоянству моря, и вел свою дипломатическую политику. Например, уже прощаясь в вагоне, успел передать мне конверт, сказав, что «это» есть мои подъемные: тысяча долларов.
— Спасибо, па, — сказала я. — Буду пай-девочкой.
— Будь собой, — не без пафоса посоветовал отец.
«Быть собой» — хорошее пожелание, что там говорить. И я буду собой — в этом у меня нет никаких сомнений. Как учит тэквондо: побеждает не тот, кто силен телом, а тот, кто силен духом. Такая вот банальная истина, о которой многие забывают, наращивая мускулатуру с помощью анаболиков. Глупцы! Декоративные бицепсы на бездуховном скелете, подобны высыхающему дереву с мертвой листвой.
«Быть собой»? Наверное, это трудно в мире, где все продается и покупается. Где каждый человек, как и вещь, имеет свою цену. Я тоже имею цену. Только вот какую?
Однажды мама в целях педагогических заставила меня работать секретаршей в коммерческой компании по продаже рыбы.
Было лето, и мама не хотела, чтобы я била три месяца баклуши. Ты взрослая девочка и должна знать, как зарабатывается трудовая копейка. И устроила меня, повторю, в компанию по продаже рыбы «ЛГ Фишер Груп». Глава компании господин Фишер Роберт Робертович ходил в маминых приятелях и с радостью взял меня на временную работенку.
— Мария, я очень рад, — галантно целовал мою руку, — что вы будете трудиться под моим руководством, — и кроил многозначительные смешные мордочки. — Виктория Павловна, — обращался к моей маме, — не волнуйтесь. Маша будет под нашей защитой, как рыбка под зонтиком.
— Вы с ней построже, Роберт Робертович, — требовала мама, — построже.
— Непременно-с! — рафинадился вовсю директор компании.
Было ему, жилистому и крепкому, лет сорок; по утрам он любил бегать по берегу моря. Но все равно казался мне старым осетром. Это впечатление усиливалось ещё оттого, что при ходьбе Роберт Робертович чуть горбился, жевал мысли мокрыми губами и смотрел часто на меня задумчивым взглядом.
Нет, это был не похотливый взгляд, это был взгляд человека вдруг осознавшего, что жизнь его прошла — и прошла бездарно. Торговать проклятой рыбой, заработать на ней миллионы и… не иметь возможности купить шестнадцатилетнюю красотку. Хотя деликатная попытка «купить» меня была однажды предпринята.
— Машенька, не хотите ли вы поехать в Германию? — вопросил господин Фишер. — На родину моих предков.
Я вопросительно взглянула на него, как резкая чайка на мертвую рыбу в нездоровых волнах.
— Исключительно деловая поездка, Машенька, — поспешил с разъяснениями. — Мы заключаем очень важный договор с немецкими поставщиками из Франкфурта-на-Майне. И ваша красота, Машенька… Вся Германия падет к вашим ногам, Машенька, — переводил все в шутку. — Впрочем, боюсь, бюргеры не смогут по достоинству оценить нашу российскую красу. — И нервной улыбкой походил на рыбу, выброшенную на палящий берег. — А вот где бы вы, Маша, хотели сами побывать?
— В Париже, — буркнула я, вспоминая детство и в нем сапожника дядю Сеню.
— Недурственно-недурственно, — хихикал Роберт Робертович. — Будем над этим вопросом, так сказать, работать.
Понятно, что на этом наш производственно-фишерный флер закончился. Когда на мужчину смотрят, как на мертвую рыбу, то не всякий выдержит подобного испытания. Не выдержал и «немец» Фишер, который, кстати, мог прикупить по дешевке местных смуглолицых молоденьких тел сколько хочешь. Но почему-то не опускался до этого, считая, видимо, ниже своего аристократического достоинства иметь дело с теми, кто падал в камни при любом платежеспособном клиенте.
Впрочем, была недовольна и я — работой. Не понимала, что это за профессия такая: принять факс, отправить факс, подать документы на подпись руководителю, обязательно быть в модных туфельках на высоком каблуке и желательно открывать коленки, чувствуя, как постепенно атрофируются мозги.
И была счастлива, когда эта «рыбная» м`ука для меня закончилась. Роберт Робертович попрощался со мной шуткой:
— В Париж, Машенька, в следующей нашей жизни.
— Непременно-с, — шутила и я.
— А, может, и в этой? — проговорил со значением. — Жизнь — она долгая… вечная…
— Может, и в этой, — легкомысленно отмахнулась я.
Получив свои честные две сотни долларов, поехала на электричке в Сочи, где прошлась по магазинам, как дикие варвары по Германии.
Потом купила модный женский журнал «ELLE» и увидела в нем прелестницу с губами карамельно-розового оттенка и со сложным архитектурным сооружением на голове в стиле ранних 60-х годов — изящное нагромождение накладных завитков и прядей, уложенных и закрепленных над «конским хвостом», под романтическим названием «Восход солнца».
— Так можно сработать? — зашла в салон «Локон», похожий на современную орбитальную станцию — неземным освещением, креслами, столиками, где находились баллончики-баночки-скляночки с косметикой.
— Работают, дитя мое, на шахте таки, — проговорил старенький еврей с грустными глазами бездомной собаки, рассматривая меня в зеркалах. — А Михаил Соломоныч таки мастер высшей категории. Я брал призы в Ленинграде, брал призы в Свердловске, брал призы в Тель-Авиве. — Ворочал мою голову руками, как ваятель. — Я взял из жизни все, что только можно взять, а вы… Как вас таки зовут?.. Вас зовут Маша. Я таки знал, что такую красивую девушку зовут именно так. Красивое имя — Мария. Надеюсь, вы слыхали таки о Марии, матери Божьей, родившей от Святого духа Сына человеческого… Доверьтесь, Маша, мне, мастеру, и вы не узнаете самую себя!..
И, действительно, себя не узнала, когда через час глянула в зеркало. На меня смотрел не подросток с неряшливой пыльной прической для посещения забетонированных танцплощадок, на меня глядела прекрасная и гордая юная леди, над головой которой восходило пламенеющее южное молодое солнце. Казалось, старенький мастер вместе с заколками вложил в мои волосы свою потертую жизнью душу.
Я смотрела в зеркало и ощущала себя будущей победительницей. Всякие юннатские сомнения исчезли, и моя мечта обрела четкий и яркий образ. Старенький Михаил Соломоныч, того не ведая, послужил катализатором для решительного моего решения: если я могу быть такой сейчас, какой я могу быть потом, когда природа окончательно оформит меня в совершенные формы.
Мое явление на сочинских улицах произвело фурор — казалось, прохожие не верят глазам своим: они столбенели, будто видели Горгону, и долго смотрели мне вслед. Образ мифической страшилы, конечно, некорректен: она была ужасна, я же была прекрасна. Я шла независимой высокомерной походкой и воочию убеждалась, что вызывающей красотой тоже можно завоевывать сердца и брать города. Таксисты останавливались и были готовы вести такую красотку хоть куда. Я отказывалась, помня наставления мамы не садится в чужие машины. Почему? Оказывается, недавно в Сочи орудовал маньяк-таксист, который приглашал отдыхающих молоденьких девушек в свое авто, потом вывозил за город, насиловал в валунах и убивал. Плющил тела камнем, отсекал голову, руки и ноги, чтобы как можно дольше не устанавливали личность жертвы. Его все-таки поймали и расстрелял. Тогда ещё не было моратория на смертную казнь. Говорят, у него осталась жена и три прелестные доченьки.
