Фредерик Дар - Серенада для Грейс
Я замедляю жевание и мысленно рассматриваю таинственную парочку, сидевшую за одним из этих столиков...
Глава 4
Где пойдет речь о девушке, уехавшей, не оставив адреса.
"Che mist's Shop" - химический магазин, как значится в моем тоненьком французско-английском разговорнике, означает также "аптеку". Во всяком случае, над дверью висит какая-то загогулина в виде реторты и вывеска, которую я вам героически прочитал, сохраняя орфографию.
Я поворачиваю ручку двери, больше похожую на наконечник трости, и нос к носу сталкиваюсь с человеком, сильно смахивающим на белую окоченевшую цаплю.
- Мистер Стендли? - спрашиваю я, стараясь изо всех сил повторить резкий английский акцент.
- Yes, - отвечает мне почтенный коммерсант.
- Вы говорите по-французски?
Опять этот мой вопрос, который я подношу местным жителям, будто пузырек с нашатырем. Надо отметить, что маленький разговорник, которым я обзавелся, чтобы преодолевать словарные баррикады, в случаях крайней необходимости весьма полезен.
- Немножко, - отвечает фармацевт.
- Тогда вперед! - радуюсь я.
Я разглядываю его. Нет, он похож не на цаплю, а на пеликана, поскольку под подбородком у него висит здоровый зоб.
- Можно поговорить с мадемуазель Обюртен?
Он открывает рот, и я замечаю его черные зубы, что не делает чести человеку его профессии, занимающемуся продажей зубной пасты.
- Она ушла от меня! - говорит он. Я подпрыгиваю как ужаленный.
- Когда?
- Некоторое время назад. Однажды утром мисс Обюртен не пришла на работу, предупредив по телефону, что ее тетя в Лондоне очень больна и она должна сидеть у ее постели. Приехав в Лондон, она мне написала. Тетя чувствовала себя лучше, но все равно ей требовался уход. Мисс Обюртен извинилась и попросила ее уволить...
- Вот так компот...
Он смотрит на меня удивленно.
- Могу ли я узнать, кто вы? - интересуется замерзший пеликан.
- Полицейский из Франции. С согласия Скотленд-Ярда я провожу свое расследование обстоятельств драмы, случившейся три месяца назад по дороге в Лондон, понимаете?
Он, похоже, проглотил три или четыре упаковки гигроскопической ваты, которые застряли у него в зобу. Мистер Стендли моргает как заведенный, рассматривая меня...
- Да, - произносит он с трудом, - я в курсе. Тот человек ведь ваш земляк, не так ли?
- Точно. Он тусовался с вашей лаборанткой...
Костлявой рукой аптекарь массирует свое беременное горло, а когда сглатывает, зоб вздрагивает, как петушиная бородка.
- Я не понимаю, что вы говорите, - морщится он. - Мой французский очень плохой.
Я вновь обретаю веселое настроение.
- Этот Эммануэль Ролле посещал... виделся... встречался с вашей помощницей, так?
Если я и дальше буду торчать в этой стране, то кончу тем, что выучу французский, поскольку - вот ведь затык! - мне приходится все время подбирать наиболее академические термины своего родного языка.
Пеликан кивает.
- Он иногда ждал ее у магазина в своем черном кабриолете.
- Часто?
- Не чаще одного раза в неделю...
- И как он вам показался? Аптекарь опять не очень понимает... Я объясняю:
- Какое впечатление он на вас производил?
- Положительное. Он был джентльмен. Я был very удивлен, узнав об этой страшной истории...
- А ваша лаборантка, Марта Обюртен, была серьезной девушкой?
- Серьезной?
Я с удивлением констатирую, что наши слова, составленные в фразы, у нас принимают при разговоре определенную непринужденность, в то время как за границей они имеют ограниченный буквальный смысл. Например, "серьезный" в Нортхемптоне означает только "важный, значительный", и все.
То есть серьезная девушка - та, которая не смеется, а не та, у которой не каждый день ноги вверх.
- Она встречалась с другими мужчинами?
- Меня не интересовала ее частная жизнь...
- Ваша скромность делает вам честь, мистер... э-э... Стендли, но, зная об отношениях Обюртен с Ролле, вы, сами того не желая, могли знать об отношениях Обюртен с кем-то еще. Врубаетесь? Пардон, понимаете, мистер Стендли?
Он щупает свой зоб, как щупают велосипедную шину, когда ее накачивают. Но, похоже, мои усилия тщетны, поскольку он пожимает плечами и опускает руки.
- Нет, я не видел других приятелей Марты.
- Вы никогда ее не видели в компании молодого высокого человека со светлыми волосами и в замшевом жилете?
Он задумывается.
- Кажется, нет.
- Вы уверены?
- Я не помню человека, соответствующего вашему описанию.
- Хорошо. А что она вообще из себя представляла, эта Марта Обюртен?
- Как вы говорите?
- Она была хорошей лаборанткой?
- Очень хорошей...
- В плане работы?
- Работящей...
- Короче, вы сожалеете?
- Очень...
- Мистер Стендли, письмо с ее заявлением об увольнении у вас?
- Конечно.
- Могу я попросить вас мне его показать?
Он согласно кивает головой и ковыляет в глубь магазина. Пока он отсутствует, я разглядываю помещение: аптека стара как мир. Нельзя сказать, чтобы у него был поток клиентов, - полки покрыты пылью, а склянки засижены мухами...
- Так, - говорит он, - вот письмо.
Я беру его в руки и не могу сдержать смех. Как дурак, я забыл, что оно, естественно, написано по-английски. Нет смысла вам повторять, что я абсолютно ни бум-бум в том, что там накалякано.
- Можно его взять? - спрашиваю я.
- Сожалею, - отвечает он, - но я не могу отдать вам этот документ, поскольку здесь говорится об увольнении моего сотрудника...
- Хорошо, хорошо. Храните эту драгоценность. Может быть, английская полиция попросит его у вас через некоторое время...
Я отдаю ему бумажку.
- Мне хотелось бы узнать адрес Марты Обюртен.
- У меня его нет...
- Как так? Она не сообщает его в письме?
- Нет, может быть, она забыла...
- Ну тогда дайте мне ее прежний адрес.
- Фиделити-роуд, четырнадцать. Я пишу адрес в наш фирменный полицейский блокнот с черной кожаной обложкой.
- Очень хорошо. Извините, что побеспокоил вас, мистер Стендли.
Вы заметили, как я стал выражаться? Когда я вернусь в Париж, мои кореша меня просто не поймут.
Кстати, по поводу возвращения в Париж! Необходимо предупредить шефа, а то, чего доброго, он подумает, что я прописался у ростбифов, мне понравилось носить сутану и я принял духовный сан.
Поклон мистеру Пилюле, и я на свежем воздухе. В трех шагах находится здание, где поверху написано: "Почта". Я вхожу и с большим трудом при помощи словаря прошу связать меня с Парижем.
Мне приходится ждать около четверти часа. Но вот на другом конце провода я слышу вибрацию голоса моего шефа. Не то чтобы я всегда находил его мелодичным, но здесь, в этой дыре, он кажется приятной музыкой.
- Алло, патрон?
- А! Это вы, Сан-Антонио? Ну как дела?
- Ну все, нашему приятелю повязали галстук.
- Печально.
- В таких мероприятиях нет ничего веселого, но все прошло пристойно.
Я вкратце описываю ему экзекуцию. Я говорю о последних словах, которые произнес сын Ролле о своей невиновности. Я рассказываю о Марте, лаборантке аптеки, о ее трапезе с Ролле и о типе, бросившем ей послание.
- И в довершение ко всему она исчезла. Вам не кажется это странным?
Минута молчания. Если шеф заткнулся, это значит, что в его котелке кипит работа.
- Кажется, - соглашается он.
- Вы не думаете, шеф, что я мог бы немножко заняться этим? Я понимаю, что Эммануэль теперь лишь кусок холодного мяса, но тем не менее мне было бы очень приятно раскрыть всю правду.
- Вы считаете, там есть что раскрывать? - спрашивает он. И я чеканю ему сухо:
- Я верю в это так же, как вы, патрон! Он никак не комментирует. Он просто принимает к сведению, и все.
- Послушайте, Сан-Антонио, - рожает наконец мой босс, - я даю вам четыре дня отпуска, чтобы вы могли посмотреть Англию, если хотите...
- Спасибо, патрон.
- Но только я вам рекомендую вести себя корректно и очень осторожно. Там - вы, наверное, заметили - с правонарушителями не церемонятся. Помните, что, если вы нарушите их закон, я не смогу вам ничем помочь. Ничем!
- Понятно, шеф!
- Только не надо мне больше звонить... Просто будьте здесь через четыре дня. И он вешает трубку.
Этого человека я знаю так хорошо и давно, как будто, открыв первый раз в жизни глаза, обнаружил его около своей колыбели. Он отправил меня сюда, поскольку сам понял, что дело здесь нечисто. Но он, естественно, держится за свое место и не хочет, чтобы дорогой подчиненный подставил его перед британской полицией.
Так что придется передвигаться на цыпочках, или на пуантах, как говорят балерины, но только значительно тише и осторожнее.
Размышляя над внутренними интригами нашего Большого дома, я подхожу к углу Фиделити-роуд. Номер 14 - маленький кирпичный дом в два этажа. Перед ним палисадник формата энциклопедического словаря. Вокруг металлическая решетка.
Дергаю за шнурок звонка.
Буквально сразу открывается окно на первом этаже...
