М. Барышев - Операция "Ривьера"
— В связи с тем что прямые военные акции в нашей работе теперь исключены, необходимо решить вопрос о равноценной их замене.
— Военные акции можно заменить только военными, — не удержался Лианозов.
— Но всё-таки вы, Роман Петрович, видимо, не думаете, что Торгпром сможет набрать армию и послать её завоевывать Россию. Нам нужно развивать несколько иные формы военной деятельности и направлять остриё туда, где в нынешних условиях наши затраты могут дать наибольший эффект…
Старший Гукасов засопел и тряхнул янтарными четками. На заседаниях нефтепромышленник предпочитал молчать и слушать. Обстоятельно переваривать услышанное и вдруг озаряться идеей, которую он принимался осуществлять с фанатичным восточным упрямством.
— Сейчас главная наша цель — это противодействие всеми возможными методами дипломатическим эмиссарам красных…
— Рэзать! — гулко выкрикнул Гукасов, округлив оливковые глаза. — Рэзать надо! Комиссаров, большевиков… Всех рэзать!
— Позвольте, господа! — Из-за стола встал низенький, с ухоженной бородкой, банкир Коншин и повернулся к побагровевшему нефтепромышленнику: — Давайте будем выбирать для выражения наших мыслей более… этичные выражения. Я полностью согласен с председательствующим. Тем более, что здесь, в дружественной стране, сочувственно относящейся к нашей борьбе против большевизма, есть практическая возможность осуществить противодействие. Однако мы обязаны считаться с законами Французской республики и поступать так, чтобы не поставить наших друзей в затруднительное положение…
— Совершенно справедливое уточнение, господин Коншин, — поддержал банкира Нобель. — Кроме французских законов мы должны учитывать прессу, общественное мнение, а также тот прискорбный факт, что левые газеты и здешние коммунистические ячейки стараются предать широкой огласке любой наш промах. Мы должны быть предельно осмотрительны, дабы не запятнать репутацию Торгпрома. Не забывайте, господа, что все мы ведём нормальные деловые операции, и газетная болтовня может повредить этой стороне нашей деятельности… Генерал Волошин снова обратился ко мне с предложением о совместных действиях.
— Кирилловец! — протестующе крикнул Белосельский-Белозерский. — Не может быть и речи!
— Никаких контактов с монархистами!
— Позорный союз!
— Я понимаю, господа, — настойчиво продолжил Нобель, когда утих шум. — Вы сами хотите быть российскими самодержцами. Но всё-таки сейчас мы должны объединять силы. Бог всегда на стороне больших батальонов — не забывайте эту мудрость. Мы и так слишком много потеряли оттого, что одни ратовали за Учредительное собрание, другие уповали на хозяйственных мужиков, а третьи пытались взгромоздить на престол обветшавших Романовых. Я считаю, что нам нужно принять предложение. Не поступаясь нашей политической платформой и принципами будущей политической власти в России, мы можем пойти на сотрудничество в ограниченных, сугубо утилитарных рамках, о которых я говорил сегодня… У нас есть деньги, а у кирилловцев найдутся смелые офицеры. Я понимаю ваши возражения, Роман Петрович, но вы же не рискнете сами стрелять в комиссара…
Лианозов крякнул и принялся вычерчивать замысловатые завитушки на листе бумаги.
— Кроме того, в случае неудачи кирилловцы будут для нас отличным громоотводом…
— Рэзать! — побагровев, выкрикнул Гукасов-старший.
Нобель поморщился. Выкрики нефтепромышленника раскрывали суть того, что старательно прятал за обтекаемыми словами миллионер Нобель, который владел акциями в добром десятке крупных русских промышленных компаний и банков. В восемнадцатом году Нобель даже вступил в члены шведского стрелкового клуба, чтобы в случае революционного восстания в Европе лично занять место с винтовкой в руках в карательном отряде.
Торгпром постановил согласиться на негласное сотрудничество с кирилловцами и оказать им финансовую помощь в проведении известных акций. Однако, памятуя провал в Берлине, в решение внесли уточнение: сначала дело, а основная плата потом, в зависимости от результатов. Кредит, как известно, портит отношения.
В заключение заседания Густав Нобель сообщил ещё одну новость. Кроме Волошина в Париж прикатил ещё некто, более важный и влиятельный, подлинную фамилию которого предпочитали вслух не называть. Сам же он скромно именовал себя мистером Брассом. Мистер выразил желание встретиться с представителем руководства Торгпрома. Договорились, что на встречу пойдет Коншин, бывший управляющий Русским торгово-промышленным банком, умница, финансовый маг и чародей. Из тех, кто умеет голыми руками вытащить из печки каленый полтинник и не обжечься.
ГЛАВА 4
Парижские встречи
Собеседники расположились под каштаном в крохотном сквере на берегу Сены. Мимо катились автомобили, цокали по мостовой подковы равнодушных к городской сутолоке извозчичьих лошадок. Целовались на скамейках парочки и визгливо кричали мальчишки, продававшие газеты. Под гранитными парапетами катилась мутная вода. Рыбаки в соломенных шляпах, недвижимые, как каменные химеры собора Парижской богоматери, стыли на каменных приступках.
— В идеале это было бы отлично, но подобраться к кирилловцам через Торгпром вряд ли удастся. Господа промышленники и торговцы идут на доверительные контакты только с хорошо проверенными людьми… Тут ваш план имеет существенную слабину. Да и зачем левой ногой правое ухо чесать… Не по мне такая хитромудрость.
Инженер Арбенов вопросительно покосился на собеседника в старомодной крылатке, темных очках и широкополой шляпе, делавшими его похожим то ли на анархиста, то ли на чудаковатого профессора. Из тех, которые увлечены какой-нибудь сумасбродной идеей и мало внимания обращают на то, что творится вокруг.
Встреча на берегу Сены состоялась после того, как инженер Арбенов оказался в Париже и в известном ему книжном магазине поинтересовался, не имеется ли у них случайно в продаже восьмой том Британской энциклопедии издания одиннадцатого года.
В крохотный сквер пришел Густав Янович Крауминь, бывший балтийский минер, большевик и член судового комитета эскадренного миноносца, ставший в восемнадцатом году чекистом. Вместе с другими товарищами он был направлен для конспиративной работы в войсках Юденича. После разгрома Юденича Крауминя под видом литовского эмигранта перебросили в Париж. Здесь он обзавелся букинистическим магазином на Больших бульварах, а приватно увлекался фотографией и химией, устроив в подвале под магазином небольшую лабораторию.
— Не просто работать в парижском вавилоне. Если здесь собираются вместе четыре русских белоэмигранта, они непременно основывают два союза, исповедуют три политические платформы и вдобавок учреждают столько же братств и обществ. Кого только не встретишь! И «Союз ахтырских гусар», и «Общество ревнителей памяти государя императора Николая Второго», и братство выпускников пензенской гимназии. А сверх того, Савинков, Мережковский…
Сунув руку под крылатку, Крауминь достал газету.
— Вот напечатано новое творение Гиппиус… «И скоро в старый хлев ты будешь загнан, народ, не уважающий святынь…» Попробуй разберись в этом ноевом ковчеге — где пара чистых, а где пара нечистых. Нобеля и Коншина на мякине не проведешь. Воробьи стреляные, и хватка есть, и ума не занимать…
Арбенов внимательно слушал собеседника. Глаза Крауминя были усталыми, говорил он тихо и пальцами, сложенными в щепоть, снимал с крылатки невидимые пылинки.
«Нервы», — подумал Арбенов. Прежде всего начинают сдавать тонкие живые ниточки, на которые колоссальной тяжестью наваливается напряжение чекистской работы.
Арбенов и сам измучился в этой длинной и трудной дороге. Сначала Гельсингфорс, затем поездом до Стокгольма через Торнео и Хапаранду. Оттуда грязными обшарпанными пароходами, сохраняющими ещё остатки военного камуфляжа, — в серый и тусклый Гамбург, в Антверпен и Гавр. Потом поездом — в Париж.
Настороженные глаза полицейских, жандармов и пограничников, вдоль и поперек изучавших финский паспорт инженера Арбенова. Надоедливые разговоры с проверяющими чинами, метровые вопросники, которые приходилось заполнять, прилипчивые спутники и откровенные шпики.
Досмотры, проверки, контроли и недоверчивые взгляды. Воля собрана в кулак.
Беглый российский инженер терпеливо разыскивает по пыльным портовым пакгаузам давний груз. Пухлые конторские книги, служащие, рассерженные дотошностью русского. Выпрошенные, добытые за некую мзду справки, подтверждающие, что на складах не имеется партии груза за номерами, указанными в потрепанных коносаментах.
Похоже, этот русский выжил из ума, если решил искать иголку в стоге сена.
