Владимир Сверкунов - Тело призрака
— А что же тогда? Подумайте, что заставляет массы людей идти за той или иной личностью? — на сей раз шрамоносец смягчил голос.
— Он должен предложить им иную, лучшую жизнь? — предположил бородатый.
— Вспомните, кто на протяжении всей истории человечества после Иисуса Христа не только пообещал, но и стал осуществлять это на практике. — Не найдя отклика погруженного в транс собеседника, человек в белом халате уточнил: — Я имею в виду справедливое бесклассовое общество, которое вполне в духе христианства.
— Ленин? — осторожно спросил пациент.
— Будьте уверены, что других примеров мы не найдем, — твердо отчеканил сидящий. — А теперь давайте предположим хотя бы теоретически: мог ли Ленин быть ипостасью Спасителя?
— Наверное, мог, — неуверенно ответил лежащий.
— А если было второе пришествие, то почему бы не состояться и третьему? — наступательно произнес шрамоносец. — Человечество по-прежнему нуждается в пастыре, который помог бы очиститься от скверны.
— Думаю, в этом был бы смысл, — ответил бородатый.
— Если бы все происходило в действительности, то верите ли вы, что возможно воскрешение Ленина, даже по прошествии десятков лет после его физической смерти? — человек в белом халате встал, его голос зазвучал пронзительно в унисон с почти уже воющей "стиральной машиной".
— Да, верю! — неожиданного громко сказал лежащий, и на его огромном лбу выступили сотни капелек пота.
— Вы — Ленин! — почти закричал шрамоносец.
11
Аномально поздняя осенняя гроза обрушилась на Москву, искромсав зигзагообразными зазубренными ножницами молний тихий теплый вечер. Вспышки одна за другой выхватывали обрамленные красными ореолами лица людей, заполнивших Красную площадь, будто свора фотографов, сверкая блицами, пыталась запечатлеть решающее для человечества событие.
Хлынувший вслед за шумовыми и световыми эффектами грозы проливной дождь, намочив тут и там разбросанные поверх толпы полотнища кумача, сделал их еще больше похожими на свежие сгустки крови.
— Только этого не хватало! — закричал Лиганов, подбежав к окну гостиничного номера. — Никому не расходиться, — распорядился он, обращаясь к высокому средних лет человеку с кожаной папкой в руке, и добавил: — Обращение будет готово с минуты на минуту.
Текст, лежащий на письменном столе, был испещрен пометками, сделанными золотой ручкой с таким же пером — предметом еще из "тех" времен. Поверху шла надпись: "Обращение народа России к президенту и правительству страны".
Человек, которому Георгий Алексеевич дал распоряжение, ушел, а сам лидер партии продолжил редактирование текста, время от времени глядя сквозь заплаканное каплями дождя стекло.
Толпа заметно сжалась, но не потому, что кто-то покинул площадь — люди, вздрагивая от раскатов грома и ежась от низвергающихся с неба прохладных потоков воды, инстинктивно старались придвинуться ближе друг к другу. Зонтов над людским морем почти не было: никто не рассчитывал на столь быстрое изменение погоды, да и метеослужба, как часто бывает, прозевала неурочный разгул стихии.
Голос появившегося на трибуне посланника Лиганова отвлек толпу от продолжающей бушевать грозы. Он прокричал:
— Нам не пристало бездействовать! Наступило время самых решительных мер! Через несколько минут будет готов текст обращения к власти. Мы потребуем навести порядок в стране!
Удар молнии и раскат грома поставили под этими словами огромный восклицательный знак, заставив и самого оратора, и большинство собравшихся вздрогнуть.
Как раз в это мгновение, закончив последнюю фразу, Георгий Алексеевич тоже поставил грозный пролетарский акцент: "Фабрики — рабочим, землю — крестьянам, власть — народу!"
Через четверть часа зачитанное им с трибуны обращение было одобрено участниками многотысячного митинга на Красной площади. От имени народа страны коммунисты требовали пересмотреть итоги грабительской приватизации и завести уголовные дела на всех, кто незаконно завладел собственностью, установить контроль за добычей полезных ископаемых, временно, до проведения национализации, передать в управление рабочим коллективам неправомерно присвоенные частными собственниками предприятия, блокировать в банках личные счета с суммами более ста тысяч долларов, отменить мораторий на смертную казнь…
Гроза продолжалась всю ночь и все же сумела проредить изрядно промокшую толпу. Но дело было сделано: в этот же вечер телевидение дало репортажи с Красной площади, а также с митингов, прошедших во многих городах, где десятки тысяч людей поддержали "Обращение народа России к президенту и правительству страны".
Не отрываясь от экрана, лидер партии "Правое дело" Глеб Полков грустно сказал:
— В этой стране всегда будут возвращаться к тому, с чего начали!
12
С высоты пятого этажа земля внизу казалась небом, как его рисуют дети. На черном асфальте под лучами заходящего солнца светились золотые звезды кленовых листьев. На щедро разбросавшем их дереве еще оставалось несколько пятипалых желтых ладошек: раскачиваясь, они словно посылали последний привет уходящему теплу.
Сивцов, вернувшийся от генерального прокурора, выглядел удрученным. Он устало смотрел на мостовую, не замечая проносящихся машин и людей. Видел только золотые листья на черном фоне — звезды, которые при желании легко было потрогать руками.
Как можно проникнуть в охраняемый Мавзолей, стоящий у всех на виду, а потом вынести из него внушительных размеров предмет? Только по подземному тоннелю. Эта версия представлялась Анатолию единственно приемлемой, о чем он и сказал "генералу". Но чтобы проверить ее, нужно вторгнуться в святая святых государства: за Кремлевскую стену.
Генеральный взорвался:
— И ты туда же! Мало того, что коммунисты обвиняют президента! Теперь ты собираешься его обыскивать!
— Но в Кремле не только глава государства, — мягко возразил следователь. — Есть разные службы, а в них работают люди, и неизвестно, что у них на уме…
— Даже если ты и прав, представь, какой грохнет скандал, когда вы начнете снимать отпечатки пальцев в кремлевских кабинетах! В нашей ситуации, наоборот, нужно отвести все подозрения от власти, — прогудел шеф, почему-то сменивший в этот день обычный костюм на синий форменный мундир с золотыми звездами.
— Сам Кремль нам пока не нужен, — поспешил успокоить его Сивцов. — Но обследовать тоннель крайне необходимо.
— Боюсь, ничего не получится, — внезапно потухшим голосом произнес генеральный прокурор. — Требуется самое высочайшее разрешение. А в наше время можно ли быть полностью уверенным в подчиненных? Одно дело, если вы ничего не найдете в злосчастном тоннеле, и совсем другое, когда вдруг обнаружится какая-нибудь улика? Это уже дискредитация…
— А как же истина? — выпалил Анатолий.
— Истина мне друг, но Платон дороже, — с горечью промолвил высокопоставленный собеседник. — Сейчас древнее выражение звучит именно так.
Солнце, опустившееся на крышу соседнего дома, нацелилось своим лучом на напольные, в человеческий рост часы в корпусе из красного полированного дерева, и те, словно по команде, начали мелодично отбивать пять часов. Нечаянная музыка явилась кстати: в разговоре наступила короткая пауза.
Когда бой часов затих, генеральный прокурор, откинувшись в удобном кожаном кресле, сказал:
— Хорошо, я поставлю этот вопрос перед президентом.
13
Сергей Сергеевич Колобов, заместитель руководителя Дирекции по эксплуатации комплекса "Кремль", грузный мужчина с выпученными серыми глазами, немного нервничая, ждал посетителя.
Открыв верхний ящик правой тумбы стола, он внимательно проинспектировал его содержимое, затем достал маленькую вазочку с четырьмя шоколадными конфетами и, будто несколько раз пересчитав их, вернул обратно.
Ровно в пять часов вечера раздался негромкий стук в дверь, и Колобов крикнул:
— Открыто!
Робко вклинивая небольшое, похожее на сдутый мячик тело в приоткрытую наполовину дверь, в кабинет вошел пожилой человек в сером выцветшем плаще и такого же цвета шляпе.
— Вызывали? — спросил он.
— Не то чтобы вызывал, а просто хочу с тобой потолковать, — не вставая из кожаного кресла, ответил Колобов. — Ты раздевайся.
Под плащом у гостя оказался костюм цвета асфальта, по которому проехало бесчисленное количество машин. Пригладив ладонью остатки седых волос, он замер посередине кабинета, готовый внимать словам хозяина.
Тот пристально — сверху вниз и в обратном направлении — ощупал взглядом посетителя, будто видел его впервые, и, наконец, произнес:
— Садись, Борис Палыч, отдохни, небось, тяжело в твои годы тянуть лямку?
