Диана Бош - Тигр всегда нападает сзади
Полиция особого рвения в расследовании исчезновения иностранки не проявляла. Это, а также желание свалить всю вину за исчезновение Киры на бытовую ссору бесило Алексея.
– Вы бы вернулись к себе в Россию, может быть, ваша жена уже там. Улетела к маме, к подругам, наконец, – вкрадчиво убеждал его детектив. – Женщина, когда ей плохо, всегда ищет, кому можно пожаловаться.
– Кире не на что жаловаться, – едва сдерживаясь, чтобы не взорваться и не нагрубить, закипал Алексей. – Мы были счастливы, понимаете!
– Вы, наверное, все-таки обидели ее чем-то, – уверенно говорил полицейский, – поверьте мне, человеку с большим опытом семейной жизни: женщины – непредсказуемый народ. Вот вы здесь волосы на себе рвете, а она там с мамой на кухне кофе попивает.
– Но яхты-то нет!
– Найдется, – уверенно заявил полисмен. – Может, ее от пирса оторвало и в океан унесло, а может, ваша жена оставила ее где-нибудь на стоянке. Или в аренду кому-нибудь сдала. Женщины – они такие… Он хотел сказать «ехидны», но посчитал это слово неподходящим для откровенностей с посторонними. Задрав голову вверх, задумался, пытаясь подобрать что-то помягче, но махнул на это дело рукой. – В общем, с ними не соскучишься. Поезжайте домой и ищите ее там. Виданное ли дело: две недели вертолеты летали и не нашли. В копеечку вам, должно быть, поиски-то эти вылились. Найдете жену, передайте ей от меня, чтобы больше так себя никогда не вела.
Лес странно себя чувствовал. С одной стороны, мысль о том, что Кира улетела, ничего не сказав ни ему, ни Анфисе, казалась ему абсурдной. С другой – его так активно убеждали в этом, что он вынужден был согласиться. К тому же его личный счет стремительно пустел, и продолжать упрямствовать он уже не мог.
Спустя две недели после исчезновения Киры. Девятое июня. Москва
– Анатолий, ты должен мне помочь!
Нина Михайловна, разъяренная московской жарой и пробками на дорогах, влетела в кабинет прокурора города.
– Ниночка, дорогая, ты, как всегда, неподражаема, – Анатолий Петрович поднялся со своего места и, перехватив сухую ладонь Нины, впился в нее губами. – Как поживаешь? Ничего не случилось?
– Анатолий, ты не в курсе?! Вся Москва гудит!
– Да что произошло-то? – занервничал он.
– Кира, моя дочь, пропала! – Нина Михайловна, не выдержав, разрыдалась, и Анатолий Петрович бросился наливать ей воды.
– Как это – пропала? Когда? – он подал ей стакан и сел рядом.
Жадно сделав несколько глотков, Нина Михайловна придвинулась поближе и склонилась к лицу Анатолия Петровича.
– Это он ее убил. Ее прощелыга муж.
Прокурор отшатнулся. Встав, нервно зашагал по кабинету, то расстегивая, то застегивая пуговицы синего мундира.
– Нина, ты говоришь какие-то страшные, безумные вещи. Я не могу поверить в это.
Киру он знал с младенчества. С Ниной Михайловной, своей троюродной сестрой, Анатолий вырос в одном дворе и питал к ней самые добрые чувства. Подружка по детским играм и объект его первых юношеских мечтаний – она и позже продолжала нравиться ему. Даже когда вышла замуж и родила дочь. Да что там! Он был всегда в нее влюблен. И непременно женился б, если бы Нина, его Ниночка, хоть капельку отвечала на его чувства взаимностью. Но она всегда видела в нем всего лишь родственника, пусть и дальнего.
Когда родилась Кира, Анатолий сам вызвался стать ей крестным отцом. Он сказал тогда, если Нина откажет, то нанесет ему тем самым огромную обиду на всю жизнь. Нина, разумеется, согласилась, а он размечтался, что когда-нибудь будет Кире настоящим отцом.
Но время шло, а Нина его любви не замечала. В тридцать пять лет она овдовела, и он, выдержав положенный срок траура, пришел к ней свататься.
– Замуж? – удивилась она. – Толик, мы же брат и сестра!
– Троюродные, – уныло согласился он.
О том, что Нина Михайловна – человек категоричный и резкий, он прекрасно помнил. Для нее никогда не существовало полутонов, и она всегда знала, как в жизни поступать правильно. Так, родственники не должны иметь между собой половую связь, иначе это – инцест. И не важно, что родство их – седьмая вода на киселе.
Постепенно его чувства утихли, он женился и даже родил в браке двоих сыновей. К Ниночке же своей он относился по-прежнему с теплом и любовью, хотя это чувство трансформировалось с течением времени в чисто дружеское.
Сейчас, пока Нина Михайловна рыдала, закрывая лицо руками и сморкаясь то и дело в батистовый платок, Анатолий Петрович достал коньяк и плеснул в два бокала. Сначала Ниночке, потом себе. Он всегда держал для нее бутылочку особого, элитного, как она любит. Жаль только, случай сейчас неподходящий, иначе она обязательно бы оценила букет коньяка.
– Нина, выпей.
– Господи, как же мне тяжело! – запричитала она, вцепляясь двумя руками в пузатый бокал и, видимо, плохо соображая, что именно перед ней. Она рассеянным взглядом уставилась в пространство, а потом тонко, тягуче завыла: – Как мне жить теперь, как мне жить, Толя? Она же у меня одна, кому я на старости лет нужна?
– Нина, пожалуйста, успокойся. Выпей, тебе станет немного легче. А потом расскажи мне по порядку все, что знаешь. Иначе я ничем не смогу тебе помочь.
– Да-да-да, – мелко закивала она, хлебнула коньяк, как чай, и, поморщившись, отставила бокал в сторону, – я сейчас все, абсолютно все тебе расскажу. Случилось так, что Кирочка недавно получила от двоюродной бабки наследство. Это для меня лично не слишком близкая родня – Мария приходилась тетей покойному мужу моему, Даниле. А ее мать – родная сестра Володиной бабки. Она еще в тридцатые годы выехала в Канаду, да там и осталась. Времена, знаешь сам, какие были: за связи с иностранцами органы могли большие неприятности устроить. А тут – родственница. В общем, мы с Анной из страха почти не общались и потому постепенно потеряли с ней связь. Но прошло время, и вдруг выяснилось, что Анна из Канады переехала жить в Австралию, там вышла замуж и родила дочь – Марию. Девочка была замужем, но осталась бездетной. От мужа ей достались неплохие деньги – тридцать миллионов долларов. После его смерти она удачно вложила их и увеличила свое состояние в несколько раз.
– Во сколько? Какая сумма досталась в наследство Кире?
Нина Михайловна понизила голос, будто боялась, что их подслушают, и шипящим шепотом произнесла:
– Чуть меньше полумиллиарда долларов.
Анатолий Петрович присвистнул.
– Повезло же Кире…
– Толя! Думай, что говоришь!!! Девочка поехала в Австралию с мужем и Анфисой и исчезла! – она зарыдала. Немного успокоившись, вытерла нос и глаза и продолжила рассказ: – И все было хорошо сначала, кто бы мог подумать, что так это закончится. Там, в Австралии, очаровательная вилла. Кирочка присылала мне фотографии. Вид из окон чудесный. После улаживания всех формальностей с наследством Кира решила с семьей остаться там, отдохнуть. Почему бы нет? Девочка много работает, ей нужен отдых. Она мне часто звонила, радостная такая, смеялась все время. Двадцать седьмого мая у Кирочки день рождения…
– Я помню.
– Да, знаю. Я хотела в этот день ей позвонить, поздравить, но накануне мне вдруг что-то тревожно стало. Вот знаешь, Толь, сжалось сердце и давит, давит… Ну, я и набрала номер ее сотового. Думаю, если она поднимет трубку, ничего плохого про свои предчувствия говорить не стану. Скажу, что просто захотелось позвонить, расспросить, как она думает свой день рождения отмечать. Сижу, жду, а она трубку все не поднимает. Я нервничать начала. Опять номер набираю – а она уже недоступна!
Нина Михайловна опять всхлипнула и потянулась к бокалу с коньяком. Анатолий Петрович быстро схватил бутылку и плеснул еще.
– Ты представляешь, что я чувствовала? Я телефон оборвала, раз за разом дозваниваясь ей. А потом позвонила Анфисе, а она говорит, мол, мама спит. Под утро, дескать, только легла. Ну, я и успокоилась! Чего, думаю, Кирочке мешать, пусть девочка отдыхает. На следующий день звоню поздравить с днем рождения – опять ее телефон не отвечает. А потом узнала, что ее нет…
Последние слова она прошептала и, задохнувшись, начала беззвучно рыдать.
– Толя, найди ее. Я тебя очень прошу. Может, она еще жива?! Она же должна быть жива, да?
Анатолий Петрович испуганно посмотрел на нее, и она сразу поняла его взгляд.
– Думаешь, я схожу с ума? Не переживай, у меня психика крепкая. Просто не могу думать о ней как о покойнице. Живая она для меня. Толя, накажи его, я тебя очень прошу. Пусть сгниет в тюрьме, никогда оттуда не выйдет.
Анатолий Петрович молча разлил оставшийся коньяк и, залпом выпив, посмотрел пристально в глаза Нине Михайловне.
– Нина, я сделаю все, что от меня зависит. И даже больше.
– Да, я знаю, Толя. Ну вот как мне после этого жить? Кирочка никогда сама не вышла бы в море: она с детства боялась воды. А тут вдруг на яхте, в океане, одна. Я не поверю этому ни на секунду! О, боже мой, – заскулила она, – он ее убил! Он! Будь они прокляты, эти деньги, ради которых он это сделал. Лучше бы она никогда не получала наследства.
