Энтони Макгоуэн - Охота
— Молодой человек, я отношусь ко всему философски и живу исключительно интеллектуальной жизнью. Вы никак не можете причинить мне зла. Что до того, как вы сюда попали, скажу вам: есть умельцы, способные проникать в чужие дома, и я полагаю, что вы один из них. Итак, повторяю свой вопрос: чем я могу помочь вам?
— Вы не узнаете меня?
Старик внимательно посмотрел на незнакомца. Тяжело выносить этот взгляд. Проницательный, острый, вроде бы даже добрый.
— Подойдите, пожалуйста, ближе к свету. В каком году это было?
Он сделал шаг вперед.
— В 1977-м.
— Вот как, — Ноэль усмехнулся, — не самый лучший год для меня. Да, мне кажется, я вспомнил. Вы были… одним из метких стрелков?
— Именно так.
— А теперь пришли навестить своего старого учителя греческого? Как трогательно! Но вам следовало бы просто позвонить в дверной звонок. Я никогда не отказываюсь от встреч с бывшими учениками.
«С этим учеником, — подумал он, — вы не захотели бы встретиться, если бы знали, что у него на уме».
Последовало молчание. Приготовленная заранее речь казалась теперь неуместной. Он почувствовал, как подрагивает веко, и, чтобы успокоиться, сказал:
— Я пришел сюда, потому что вы погубили жизнь по крайней мере одного из моих друзей, не говоря уже обо мне. Наверное, жертв было больше.
— Звучит несколько… мелодраматично.
Спокойствие, кажется, покидало старика, но он все еще не казался испуганным. Только легкая досада слегка потревожила мирные черты лица.
— Не думаю.
Ошибка. В его голосе звучит мальчишеская обида.
Ноэль ласково улыбнулся:
— Уже почти четыре часа. Пора пить шерри. Ведь ты выпьешь со мной?
— Я уже пил с вами шерри.
— Что? A-а… значит, ты из этих. — В мальчишеском кругу знали, что своим любимчикам учитель иногда предлагал выпить с ним и съесть пирожное в маленькой гостиной. — Да, теперь я точно вспомнил тебя. Тебя зовут…
Он произнес имя.
— Правильно.
— Но постой, как мог я испортить твою жизнь? Разве она действительно загублена? На вид ты замечательный молодой человек, хоть и умеешь проникать в чужие дома. Догадываюсь, где ты научился этому искусству.
Старик улыбнулся, показав белые вставные пластмассовые зубы.
— Помните, как один мальчик вошел в класс, чтобы передать записку, а вы в это время читали стихотворение?
— Стихотворение? Нет, я не могу все помнить. Мальчиков было так много.
— Стихотворение о Ганимеде, которого похитил орел. Позднее вы объясняли кое-какие вещи избранным ученикам. Вы поощряли их. Вели речи о морали случившегося события, о его красоте. Заставляли их заниматься этим.
Он потупил взгляд и принялся рассматривать собственные ботинки. Все шло как-то не по задуманному.
— Дорогой мой, я не знаю, что ты имеешь в виду.
Однако глаза говорили, что старик прекрасно все понимает. Рука учителя прошлась по остаткам волос на голове.
— Вы лжете. Не знаю, что вами руководило. Ко мне вы никогда не прикасались. Не думаю, что вы вообще трогали кого-либо из нас. Но все было как-то ненормально. То, что вы делали, было хуже любого извращения. Вы формировали из нас преступников, внушали чувство вины. Представляете, что вы сотворили с нами?
В его голосе слышалась жалость к себе. Старик презрительно усмехнулся:
— С тобой я ошибся. Не все обладают крепким рассудком и бессмертной душой.
— А что, если я сообщу обо всем полиции? Таким людям, как вы, нельзя оставаться на свободе.
Старик рассмеялся:
— При чем здесь полиция? Да и что, собственно, ты хочешь им рассказать? Как я читал стихотворение? Ты же сам признался, что я никогда никого не трогал. Тебя сочтут фантазером. Возможно, даже сейчас ты боишься своих тайных желаний… страстных влечений. — Он смягчил тон: — Пошли, выпьем со мной шерри. Я уже давно не видел никого из моих мальчиков.
Малкольм хотел встать, но молодой человек шагнул вперед и грубо усадил его на стул. Старик издал звук — нечто среднее между стоном и визгом.
Может быть, именно в этот момент мысль об убийстве пришла ему в голову. По крайней мере он не планировал ничего заранее. Некоторое время стоял над Ноэлем, который ежился, словно трусливая дворняжка. Потом схватил старика за седые волосы и ударил лицом о стол. Верхний зубной протез упал на пол. Ноэль жалобно стонал, пытаясь дотянуться рукой до предмета своей гордости.
И тогда он начал прижимать голову старика к столу. Ноэль повернул лицо в сторону и посмотрел снизу вверх на убийцу, рука которого давила еще крепче. У него заломило в висках. Не легкий способ убийства, да и умереть таким образом не просто. Беззубый рот педагога открылся:
— Пожалуйста…
Возможно, он проговорил это слово, а потом попытался сказать еще что-то. Наверное, по-гречески, кто знает.
Когда хрупкие кости лица затрещали под беспощадной рукой, раскаялся ли Малкольм Ноэль в изощренном совращении десятков мальчиков, чувствующих себя потерянными и одинокими в жестоких условиях школы? Иногда смерть рождает правду. Иногда — нет. Возможно, по мере того как внутри его черепа росло давление — кровь уже хлынула из ушей и носа, а боль превратилась в бесконечно холодный, но жгучий адский огонь, и руки трепыхались, подобно умирающим рыбкам на берегу, — он увидел, как душа обретает крылья, согласно обещанию Платона, и возносится в царство бессмертных богов.
После содеянного он застыл над мертвым телом. Гнев прошел, но удовлетворения не наступило. Ощущение скверное. Ему и раньше приходилось убивать людей, но не таким способом. Испытывал ли он чувство сострадания? Да, кажется, немного жалел старого больного негодяя. И в то же время понимал, что дело не кончено. Многое еще впереди.
ГЛАВА 4
АВТОПРОБЕГ «БУХАРА»
Послышался громкий крик. Какой-то придурок голосил на всю улицу. Я не спал. Лежал без сна уже около часа, поедаемый утренними демонами, более острозубыми и быстро жующими, чем их ночные коллеги, но менее решительными и упорными. Они улетали с дикими воплями. Но какого черта этот идиот зовет меня? Прошел в гостиную и выглянул в мансардное окно. Так я и знал: тот самый толстый коротышка. На нем пальто фирмы «Руперт Беар» с ворсистым воротником и отделанная мехом кожаная шапка. Похож на командира танка под Сталинградом.
А рядом стоит автомобиль.
Выглядит как «спитфайер». Так и кажется, что вот-вот из люка выскочит пилот. Обтекаемые формы, два маленьких кожаных сиденья в середине тесного салона. Весьма изящные небольшие дверцы и узкое ветровое стекло. Никакой крыши. Загадочным образом ручной тормоз расположен не внутри, а снаружи автомобиля. Есть пара круглых фар и решетка радиатора, напоминающая улыбающийся рот.
Придурок снова начал кричать. Почему он не пользуется колокольчиком на двери, как все нормальные люди? Я открыл окно, высунулся наружу и сказал:
— Прекращай орать. — Затем добавил: — Ты Родди?
— К вашим услугам! — крикнул он в ответ, глуповато улыбаясь.
Я понял, что Родди Бланден — большой любитель скалить зубы.
— Буду готов через пять минут, — сообщил я и закрыл окно.
Что нужно брать с собой на мальчишник?
Одежду, кретин.
Я набрал в шкафу охапку всякого барахла и загрузил сумку. Зубная щетка. Парацетамол. Что еще? Какую-нибудь выпивку. Удалось найти лишь бутылку портвейна, которую я купил для отца, но так и не удосужился передать ему. А теперь это уже никогда не удастся сделать, если только я не вылью содержимое бутылки на сырую землю могилы на муниципальном кладбище Лидса. Портвейн — подходящее пойло для шутов, которые прибудут на пирушку Доминика.
— Я разбудил тебя? — спросил Родди, не прекращая улыбаться, пока мы пожимали друг другу руки.
— Нет. Неужели эта колымага дотащится до Корнуолла?
— В 1947 году тачка доезжала до Бухары и возвращалась назад. Не вижу причины, почему бы ей не добраться до Корнуолла. Она же поставила рекорд во время азиатского автопробега.
— Где находится эта чертова Бухара?
— О Боже! Кажется, у нас в школах на уроках географии учителя полностью игнорируют Среднюю Азию.
Он подмигнул мне, давая понять, что шутит. Дом, очевидно, представил меня строптивым хулиганом. Бланден просто не получил сведений о роде моих занятий.
— Я работаю по металлу и дереву.
— В автомобилях разбираешься? Нет? Очень жаль.
— Мне послышалось, будто твоя тачка съездила в Бухару и вернулась назад.
— Тогда она была совсем юной девушкой, тугой, как барабан. Теперь старушка уже не та. Не так легка на подъем. Может быть, мы… постой, для такого путешествия тебе понадобится одежда потеплее.
Он показывал на мое коричневое шерстяное пальто, унаследованное от отца.
— Это теплая вещь, — успокоил я. — Да и погода не очень плохая.
Я посмотрел вверх. В небе плавали высокие рваные облака. Прохладно, но если не пойдет дождь, беспокоиться не о чем.
