Марина Серова - В духе времени
В любом случае деньги получены, контрактик мы с директором подмахнули, так что мне оставалось только с легкой душой готовиться к предстоящему путешествию.
В этот момент меня взяли под руку. Подумав, что те два молодых человека, которые усиленно выдвигали свои кандидатуры в мои спутники жизни на вечер, решили оформить попытку дубль два, я повернулась и уже хотела было сказать, что думаю по их поводу, но увидела совершенно незнакомую физиономию. Она, если говорить откровенно, впечатляла: на ней тускло копошились два небольших синеватых глазика и имелся нос, свернутый вялой картошкой. А еще на физиономии очень обильно были представлены брови — густые, как у незабвенного Леонида Ильича, они срослись на переносице и прорисовывались над глазами этаким изумленным шалашиком. Помимо всего прочего, физиономия была густо усеяна веснушками и выражала некий вопрос.
Я мимикой выразила свое изумление, и вопрос был немедленно озвучен:
— Следовательно, это — вы?..
Формулировка была такой очаровательно непосредственной, и сопровождался вопрос такой напористой улыбкой, что мне ничего не оставалось, как кивнуть и ответить по всей форме:
— Следовательно, это я. А вы, собственно, кто?
— Я за вами наблюдаю, — объявил бровасто-веснушчатый тип. — Вы, наверное, из фирмы «Дива» и, я так понял, только что были у Федора Николаевича, у директора цирка. Что-то мне кажется, этот испанский тип совсем потерял башку.
— Что? — еще больше изумилась я, испытывая еще и другие, менее положительные эмоции. — А мне кажется, молодой человек, что вы совсем не по адресу. Мне неизвестна никакая фирма «Дива», и даже если бы была известна, все равно это не повод, чтобы хватать женщин на улице за руки и вообще вести себя крайне сомнительным образом. Кто вы такой?
— Я лейтенант Голокопытенко, — заявил тот, щуря свои блеклые и при том нагловатенькие глазки. — Я расследую дело об исчезновении имущества цирка.
— Тигра, что ли?
Голокопытенко сощурил глаза до такой степени, что они превратились в щелки, сквозь которые на меня ощутимо изливались злость и ирония. Кажется, он весьма ершистый молодой человек, подумала я. Неудивительно, что на него повесили очередной, по мнению его же коллег, «глухарь».
Кстати, лейтенант завел речь именно о своих сослуживцах.
— Вы говорите, как олухи в моем отделе, — сказал он. — Для них любое необычное дело превращается в повод для подтрунивания и хохм. Так, в прошлом году было дело, когда к нам пришла одна старушка. Она говорила, что в ее поселке на самой окраине города завелась нечистая сила. Что ночью вокруг ее дома пляшут черные и зеленые змеи и кто-то страшно воет в трубе. А еще она мельком видела из окна, как мимо идут слоники. И говорят. Представляете, какой бред! И наверняка представляете, куда старушку послали, когда она пришла со своей информацией в местное управление милиции. Разговаривал с ней, кстати, мой старый знакомый Коля Сухачев, алкаш не приведи господи, и конечно же, он ей сказал: вали домой, бабка, да проспись. В ту же ночь в поселке ни с того ни с сего изрубил себе все руки топором и насадился животом на кол местный учитель, чуть ли не единственный проживающий в округе интеллигент, к тому же — непьющий. Бабка ринулась в городское управление, оттуда ее переадресовали к нам, а наш начальничек, капитан Овечкин, в тот день именины справлял, так что бабуля осталась при своих. Отфутболили ее ко мне: есть, говорят, у нас такой живчик, лейтенант Голокопытенко, он будет расследовать любую туфту, даже бегство от бабушки и дедушки Колобка с последующим его умерщвлением лисицей. Я бабку, конечно, выслушал. А на следующий день — представляете? — ее обнаружили мертвой на пороге собственной избушки и с топором в руке. Обширный инфаркт. Но что, спрашивается, дернуло бабку в сырую и холодную апрельскую ночь вылезти в одной ночной рубашке на порог, да еще с топором?
— И вы заинтересовались этим делом, лейтенант? — спросила я.
— Я заинтересовался. Но нашелся один фигурант, который меня обскакал. Точнее — обскакала. Дама с лицензией частного детектива и телохранителя. Фамилия ее, кажется, Охотникова.
— Гм, — отозвалась я, чувствуя, что мне начинает нравиться этот настырный тип, с которым, видимо, мне придется вести одно и то же дело, — давайте присядем на лавочку, лейтенант. Вон там есть свободное место. У вас… хорошая память на фамилии.
— Да уж хотелось бы верить. Ну и что же вы хотите… насчет того дела со старухой, а? — кивнул он, возвращаясь к на минуту оставленной было теме. — Оказалось, что в том поселке разлившаяся Волга затопила кладбище. Факт сам по себе неприятный, если отбросить всякие там… оккультные штучки. Одно из захоронений было пусто, а в гроб какие-то наркоторговцы засунули партию товара. И то ли у них там упаковка повредилась, то ли еще что, только препарат этот стал в больших количествах растворяться в паводковой воде. И при испарении образовывать этакие галлюциногенные пары. Днем было еще ничего, потому что на свету, как оказалось, действие паров препарата ослаблялось, а вот ночью… Ночью человеку, нюхнувшему тех паров, могло привидеться черт знает что. Вот жители поселка и посходили с ума. А капитан Овечкин, как протрезвел, объявил, что дело раскрыто, бесспорно, при содействии нашего отдела. Потому что бабка пришла сначала к нам. А это что-нибудь да значит.
— Ну, если так мыслить, то еще большее содействие в раскрытии оказал некий Сухачев — ваш, лейтенант, знакомый. Ведь к нему бабка пришла еще раньше, — улыбнулась я.
— Вот примерно так я и сказал капитану Овечкину, за что и влепили мне со-очный выговорчик, — отозвался Голокопытенко. — Так, значит… вы не из фирмы «Дива»?
— Вы удивительно проницательны, — не отказала себе в сарказме я. — А почему я должна быть именно из фирмы «Дива»? С какого перепугу?
— С перепугу не с перепугу, а услугами данной эскорт-фирмы с недавних пор часто пользуется директор цирка… м-м-м… Нуньес-Гарсиа. И наградили же его фамилией!
Рассуждения лейтенанта с фамилией Голокопытенко напомнили мне анекдот о двух хохлах, стоящих у театра оперы и балета и беседующих следующим замечательным манером: «Передрыщенко, афиша!» — «И шо?» — «Та дывись, Передрыщенко, яка смешна фамилия — Шопен!»
— Лейтенант, — произнесла я, — все-таки я не из «Дивы». И, пожалуй, я представлюсь: Охотникова Евгения.
— Голокопытенко Влади… — машинально начал он, но тут же осекся и воззрился на меня, заговорив с весьма ощутимым пиететом: — Охотникова? Значит, это вы расследовали дело, о котором я сейчас так подробно рассказывал?
— Совершенно верно, — сказала я. — Меня попросил один мой знакомый, который, кстати, и синтезировал тот самый злополучный препарат. Только он ничего не знал, его формулу использовали без его ведома — через его научного руководителя, который оказался еще тем типом.
— Знакомый? — почему-то с подозрением спросил Голокопытенко. — М-м… а как его звали?
— Почему звали? Его и сейчас так зовут, он вроде как жив и здоров. Докукин, Николай. Кстати, недавно он, кажется, защитил докторскую диссертацию и стал самым молодым доктором наук в нашей области. Ему тридцать три года. Очень талантливый молодой человек.
— Правильно, — откликнулся Голокопытенко, — Докукин фигурировал в том деле с «нечистой силой». А вы, значит, и есть Охотникова?
— Да, я и есть Охотникова. Он — Докукин, а я — Охотникова.
— А он Докукин, — машинально повторил Голокопытенко, чем вызвал на моем лице ироническую улыбку, — именно. Вы, значит, его хорошо знаете?
— Да уж куда лучше, — кивнула я. — Он мой старый знакомый, практически с детства. Правда, в последнее время что-то мы с ним не общаемся, он не звонит, не пишет. Кстати, он даже руку и сердце мне предлагал. Розы дарил. Как раз за месяц до описанного вами случая с «нечистой силой».
Говоря это, я едва не рассмеялась, потому что Николай Николаевич Докукин, при всей трагической нелепости его персоны, вызывал у меня сугубо иронические ассоциации.
Однажды этот чудный индивид явился ко мне рано утром в воскресенье, когда я крепко спала. Проклиная все на свете, я двинулась к входной двери и, открыв, недоуменно замерла на пороге.
Первое, что я увидела, был просто чудовищный по размеру букет алых роз. Правда, стоит сказать, что розы были несколько вялые и, по всей видимости, были всучены принесшему их мне незваному и раннему гостю каким-то ушлым продавцом, вознамерившимся впаять подгулявший просроченный товар особо тупому покупателю. И это, без сомнения, торговцу удалось. Самого гостя не было видно до тех пор, пока букет не дернулся в сторону, отчего половина его с легким издевательским шелестом осыпалась на пол.
Коля Докукин — маленький, довольно низенький мужчина с нелепо торчащими во все стороны редкими белесыми волосами и простеньким личиком неотесанного деревенского увальня, которого неизвестно зачем угораздило дорваться до города. У него подслеповатые водянисто-голубенькие глазки за стеклами круглых очков, широко, по-детски открытые и периодически выдающие серии конвульсивных частых-частых морганий. Более того, Коля Докукин является счастливым обладателем непомерно длинного, немного горбатого и изрядно скошенного набок носа с шевелящимися ноздрями. Иногда упомянутый нос крутится во все стороны, отчего его счастливый обладатель начинает сильно смахивать на обнюхивающую углы и стены крысу.
