Марина Серова - За что боролись…
— Шампанского?
— Кофе, если можно, — ответила я. Еще не хватало пить шампанское с этим мерзким Аркадием Иосифовичем!
При непосредственном общении он оказался куда любезнее, нежели по телефону. Но в его преувеличенной тактичности сквозило что-то неестественное и неприятное. Лучше бы продолжал грубить!
— Значит, вы хотите знать, когда и зачем я организовал команду, призванную участвовать в играх «Брейн-ринга»?
— Я уже говорила.
— Команде четыре месяца. Она дважды участвовала в играх и с первой попытки произвела фурор, выиграла чемпионство. Зачем? Милая девочка, это такая реклама фирмы.
«И неплохая скрытая реклама препарата», — продолжила я про себя.
— Что же касается смерти Вишневского, я уже сказал свое мнение. Трагическая случайность, бедняга хотел быть умнее, чем его создал бог, и поплатился.
Лейсман цинично улыбнулся и посмотрел прямо в глаза мне — пронзительным, немигающим взглядом.
— Вам не знакома фамилия Светлов? — спросила я, ничуть не смутившись.
По лицу финансового директора «Атланта-Росс» пробежала гримаса удивления, но он молниеносно совладал с собой и принял прежний снисходительно-равнодушный вид.
— Знакома. Вообще-то он работает у нас в компьютерном отделе. А еще мой дядя преподает у него на химическом факультете университета. Я даже видел его у себя дома.
— Ваш дядя?
— Ну да. Яков Абрамович Смирнитский, если вам так интересно.
— Вы хотели взять его в команду?
— Нет, он на это не тянет.
Подобная пикировка, совершенно беспредметная и бесполезная, могла продолжаться еще долго, и я решила откланяться.
Лейсман глядел мне вслед с презрительной улыбкой и холодно щурил маленькие темно-серые водянистые глазки.
* * *Я вернулась домой вконец запутавшаяся и расстроенная. Что-то не то! Может быть, Вишневский был в самом деле не в своем уме от передозировки. Может, и Светлов несет беспочвенную околесицу и никакого перцептина не существует? Может, и Анкутдинов что-то путает? По крайней мере, никакого криминала и никакой зацепки. Надо поговорить с участниками команды.
Я задумчиво бросила кости, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию.
31+12+20.
«Разве то, что человек может узнать, — именно то, что он должен узнать? Не будьте чрезмерно любопытным».
Очень своевременный совет!
В этот момент раздался звонок в дверь. Кого это ко мне несет?
Недолго думая, я взяла с полки пистолет, взвела курок и пошла открывать незваным гостям.
На пороге стояли молодой человек лет двадцати — двадцати двух, лицо его показалось мне знакомым, и девушка примерно того же возраста.
— Здрасьте! Это вы — Татьяна Иванова?
— Ну да. А вы кто будете и зачем пожаловали?
— Мы от Светлова. Можно войти? — тяжело дыша, как после бега, спросил парень.
— Заходите, — немного удивленно кивнула я.
— Моя фамилия Кузнецов, а это Лена Бессонова. Мы…
— Из «Брейн-ринга»? Из команды Влада? Вот вы-то мне и нужны, — довольно невежливо, но радостно перебила я. — А где сам Светлов?
— Он только что выбросился из окна, — ответила за Кузнецова девушка.
Глава 4
Эти слова — «выбросился из окна» — произвели эффект удара молнии. Я резко отпрянула к стене и едва не выронила пистолет.
— Как это случилось?
— Мы сдавали зачет в универе, — начал рассказывать Кузнецов, — Светлов с самого начала был какой-то не такой… пришел уже к самому концу. Он пошел сдавать предпоследним…
— Последним был Костя, — вставила Лена.
— Да, последним должен был сдавать я… Я задремал в углу, пока они там говорили со Смирнитским…
— С кем?!
— Смирнитским Яковом Абрамовичем, — несколько озадаченно отвечал Кузнецов, — наш преподаватель высшей математики. А что?
— Вы знаете, кто его племянник?
— Нет, а кто?
— Ваш покровитель Лейсман. Он мне сам это сегодня сказал, Лейсман то есть. Даже не знаю, что и думать. Ладно, и что дальше?
— А что дальше? У Светлова приключилось нечто вроде припадка, он разбил окно и выпрыгнул.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросила я.
Кузнецов покачал головой и, сев в прихожей на корточки, уставился в зеркало напротив, словно пытаясь найти там ответы на мучающие его вопросы.
— Вообще-то мы отвезли его в реанимацию, — наконец сказал он совершенно безотносительно к моему вопросу, но эти слова подействовали куда сильней, чем любой из возможных вариантов непосредственного ответа.
— Так он жив?! — воскликнула я.
— Черепно-мозговая травма, состояние тяжелое, но не смертельное, — сказала Бессонова. — И еще перелом руки. Левой. А вы не желаете навестить его?
— Кого?.. Светлова?
— Вишневского, — цинично пошутил Кузнецов, обдав меня нервно-паралитическим перегаром. — И вообще, почему вы не интересуетесь, как мы нашли вашу квартиру?
— Я не самый богом забытый человечишка в этом городе. Найти меня несложно.
— И все-таки поинтересуйтесь, — хмуро сказал Кузнецов.
— Интересуюсь. Ну?
— Я позвонил бабушке Светлова, чтобы предупредить, что ее внук в реанимационном отделении 2-й горбольницы. Когда она меня узнала, то тут же попросила приехать и передала записку. После этого мы поехали к вам.
— Где эта записка? — нетерпеливо спросила я.
— Вот она, — Кузнецов вынул из кармана вчетверо сложенный листок.
«Косте Кузнецову, Лене Бессоновой, Дементьеву, Романовскому, Косте Казакову.
Я не сошел с ума. Я и сейчас более в здравом уме, чем те, кто хочет убить вас. Светлячки догорают. Лейсман и Анкутдинов сворачивают проект, и навсегда, навсегда мы будем молчать. Они уже убили Вишневского. Они собираются убить вас, берегитесь! Ваше счастье, что вы — никто — ничего — не знаете. Укройтесь, ради бога, спрячьтесь, никто не должен знать и слышать. Вы… А Владу один миг дал то, чего я хотел и к чему стремился всю жизнь. Найдите детектива Татьяну Иванову, она хотя ничего и не соображает, но только не ОБНОН и угрозыск!
Лучше пусть она, потому что и Влад хотел ее, перед тем как умер. А я кончен навсегда, и как это глупо, когда нервы тлеют, как умирающий трут, а глаза в зеркале напротив говорят, что ты уже мертв. Ворота ада отверзнуты, и гореть мне там вечно…
Правда, я забавно написал? Не умирайте, как Вишневский и я. Светлов».
— Типичная паранойя, — сказала я, — ваш Светлов никогда не страдал нервными расстройствами?
— Нет, вы не понимаете!.. — рявкнул Кузнецов. — Нам нужно спасти Светлова, а вы разыгрываете из себя диагноста.
— Одни психопаты и наркоманы, — нервно сказала я, надевая плащ. — Ну, поехали, где там ваш Светлов?
В этот момент Кузнецов повернулся ко мне спиной, и я ясно различила в его коротко остриженных волосах седые пряди.
— Он может прийти в себя, — сказала Бессонова. — И когда он откроет глаза, он должен увидеть нас.
— Одни психопаты! — повторила я и с силой захлопнула дверь квартиры.
* * *— Очень странный человек ваш Светлов, — говорила я, злобно выворачивая руль с целью обогнуть очередную пробку. — Он всегда такой?
— Нормальный, — пожал плечами Кузнецов и недовольно отвернулся: вопрос был явно ему не по душе.
— А как насчет этой записки с ярко выраженной манией преследования и неврастенической концовочкой в стиле дешевых голливудских «ужастиков»? Это самое невинное, что я могу ему инкриминировать.
— Он не стал бы писать такой записки просто так.
— А почему он не предупредил вас непосредственно? Он же видел вас… Да, да, видел на зачете.
— А хрен его знает, — честно ответил Кузнецов. — По крайней мере, я знаю одно: просто так из окна не выпрыгивают. Он же хотел покончить с собой.
— Суицидальный синдром, — ответила я. — У Светлова явно не все дома.
— У него с детства не все дома, — вмешалась Бессонова, — особенно когда он в пятнадцать лет выиграл международную олимпиаду по химии.
— По химии? — переспросила я. — Ну ладно, допустим, Светлов говорил правду. Допустим, что Лейсман… насчет Анкутдинова я сильно сомневаюсь… Лейсман замыслил устранить вас всех, как я полагаю, по принципу принадлежности к команде-чемпиону «Брейн-ринга». Тогда вопрос: Костенька, родной, у тебя давно волосы седеют?
Кузнецов вздрогнул и повернул ко мне озадаченное и хмурое лицо.
— У Влада Вишневского, который умер сегодня утром, вся голова была белая, — будто ненароком добавила я.
Кузнецов посмотрел исподлобья — коротко, холодно, недобро — и вдруг широко улыбнулся, блеснув в полумраке салона великолепными белыми зубами.
— А я ничего не знаю, — почти радостно сказал он, — конечно, я подозревал, что нас — особенно меня и Вишневского… ну, еще Романовского… — накачивают какой-то дрянью. Уж что-то слишком умный я стал.
