Антон Леонтьев - Кровь Троянского коня
Значит, мама непричастна к тому, что пишущая машинка снова оказалась у нее дома. Но тогда как та очутилась на антресолях? Ответов на многочисленные вопросы не было.
– Я поняла, мама, а теперь извини, мне нужно работать….
Лидия Петровна запричитала:
– Сколько раз я говорила тебе, Ира, что работать писателям нужно с утра, я же читала в журнале: работоспособность выше всего с девяти до одиннадцати, а ты строчишь после полуночи, куда это годится! И вот еще что, мне звонил Олег, он хотел с тобой поговорить…
– Зато я не хочу, – отрезала Ирина. Она знала: Лидия Петровна с самого начала была в восторге от зятя, в особенности от содержимого его кошелька, и развод дочери восприняла как личную трагедию. Наверняка она будет пытаться снова свести их.
– Ты сегодня явно не в настроении, Ирочка, – прощебетала Лидия Петровна. – Но мы с тобой обо всем еще поговорим. Тебе привет от Оксаночки, готовь праздничный наряд, я тебе позвоню!
В трубке раздались отрывистые гудки. Ирина присела на несколько минут перед компьютером. Ей внезапно стало не по себе. Что все это значит? Ящик и пишущая машинка, паук, выползший из темного угла, сумасшедшая старуха с непонятным пророчеством – все это по отдельности просто банально. И в то же время, соединенные вместе, эти события образуют зловещую цепочку. Но ведь сегодня ей не причудилось, старуха говорила именно о пауке, который спасет ей жизнь. По большому счету так и произошло.
Ирина давно чувствовала, что гроза надвигается. Смутное, неясное ощущение чего-то страшного и ужасного – того, чему она не может оказать сопротивления. Или это только ее буйная писательская фантазия? Логического и рационального объяснения всему случившемуся она найти не могла. Однако, как говорил гениальный Шерлок Холмс, если все разумные и естественные объяснения не подходят, то остается только одно – сверхъестественное…
Чувствуя, что глаза устают от света монитора, Ирина выключила компьютер. Стрелки часов показывали три четверти первого. Усталости пока не было, поэтому, прихватив один из новых детективов Энн Грейнджер, Ирина присела на софу. По крайней мере, если у нее исчезла способность писать, то сохранились навыки чтения – хотя бы и чужих произведений.
СМЕРТОНОСНАЯ ВЫСТАВКА
– Ах, тетя Лида, как я рада видеть вас! – воскликнула Лайма, встречая Лидию Петровну и Ирину. – Ирочка, какой сюрприз, я не могла до тебя дозвониться!
Облаченная в темно-синее платье, со сверкающей ниткой бриллиантов вокруг тонкой шейки, Лайма, как всегда, была великолепна. Лидия Петровна с любопытством уставилась на несколько милицейских машин, которые стояли у въезда в частную галерею.
– У вас что-то произошло, милочка? – спросила она. – Неужели вас попытались ограбить?
Лайма смутилась, а затем ответила вполголоса:
– Да нет же, у нас одна из самых совершенных систем безопасности в стране, просто сегодня ночью… произошел нелепый трагический случай, скончался охранник, сердечный приступ…
– Вот оно что, – протянула Лидия Петровна. – Ну что ж, Лаймочка, и такое бывает.
– Ему было чуть за пятьдесят, он отставной офицер, – продолжила Лайма, однако Ирина заметила, что ее двоюродная сестра слишком уж волнуется. – Его обнаружил Володя, когда приехал сюда рано утром. Бедняга умер прямо перед витриной в центральном зале. Требовалось подготовить все к открытию. Тело уже давно увезли, никакого криминала, но все равно…
– Ты права, безусловно права, – перебила ее Лидия Петровна. – Все равно неприятный осадок остается. Однако я надеюсь, что вы не перенесли из-за этого открытие галереи? Все мы смертны…
Ирина снова узнала свою мать – чужая трагедия никогда не выведет ее из равновесия, она думает только о себе и о собственных неурядицах.
– Да нет, что вы, тетя Лида, – сказала Лайма, – мы с Володей вложили в нашу галерею столько сил и средств… Разумеется, открытие состоится. Вы можете пройти в холл, придется немного подождать, не более пятнадцати минут, затем начнется торжественная часть.
Ирина с любопытством оглядела галерею Мироновых. Лайма специализировалась на доколумбовой эпохе Южной Америки, они с Владимиром собрали редкостную коллекцию индейских артефактов. И, насколько могла судить Ирина, все это стоило не один миллион. Лайма преподавала в двух столичных вузах, наряду с этим читала лекции в американском университете. Владимир, плененный страстью жены к индейским древностям, безоговорочно оплачивал все ее экспедиции и вкладывал деньги в новые приобретения. Например, эта галерея в самом центре Москвы, аренда здания и ремонт обошлись в весьма крупную сумму. Впрочем, если учесть, что Владимир был то ли вице-президентом, то ли еще кем-то в крупнейшем нефтехимическом концерне, то денег у него было предостаточно.
Супруг Лаймы, подтянутый и моложавый, облаченный в смокинг, встречал их в небольшом уютном холле галереи. Он галантно поцеловал руку сначала Лидии Петровне, затем Ирине.
– Как вы хорошо все оформили, – похвалила Лидия Петровна. – Сразу видно, что у людей водятся деньги.
– Милая Лидия Петровна, – ответил Владимир. – Ради моей Лаймы я готов на все, вы же это знаете. Признаться, вы правы, наше увлечение – дорогостоящее хобби, но и отдача тоже значительная. Если бы вы знали, с каким энтузиазмом Лайма принималась за обустройство галереи.
– Владимир Сергеевич, – Миронова прервал невысокий лысоватый субъект с уставшими глазами, одетый в помятый костюм. – Мы закончили…
Миронов, обернувшись к незнакомцу, представил его Лидии Петровне и Ирине:
– Илья Евгеньевич Татарчук, следователь прокуратуры, который… который проводит дознание по факту смерти охранника, я ведь правильно вас представил?
Следователь Татарчук вздохнул:
– Я повторяю, Владимир Сергеевич, мы завершили. Я понимаю, что у вас на сегодня запланировано торжественное мероприятие, посему желаю вам всего хорошего. Окончательный вывод о причине смерти охранника сделает судебно-медицинский эксперт, однако, как я уже говорил, предварительный вывод – смерть от естественных причин. Думаю, вам теперь нужно нанимать на работу человека помоложе.
Следователь говорил монотонным, усталым тоном, скорее всего, он замучен работой и семьей, подумала Ирина. Татарчук, переведя взгляд на Ирину, встрепенулся:
– А вы ведь Ирина Татищева, не так ли? Знаменитая писательница?
– Да, это так, – важно ответила Лидия Петровна. – Это моя дочь. Ирочка, – она повернулась к Татищевой, – молодой человек явно не откажется от твоего автографа.
– Да нет же, – сказал холодно Татарчук. – Я хотел сказать, что в ваших детективах вы совершенно неправдоподобно описываете работу внутренних органов, совсем неправдоподобно…
– Разрешите предложить вам закуску, бутерброды с черной икрой, – быстро перебил его Миронов, подзывая к себе официанта с подносом. – Илья Евгеньевич, вы наверняка проголодались, вы у нас тут уже полдня. Я бы предложил вам шампанского или чего-то покрепче, но, понимаю, вы на службе.
– От бутербродов с икрой не откажусь, – сказал коротышка, хватая сразу два. – А это что у вас, балык? Ага, его я тоже люблю. Вы правы, я у вас тут намучился, с этим умершим охранником столько мороки, ладно бы вас грабанули или его убили, так нет, весь переполох из-за сердечного приступа…
Ирина не смогла сдержать улыбки. Следователь Татарчук наверняка прав, о милиции она писать не умеет, хотя и консультировалась с несколькими следователями и даже приезжала на день в настоящий отдел по раскрытию убийств. Но почему-то все милиционеры выходили у нее или злодеями, методично планирующими уничтожение героини, или романтическими личностями, которые спасают героиню из лап вышеупомянутых злодеев. Но Илья Евгеньевич Татарчук был весьма колоритной личностью, Ирина решила, что не откажет себе в удовольствии описать его в своем новом романе – если таковой появится вообще.
– Я хочу дать вам, уважаемая писательница, несколько советов, – с набитым ртом продолжал Татарчук. – Эй, официант, что это у тебя, буженина, неси сюда! Во-первых, когда вы описывали сцену захвата заложников в прокуратуре обезумевшим маньяком, у вас там громоздится одна нелепица на другой…
Ирина приготовилась слушать многословные объяснения Татарчука. Ей уже попадались подобные читатели, которые, похоже, покупают романы исключительно с одной целью – искать в них несоответствия и ошибки. Впрочем, она сама виновата, если дает им повод эти ошибки выискивать.
Она вполуха слушала монотонное ворчание Ильи Евгеньевича, одновременно наблюдая за прибывающими гостями. Несколько знакомых лиц, кто-то из Министерства культуры, два или три известных журналиста, прочий бомонд.
– Нет, достопочтенная Зинаида Аполлинарьевна, я позволю себе с вами не согласиться, – услышала она густой бас. Ее внимание привлекла странная троица. Нескладный и высокий пожилой человек, похожий на ученого, с клиновидной бородкой и длинными белоснежно-седыми волосами, бурно жестикулируя руками, высовывающимися из манжет короткого смокинга, объяснял что-то плотной и величественной даме в красном платье и рыжем парике. Рядом со смешным ученым суетился худосочный молодой человек с чахлыми черными усиками и блестящим пробором посредине лысеющей головы, который при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и молодым. Он ловил каждое слово бородача и поддакивал ему. Дама в красном не смотрела на собеседника, словно его и не слушая, а потом произнесла:
