Артур Конан Дойл - Знаменитый клиент

— Разве это имеет значение? — спросил я с самым беспечным видом. — Вы видите, что перед вами подлинник, а что касается его цены, то я удовольствуюсь мнением эксперта.

— Весьма загадочно, — сказал он, в то время как его темные глаза сверкнули подозрительностью, — в сделках такого рода стороны обычно стремятся узнать все заранее. Разумеется, экземпляр подлинный. В этом у меня нет никаких сомнений. Но полагаю — ибо я вынужден принимать в расчет любую возможность — впоследствии может оказаться, что у вас не было права на продажу.

— Я бы мог предоставить вам соответствующие гарантии.

— Конечно, но тогда возникает вопрос, чего стоят ваши гарантии.

— На это вам ответят мои банкиры.

— Пусть так, и все же сделка кажется мне довольно необычной.

— Вы можете принять мои условия или нет, — сказал я безразличным голосом, — вы первый, к кому я обратился, поскольку считал вас знатоком китайской керамики, но мне нетрудно будет найти других покупателей.

— Кто сказал вам, что я знаток?

— Я знаю, что вы написали книгу по этому вопросу.

— Вы читали ее?

— Нет.

— Помилуйте, мне становится все труднее вас понять. Имея в своей коллекции столь ценный экспонат, вы до сих пор не потрудились обратиться к книге, которая растолковала бы вам его подлинную ценность и значение. Как вы зто объясните?

— Я очень занятой человек. Моя основная профессия — врач.

— Это не ответ. Если у человека есть хобби, он отдается ему целиком, чем бы он помимо этого ни занимался. Из вашего письма я понял, что вы не дилетант в своем увлечении.

— Да, это так.

— Могу ли я задать вам несколько вопросов, чтобы проверить ваши знания? Должен сказать вам, доктор Бартон, если вы действительно доктор, что ваш визит становится все больше и больше подозрительным. Хотел бы вас спросить, что вы знаете об императоре Сему и какое он имеет отношение к сокровищнице Сесоин около Нары? Помилуйте, неужели это вызывает у вас затруднение? Расскажите мне немного о династии Северная Вэй и о ее месте в истории керамики[14].

Я вскочил, притворившись рассерженным.

— Это возмутительно, сэр, — сказал я, — я пришел сюда, чтобы сделать вам одолжение, а не для того, чтобы вы экзаменовали меня, как мальчишку. Возможно, мои знания уступают вашим, но я, разумеется, не собираюсь отвечать на вопросы, которые мне задают в такой оскорбительной форме.

Некоторое время барон спокойно смотрел на меня, как вдруг глаза его вспыхнули, и между зубами сверкнула полоска белых зубов.

— Так вот в чем дело! Вы пришли шпионить за мной! Вы — агент Холмса. Все это ловкий трюк, вы просто разыгрываете меня. Приятель, я слышал, при смерти, поэтому он послал вас следить за мной. Вы пробрались сюда обманом, и, Бог свидетель, увидите, что выйти отсюда гораздо труднее, чем войти.

Он вскочил на ноги, а я отступил назад, приготовившись защищаться. Барон был вне себя от ярости. Возможно, он заподозрил меня с самого начала, а допрос только подтвердил его догадки, было ясно, что моя уловка провалилась. Он запустил руку в боковой ящик стола, нащупывая что-то, но в этот момент какой-то звук привлек его внимание, и он замер, внимательно прислушиваясь.

— А-а! — закричал барон и бросился в соседний кабинет.

Два шага отделяли меня от открытой двери, и мое сознание навсегда запечатлело картину, которую я увидел. Окно, выходящее в сад, было широко раскрыто. Рядом с ним, похожий на ужасное привидение, с перевязанной головой, осунувшийся и бледный стоял Шерлок Холмс. В следующее мгновение он перешагнул через подоконник, и я услышал, как затрещали лавровые кусты. С яростным криком хозяин дома бросился за ним.

А затем! Все произошло в какое-то мгновение, но тем не менее я ясно ее разглядел. Это была рука, женская рука, промелькнувшая среди листьев. В тот же миг барон издал ужасный вопль, который запомнился мне навсегда. Он схватился за лицо, забегал по комнате, стал биться головой о стены, а потом упал на ковер и начал кататься по полу, корчась от боли, в то время как его ужасные крики разносились по дому.

— Воды! Ради бога, воды! — кричал он.

Я схватил со стола графин и бросился на помощь. В комнату вбежали дворецкий и несколько лакеев. Мне запомнилось, что один из них упал в обморок, как только я, опустившись на колени перед пострадавшим, повернул к лампе его ужасное лицо. Серная кислота въелась в кожу и капала с ушей и подбородка. Один глаз уже побелел и затек, а другой был красным и воспаленным. Черты лица, которыми я восхищался несколько минут назад, теперь были похожи на прекрасную картину, по которой художник провел влажной и грязной губкой. Они были расплывчатыми, обесцвеченными, нечеловеческими и страшными.

Коль скоро дело приняло такой оборот, я в нескольких словах объяснил, что произошло. Кто-то из прислуги полез в окно, другие побежали по газону, но уже стемнело, и вот-вот должен был полить дождь. Среди воплей барона раздавались ужасные проклятия: «Это была Китти Винтер! — кричал он. — Ведьма, проклятая ведьма! Она заплатит за это! Она заплатит! Боже! Я не вынесу этих страданий!»

Я вымыл его лицо маслом, наложил ватную повязку на изъеденную кожу и сделал инъекцию морфия. Все подозрения барона на мой счет рассеялись, и он вцепился в мои руки, как будто я был в силах вернуть зрение его глазам, которые были похожи теперь на глаза мертвой рыбы. Я мог бы посочувствовать ему, если бы не знал, какая гнусная жизнь привела его к страшному концу. Прикосновение его горячих рук вызывало отвращение, и я с облегчением вздохнул, когда домашний врач освободил меня. К этому времени подошел инспектор полиции, которому я показал свою настоящую визитную карточку, так как было бы глупо и бесполезно поступать иначе. Меня или Холмса несомненно узнали бы в полицейском участке с первого взгляда. Только после этого я покинул мрачный дом и через час был на Бейкер-стрит.

Холмс сидел в своем любимом кресле. Он был очень бледен и выглядел опустошенным. Не говоря уже о его ранах, даже железные нервы моего друга потрясли события сегоднешнего вечера, и он с ужасом слушал мой рассказ о том, что произошло с бароном.

— Расплата за грехи, Ватсон, — сказал он, — рано или поздно это должно было случиться. Одному Богу известно, сколько грехов было у этого человека, — добавил он, взяв со стола книгу в коричневом переплете. — Вот та самая книга, о которой говорила Китти Винтер. Если она не сможет помешать свадьбе, то не сможет ничто. Но она сделает свое дело, Ватсон, будьте уверены. Ни одна уважающая себя женщина не сможет устоять против этого.

— Это дневник его любовных похождений?

— Или дневник его вожделений. Называйте как хотите. Когда мисс Винтер рассказала нам об этой книге, я понял, какое грозное оружие попало бы к нам в руки, сумей мы ее достать. Тогда я не сказал ничего, что могло бы выдать мои мысли, так как женщины не умеют хранить секреты. Я вынашивал свой план. Нападение на меня дало шанс ввести в заблуждение барона; он считал, что всякие предосторожности против меня излишни. Все шло к лучшему. Я мог бы подождать и дольше, но его намерение уехать в Америку вынудило меня действовать. Он ни за что не оставил бы такой компрометирующий документ. Поэтому нужно было что-то предпринять и немедленно. Попытаться выкрасть книгу ночью — бесполезно. Но можно было попытать счастья вечером, если бы удалось отвлечь его внимание. Удобный момент настал, когда вы явились к нему со своим голубым блюдцем. Мне необходимо было в точности знать, где находится книга, и я понимал, что в распоряжении у меня всего несколько минут, время было ограничено вашими знаниями китайской керамики. Поэтому я взял с собой мисс Винтер. Разве я мог себе представить, что за маленький сверток она так остброжно несла под плащом! Я думал, она всего лишь хотела помочь мне, но оказалось, у нее были собственные намерения.

— Барон догадался, что я пришел от вас.

— Я опасался этого с самого начала, однако вы некоторое время держали его в неведении, и я успел взять альбом, хотя мне не удалось скрыться незамеченным. А-а, сэр Джеймс, очень рад, что вы пришли.

Наш великосветский друг явился в ответ на приглашение Холмса. С глубочайшим вниманием он выслушал его рассказ о том, что произошло.

— Вы сделали чудо, просто чудо, — неустанно повторял он. — Но если увечья барона настолько серьезны, как описывает их доктор Ватсон, тогда можно считать, что наша цель помешать свадьбе достигнута и без этой ужасной книги.

Холмс покачал головой.

— Такие женщины, как мисс де Мервиль, не остановятся перед подобным препятствием. Изуродованного мученика она будет любить еще больше. Нет, нет. Мы должны разрушить нравственный идеал, а не телесный. Только этот альбом сможет вернуть ее на землю, другого средства нет. Это почерк барона. Она не останется равнодушной к тому, что здесь написано.