Ричард Старк - Пижон в бегах
И зря гадал. Уже за полквартала от дома Арти я услышал шум - музыку, крики и пение. Тут либо шла пьянка, либо проводили партийный съезд. Я подобрался поближе. Возгласы и звуки джаза плыли в ночном воздухе, и казалось, что Нью-Йорк все-таки не заснул, а, наоборот, собрал все свои силы в этом маленьком уголке, чтобы заставить дряхлое сердце города биться до самого рассвета. Я поднял голову и увидел ярко сиявшие окна. Похоже, свет горел именно в квартире Арти.
Так оно и было. Когда я позвонил у двери подъезда, ответное "з-з-з" раздалось почти сразу. Я распахнул дверь и пошел по лестнице на второй этаж.
Коридор был полон веселого шума, такого громкого, что казалось, будто невидимые гуляки - здесь, вокруг меня, в этом узеньком вестибюле. Я дошел до его конца и постучал в дверь. Но это было нелепо: никто все равно не услышал бы стук. Поэтому я толкнул дверь и вошел.
У Арти две комнаты с половиной. Означенная половина представляет собой широченный стенной шкаф в гостиной, забитый кухонной утварью. Ванна, которая не входит в число двух с половиной помещений, больше кухни - она очень, очень длинная; ванна стоит на высоком облицованном кафелем помосте, а двери отсюда ведут и в гостиную, и в спальню.
Убранство гостиной исчерпывается едва ли не одними полками - шаткими и покоробившимися под тяжестью долгоиграющих пластинок. Тут есть камин, сверху и с боков окруженный полками. Есть два окна, выходящие на Перри-стрит и со всех сторон обрамленные полками, на которых громоздятся здоровущие громкоговорители. Полками обвешаны двери в прихожую, спальню, ванную, равно как и дверцы стенного шкафа. Не на всех этих полках стоят пластинки. У Арти есть две-три книжки, разные безделушки, стоящие на полках там и сям вперемежку с деталями музыкального центра, и ещё всякая всячина.
Поскольку все стены заняты полками, мебель (продавленная кушетка и несколько жалких разнокалиберных стульев и столиков) оттеснена на середину комнаты и стоит как на старом желто-зеленом плетеном коврике, так и вокруг него, а среди предметов обстановки по всей комнате понатыканы громкоговорители.
Сейчас на пространстве между полками и мебелью, имеющем форму пончика, если посмотреть на него сверху, толпилось человек пятнадцать или двадцать. Все - со стаканами в руках и трепом на устах. Я не заметил, чтобы кто-то кого-то слушал. И не увидел ни одного человека, который сидел бы на предназначенной для этого мебели.
Внезапно передо мной возник Арти собственной персоной. В нем примерно пять футов и четыре дюйма - на полфута меньше, чем во мне, и улыбка его сияет как россыпь бриллиантов, потому что он поставил на зубы коронки. Он никогда не смотрит в одну точку дольше десятой доли секунды, бросает взгляды то в одну сторону, то в другую, будто дротики, и создается впечатление, что он или показывает фокусы, или просто тренирует глазные мышцы. Человек он музыкальный, а посему все время подпрыгивает и дергает руками, будто колет окружающих.
- Малыш! - воскликнул он, молниеносно посмотрев на мое правое плечо, левое ухо, кадык, правый локоть, левую ноздрю и пятно на воротнике моей рубахи, и резко выбросил руки в стороны. - Рад, что ты смог выбраться!
- Мне надо где-то переночевать! - заорал я.
- Все, что пожелаешь, малыш! - крикнул Арти в ответ. Он оглядел с десяток частей моего тела и добавил: - Будь как дома!
И исчез.
Превосходно. Было уже почти половина пятого утра, и я так устал, что валился с ног. Я протолкался сквозь толпу гостей, каждый из которых успевал сказать мне несколько слов, пока я шел мимо, и открыл дверь спальни. Тут было темно, и это пришлось мне по душе. Я закрыл дверь, но не стал зажигать свет, а начал ощупью пробираться к постели.
Однако в ней уже были люди. Не скажу точно, сколько именно.
- Осторожней, ты! - рявкнул кто-то.
- Прошу прощения, - ответил я.
На полу лежал коврик. Я прилег на него, прикрыл глаза, и шумная гулянка для меня кончилась.
Самое странное заключалось вот в чем: я знал, что сплю и вижу сон, но понятия не имею, что мне снится. Я в жизни не видел такого гадкого сна будто ты спишь и знаешь, что спишь, и видишь сон, и знаешь, что это дурной сон, кошмарный сон, но не знаешь, о чем он, этот сон.
Наверное, это самое страшное. Ужас перед лицом неведомого, и все такое. Мне так отчаянно хотелось познакомиться с содержанием моих сновидений, что я вылетел из мира снов, будто пробка из бутылки.
Я лежал на каком-то полу, в широком снопе солнечного света.
Что-то было не так. Окна моей спальни выходят на север, и солнце светит в них под острым углом, причем только в разгар лета, да и тогда в комнату просачивается лишь тоненький лучик. Кроме того, у себя в спальне я дрыхну на кровати, а не на полу. Тут что-то не так, совсем не так, как надо.
Сначала просыпается тело, а мозги - уже потом. Я открыл глаза, пошевелил руками и все вспомнил.
Я рывком принял сидячее положение. Спина болела так, будто из меня выдернули позвоночник.
- Н-да! - произнес я и снова лег. Сон на полу - не самый лучший отдых даже в самые лучшие времена.
Я предпринял вторую попытку подняться, на этот раз медленно, и мне удалось проделать все телодвижения, необходимые для того, чтобы встать на ноги. Я чуть подался вперед и оглядел комнату.
Теперь на кровати возлежал Арти, и он был один. На всех горизонтальных поверхностях - трюмо, ночном столике, сиденьях стульев стояли полупустые стаканы. Дверь шкафа была открыта, и на полу перед ним высилась груда одежды.
В воздухе стоял кофейный дух, и я, выйдя из спальни, направился к его источнику. Возле кухонной ниши мне на глаза попалась лиловоокая красотка с волосами цвета воронова крыла, одетая в грубые полотняные штаны и черный свитер с высоким горлом. Она готовила яичницу-болтунью. Красотка была босая и совсем маленькая. На вид - гибрид негритянки, китаянки и француженки. Такой облик обычно принимают еврейские девушки, обучающиеся в музыкально-художественных школах.
Она заговорила первой.
- Вы спали на полу. - Это было произнесено сухим и прозаичным тоном, каким обычно говорят о погоде.
- Похоже, да, - ответил я. Спина у меня болела, руки были грязные, рот, казалось, забит шерстью, а в довершение всего я прекрасно помнил, почему нахожусь здесь, а не в своей собственной уютной квартирке над гриль-баром "Я не прочь". - Можно мне немножко кофе?
Она указала на чайник вилкой, с которой капал яичный белок.
- Угощайтесь. Что, похмелье?
- Нет, я вчера не пил. Который теперь час?
- Начало третьего.
- Сейчас день?
Она уставилась на меня.
- Разумеется, день. - Девушка снова принялась взбивать яйца. Видать, вечеринка была ого-го!
- Так вас тут не было? - спросил я, открывая дверцы буфета в поисках чашки.
- Они все в мойке, - сказала красотка. - Нет, не было. Я девушка-вытрезвитель.
- О! - изрек я.
Мы стояли недалеко друг от друга, она у плиты, а я возле мойки. Порывшись в груде посуды, я вытащил чашку, как мог, вымыл её и налил себе кофе.
- Что-то я вас раньше тут не видела, - сказала девушка.
- Я редко сюда выбираюсь.
- Откуда выбираетесь?
- Из Канарси.
Она скорчила такую гримасу, будто я отпустил сальную шуточку, и сказала:
- Ну-ну, давай, заливай.
- Нет, правда.
Красотка взяла себе тарелку, выложила на неё болтунью, а сковородку поставила обратно на плиту - Если хочешь яичницы, стряпай сам, - сказала она. Девица не хотела меня обидеть, просто ставила в известность.
- Нет, спасибо, - ответил я, - хватит с меня и кофе.
Она отнесла свою тарелку и чашку к нагромождению мебели на середине комнаты и села. У Арти нет кухонного стола. Я уселся напротив неё и стал с хлюпаньем тянуть свой кофе, ещё слишком горячий. Девушка не обращала на меня никакого внимания, кидая в рот кусочки яичницы, будто уголь в топку печи - ш-шик, ш-шик, ш-шик. Как патрульный Циккатта с его буль-буль-буль. Размеренно, как это делала бы машина.
- Когда проснется Арти, как вы думаете? - спросил я.
- Когда я соберу завтрак, - ответила она. - Ты не обязан его дожидаться.
- Еще как обязан, - сказал я. - Мне надо с ним поговорить.
На этот раз она удостоила меня взгляда.
- О чем это?
- О затруднениях, - ответил я. - О той луже, в которую я сел.
- А что тут может поделать Арти?
- Не знаю, - сказал я, и это было правдой. Просто мне не пришло в голову, с кем бы ещё поговорить.
- Если речь о деньгах, то Арти на мели, можешь мне поверить, сообщила она.
- Не в деньгах дело. Мне просто нужно с ним посоветоваться.
Она подняла глаза от своей исчезающей яичницы и возобновила эти ш-шик, ш-шик, ш-шик. Потом на миг остановилась и спросила:
- Что случилось? Тебе нужен гинеколог?
- Господи, нет! Ничего подобного.
- Если дело не в деньгах и не в сексе, то я уж и не знаю, что сказать. Ты ведь не старьевщик?
- Я? Нет, только не я. - Эта идея удивила меня не меньше, чем мысль о том, что ко мне подослали двух наемных убийц для исполнения своих служебных обязанностей. Я - старьевщик? Я - угроза для организации?
