Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда
- Ах, Диспетчер! - воскликнул я. (О Диспетчере я слышал, конечно, впервые!) - Слышал... А еще кто? Диспетчера трогать пока не разрешают.
- Есть еще человек, уже другой категории, - сказал Саврасов нерешительно.
- Именно?
- За этого поручиться не могу - будет слишком смело.
- Кто он?
Саврасов охотно рассказал, как рассказал бы любому другому, пришедшему к нему с паролями. Этот второй человек - бывший прораб одной из подмосковных гражданских строек. Инженер-строитель по опыту, но без диплома. Судился по уголовному делу, после заключения долго не мог обосноваться в Москве и получить прописку, но перед самой войной ему удалось это. Живет на частной квартире в районе Тимирязевской академии.
- О нем мне ничего не говорили, - деловито сказал я. - Так вы говорите, человек он ненадежный?
- Ненадежный, - кивнул Саврасов. - Этот тип привык к большим деньгам и очень избалован ими. За деньги, тем паче за хорошие деньги, которых у него теперь нет, он не остановится ни перед чем. Использовать его постоянно очень опасно, он пригоден лишь для эпизодической работы. Пьяница. А пьяницы, с одной стороны, весьма нам полезны, но с другой - опасны, неосторожны. Поэтому использовать его можно с оглядочкой. Я виделся с ним перед отъездом из Москвы. Он озабочен получением документов, которые освободили бы его от призыва в армию. Воевать не хочет.
- Понятно, - сказал я. - Еще кто?
- Все. Больше нет. Война все перемешала, раскидала людей.
"Негусто у тебя, оказывается", - решил я про себя и сказал:
- Значит, сами вы ничего не сделали, чтобы восстановить положение? А как вы живете материально?
- Живу неплохо, но можно было бы и получше, - усмехнулся Саврасов.
- Это дело легко поправимо...
- Что вы сказали? - Саврасов подался немного вперед.
Я прямо не ответил на вопрос и продолжал:
- Давайте договоримся так... - тут я почесал переносицу, будто что-то соображая. - Всё, что вы считаете нужным сообщить Гюберту, набросайте себе для памяти, чтобы завтра подробно рассказать мне. Хватит времени до завтра?
- Безусловно.
- Отлично. Завтра же я сниму деньги с аккредитива и вручу вам. Тут с этим делом нетрудно?
- Как вам сказать. Жмутся, конечно. У вас большая сумма?
- Сорок...
- Ого! Ну что ж... Я вам подскажу, в какие кассы обратиться.
- Договорились, - весело сказал я и встал.
- Позвольте! - спохватился Саврасов и тоже встал. - А что вы делаете вечером?
- Ничего. Если не возражаете, давайте поужинаем у меня в номере и поболтаем.
- Ради бога, я с удовольствием. Вечер и у меня свободен. А где ваша комната?
- Внизу, под вами... - Я назвал номер.
Не прощаясь с Саврасовым, я вернулся к себе, вытащил из чемодана сверток с нехитрой закуской и немного подкрепился. Потом прилег на диван и перебрал в памяти всю беседу с Саврасовым. Записывать я по уже укоренившейся привычке считал нецелесообразным. Да в этом сейчас и не было нужды: память служила мне пока безотказно.
Потом я набросал план дальнейших действий.
Погруженный в раздумье, я не заметил, как уснул, и проснулся от стука в дверь. В комнате царила темнота. Я вскочил и зажег свет.
Вошел Саврасов.
- Отдыхали? - спросил он, энергично потирая руки.
- Немножко.
- А вы посмотрите, что делается на дворе. - Саврасов раздвинул шторы.
Я тоже подошел к окну. В заплаканное окно глядел слякотный сумрак. По запотевшим стеклам змеились дождевые струйки.
- Бож-же мой, какая гадость! - передернув плечами, воскликнул Саврасов и отошел от окна. - В такую погодку даже лягушки могут схватить воспаление легких!..
Мы долго сидели за столом у окна. Незатемненная улица выглядела неуютной и неприветливой. Торопливо сновали пешеходы, прижимаясь к стенам домов.
Беседа наша затянулась. Вначале я рассказывал Саврасову разные были и небылицы о жизни в оккупированных гитлеровцами городах. Он слушал с интересом, задавал множество вопросов и, кажется, убедился в моей полной осведомленности. Затем я осторожно попытался узнать, какая среда взрастила и воспитала такого отщепенца и предателя. Но мои попытки проникнуть в прошлое Саврасова успехом не увенчались. Прошлого он не касался и, как мне показалось, даже избегал тронуть его. То ли это была осторожность, то ли черта характера, я так и не определил. Зато о заводе Саврасов рассказал очень пространно; он действительно был хорошо информирован, и это делало его особенно опасным врагом. Тем скорее надо его обезвредить. Но от этого корня могли появиться и ростки... Я воспользовался рассказом Саврасова об уральских делах.
- Вы пробовали искать людей, которые могли бы пригодиться нам здесь?
Саврасов снисходительно посмотрел на меня.
- А как вы думаете? - сказал он.
- Я ничего не думаю, - в тон ему ответил я. - Я интересуюсь.
- Пробовал, дорогой, не раз... - Он налил в стакан вина, затем снял очки и стал протирать стекла носовым платком. - Пробовал, зондировал почву, обхаживал кого-то, но ни черта путного не получается. Что скрывать патриотический подъем в народе огромный! Я никак не ожидал. Войска фюрера бьют их, блестяще прошли в глубь страны: Прибалтика, Молдавия, Белоруссия, Украина, Западные области! А все глупо уверены, что немцев побьют... Черт-те что! Какой-то фанатизм! Откуда только берутся силы, терпение, вера и упорство?! Признаюсь честно: позавидовать можно. Вы не подумайте, что я сочувствую. О нет! Я ненавижу их, ненавижу от всей души! Но поражаюсь. Ведь, кажется, всем ясно, что от таких ударов Советы не оправятся, а попробуйте с кем-нибудь поговорить на эту тему. Ого! Вас быстро сведут в милицию, а то и в другое место. При таком положении надо быть очень осторожным. Сто раз отмерь, а один - отрежь! Я уже ученый...
Почему он уже ученый, Саврасов не договорил.
- Ну что ж, - сказал я со вздохом, - поскольку передвинуть в Москву вас не удастся, дайте мне координаты этих ваших... Диспетчера и Прораба. Придется связаться с ними.
Он, не колеблясь, вырвал листок из записной книжки и написал адреса и фамилии, потом сообщил мне несложные пароли, которые я мысленно несколько раз повторил.
Мы расстались почти в полночь. Проводив гостя и выждав некоторое время, достаточное для того, чтобы убедиться, что Саврасов улегся отдыхать, я покинул свой номер. Мне надо было связаться с местными товарищами.
Дождь перестал, небо прояснилось, проглядывали звезды. Не высохшие еще асфальтовые мостовые при свете фонарей напоминали реки. Я радовался улучшению погоды, так как на другой день мне предстояло лететь.
Утром состоялся последний разговор с Саврасовым, хотя о том, что он последний, знал лишь я. Саврасов надеялся еще на встречу после обеда и рассчитывал получить обещанные деньги. Он, конечно, и не подозревал, что я поручил его "заботам" местных товарищей.
Задолго до обеда я был уже в воздухе.
4. КОНТРОПЕРАЦИЯ
В наш прифронтовой городок я вернулся вечером, подробно доложил полковнику Решетову о своей встрече с Саврасовым и отправился спать. В эту ночь, как и в другие, был налет вражеских бомбардировщиков. Бомбили и обстреливали одновременно мост, железнодорожный узел, центр города, аэродром и больничный городок.
А через полчаса после отбоя, когда легким туманом задымилось утро, меня вызвал к себе на квартиру подполковник Фирсанов.
Я добрался до его дома по исковыренной бомбами улице. Над городом стлался дым пожаров. Фирсанов расхаживал по двору вместе с комендантом штаба, который ему что-то докладывал.
Ответив на мое приветствие и отпустив коменданта, Фирсанов сказал:
- Ну вот... сегодня наши зенитчики отличились. Сшибли два "юнкерса". Один упал на кладбище, второй - в реку. С одного успел выпрыгнуть парашютист, кажется стрелок... Полковник Решетов уже побеседовал с ним... Ну, а ты как чувствуешь себя? Как настроение?
Я отлично знал, чему предшествуют такие по виду ничего не значащие вопросы. Знал также (как и другие офицеры штаба), что, если подполковник обращается к подчиненному на "ты", это не проявление панибратства. Отнюдь нет. Это свидетельствует прежде всего о том, что предстоит серьезный, ответственный разговор. Это было таким же обыкновением Фирсанова, как и привычка смотреть, прищурившись, прямо в глаза собеседника.
- Пойдем, - сказал Фирсанов. - Нас ждет полковник.
Решетова мы нашли в кабинете Фирсанова. Склонившись над столом, он рассматривал топографическую карту.
Он обрадовано встретил меня, усадил и продолжал изучать карту.
- Как парашютист? - поинтересовался Фирсанов.
Решетов досадливо отмахнулся.
- Диву даюсь, - проговорил он, - что у вас тут за народ. Будто никогда не видели живого гитлеровца! Сбежались все: из разведотдела фронта, из контрразведки, из политуправления, из редакции армейской газеты...
- Он же все-таки с самолета, - напомнил Фирсанов. - А эта публика не так часто дается в руки.
- Ерунда! - возразил Решетов. - Этой публики сейчас развелось как воробьев на горохе...
