Алексей Рыбин - Пуля для депутата

— Дальше — больше! — Максимов энергично взмахнул рукой. — Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Но, как в одном фильме сказано: «Будешь иметь сто рублей, будешь иметь и сто друзей». В общем, благодаря своему новому положению знакомлюсь со многими хорошими людьми.

— Ой ли?

— С тобой вот, например. Ты ведь тоже к нам прибежал: предпочел с нами работать, а не со своими ментами?

— Ну, положим.

— Положим, положим… Нас с тобой уже вместе подставляют. Да так, что, кажется, не выбраться. И что же?

— Что?

— Ну как это — «что»? Сидим вот целые, невредимые, и деньги даже есть какие-никакие. Ты работаешь, я отдыхаю. А банды нашей больше нет.

— Да, банды нет. Правильно. И мы живы-здоровы. Только тебе не кажется это все странным? Что мы вот так — сидим, живы-здоровы?

— Нет. Раньше казалось, — Максимов подошел к товарищу и взглянул через его плечо на экран монитора. — Новенькое что-то пишешь?

— Да нет, старое правлю. На новенькое сил нет.

— Ну, отдыхай, что у тебя — горит, что ли? Или сверху каплет?

— Да не могу я, Николаич, без работы. Не привык.

— Ха!.. И я не привык. Но больше не хочу. Хорош. Я выработался, Толик.

— Не называй меня Толиком, пожалуйста, мы же договаривались, Николаич.

— Ну, ладно, ладно… Я в твоих псевдонимах запутался. И какие-то они у тебя неяркие. Неправильные.

— Очень даже правильные. Неяркие — так и нужно. Не привлекают внимания. И почему ты, собственно, говоришь о них во множественном числе?

Максимов не ответил. Он продолжал мусолить папиросу, думая о чем-то о своем. Потом, словно проснувшись, покрутил головой и вернулся к своему монологу:

— Так вот. Я без работы теперь проживу будь здоров. Отдохну наконец-то… — Он помрачнел. — Хотя, Толька, это же я бодрюсь. Храбрюсь. Одним словом, выдрючиваюсь. Не в радость мне отдых. Слишком много трупов за всей этой нашей историей.

— Да, не без того…

Анатолий Карпов, в прошлом — следователь «убойного отдела» городской прокуратуры, ныне — автор популярных детективных романов, пишущий под псевдонимом Андрей Крупов, несколько раз щелкнул «мышкой», сохраняя информацию в компьютере, потом выключил машину и, крутанувшись в вертящемся кресле, повернулся к Максимову.

Действительно, за той историей, что накрепко связала этих совершенно непохожих друг на друга людей, осталось много крови, много чужого горя, много заработанных и потерянных денег и много неразрешенных загадок, которые мучили Карпова с каждым днем все больше и больше. И он понимал: рано или поздно загадки эти начнут разгадываться. А вот чем это обернется для него, Карпова, лично и для изрядно потрепанного жизнью мужика Николая Николаевича Максимова… Он ведь, и в самом деле, из простого опустившегося работяги вдруг превратился в лидера мощной преступной группировки, вслед за тем вместе с Карповым чудом избежал гибели — и сидит сейчас напротив, пыхтя, как ни в чем не бывало, своей «беломориной»… Чем все это закончится — большой вопрос!

Судьба так тесно переплела жизненные пути бывшего следователя и бывшего инженера, преподававшего когда-то физику в ПТУ, что нерешенные вопросы они могли решить только вместе. Максимов же, похоже, не хотел больше ничего решать — хотел просто жить спокойно, никого не трогая, и тешил себя надеждой, что и его не тронут.

Карпов, впрочем, сомневался, что его товарищ думает именно так: мол, все прошло, а теперь можно жить спокойно. Максимов — мужик умный, тертый, хитрый. Конечно, все он прекрасно понимает, просто виду не подает. Тоже, поди, ждет каких-то сюрпризов.

Уж слишком подозрительно это спокойствие, слишком быстро ими перестали интересоваться, словно забыли об оставшихся в живых и на свободе бандитах.

Правда, Карпов не считал бандитами ни Максимова, ни себя, но это ведь его личное мнение. Он, как бывший следователь, отдавал себе отчет в том, что там, где он прежде работал, двух мнений на их счет существовать не может.

«Коготок увяз, всей птичке пропасть», — думал он иногда. Но быстро отгонял мысленно прочь все эти народные нравоучения: никогда их не любил — за какую-то унылую пошлость, сквозящую в каждом выражении.

Вроде бы всего-то делов — напортачил один из, так сказать, подведомственных Максимову бандитов: занялся компьютерным грабежом. Умница был, конечно. Да не то слово — умница, его и в банде звали уважительно — Профессор… Ну, «опустил» какие-то фээсбэшные фирмы, какие-то коммерческие тайны рассекретил. Ну, наехали на его дачу, а там в этот момент и Максимов с Карповым находились. Дача, как оказалось, была заминирована. Рвануло так, что, наверное, и в Пскове услышали. Максимов и Карпов чудом остались в живых: выбросило их взрывной волной в окошко.

Прихватили их потом в городе, подержали в КПЗ, потаскали на допросы. Да и выпустили — за отсутствием состава преступления. Пока их мурыжили в кутузке, всех оставшихся максимовских боевиков поприщучили, накрутили кому что: наркоту, ношение оружия, — одним словом, всякую мелочь. Но изолировали всех.

Когда Максимов и бывший следователь, а ныне — писатель, вышли, как говорится, на свободу, банды уже не было. Как не было и ресторанов, магазинов, автопарка, ремонтных мастерских. Точнее, все это существовало, но уже под другими хозяевами, под другими «крышами». Боевики — кто на зону пошел, кто исчез бесследно. Да и оставалась там мелочь одна, не бойцы, а так — шушера. Максимов не держал боевой дружины, команда его была малочисленной, хотя и сильной. Но на момент освобождения — команды этой и след простыл.

Сохранились у Максимова только квартира — хорошая, богатая, но со следами небрежного и несанкционированного обыска — и кое-какие деньги на счету в «Питербанке». Однако эти деньги по сравнению с тем, что имел Максимов до ареста, конечно, что называется, — слезы. Весь капитал крутился-вертелся в десятке предприятий, контролируемых группировкой, а теперь — где он, капитал? Кто им крутит? Что мог сделать Максимов один, без поддержки своей команды? Наверное, мог бы что-нибудь… Но, кажется, не хотел.

Карпов же продолжил заниматься своей писательской деятельностью. Благо материала теперь у него, после КПЗ, прибавилось изрядно. Его почему-то тянуло к Максимову. Тот сам скучал в одиночестве, и частенько Карпов гостил у бывшего своего шефа целыми неделями. Места в максимовских апартаментах было много, и хороший компьютер имелся. Машину эту Максимов купил довольно давно, но, кроме десятка простеньких игр, так ничего и не освоил.

— Незачем мне эту байду изучать, — говорил он. — Поздно. У меня мозг другой. Пусть молодежь резвится. Я уж как-нибудь по старинке доживу. Без этих ваших Биллов Гейтсов…

Карпов посмотрел Максимову прямо в глаза.

— Чего уставился? — спросил Николаич.

— Не верю я тебе.

— То есть?

— Не верю, что ты ничего в происходящем не понимаешь.

— А что я должен понимать? — Максимов с неожиданной злостью ткнул папиросой в пепельницу. — Что понимать? Какое мне дело до этих московских сук?

— Какое дело? Мне тут звоночек вчера был… — Карпов кивнул на свой мобильник.

— Да? Что за звоночек? Почему мне не сказал? — Максимов напрягся, услышав в голосе товарища знакомые тревожные нотки.

— Да я, понимаешь, Николаич, не придал значения. Григорьев звонил, Вовка, приятель мой. Патологоанатом…

— И что нам твой патологоанатом? При чем тут патологоанатом?

— Да профессия-то его ни при чем. Просто он парень такой… Шустрый. Много знает. А его уважают, ценят, он спец классный. Пьет мною. Но голова светлая. И по пьяни — ну, сам знаешь, в нашей конторе…

— В вашей?

— Брось, Николаич, не цепляйся к словам. В моей бывшей конторе, если тебя так больше устраивает. Так вот, у нас ведь там бухают по-черному. Сам понимаешь, работа адова…

— Ну-ну. Продолжай.

— Ну, короче, Вовка квасит, а по пьяни, бывает, товарищи лишнее сболтнут. Это только в книжках: рог на замке, болтун — находка для шпиона… Все же люди, все со своими слабостями. Да и Григорьев — свой, проверенный кадр.

— Ну и что твой проверенный кадр тебе напел?

— Напел… Просто сказал, чтобы я был осторожнее.

— В каком смысле?

— В прямом. Сказал, что какое-то шевеление по нашему делу пошло.

— А что, что за дело-то? Нас же отпустили!

— Ну, я иной раз удивляюсь тебе, Николаич. Ты и вправду такой лох или придуриваешься?

— Придуриваюсь, — очень серьезно ответил Максимов. — Хотелось, понимаешь, действительно все это забыть. Ну, не забыть… Так просто это не забудешь… Но перешагнуть, что ли. Да вот, видно, не судьба. Так что конкретно сказал твой… патологоанатом?

— Да конкретно ничего. Сказал, говорю же тебе, что шевеление пошло. Раньше не было, а сейчас началось. Он ведь тоже, знаешь ли, не дурачок. По телефону не будет песни петь. Просто намекнул: смотри, мол, по сторонам!