Ирина Глебова - Загадочный перстень
— Опиши подробно своего заказчика, — нетерпеливо попросил Петрусенко.
— Годов он навроде наших с вами, господин следователь! Но мы — люди, делами озабоченные…
— Да, особенно я: вылавливаю вашего брата.
— Точно так-с… — подобострастно замельтешил улыбочкой Софрон. Викентий Павлович не стал разрушать возникшее у бандита чувство сопереживания. Пускай — до поры, до времени. — Ну а этот господин от своих лет выглядит помоложе. И такой… холёный. Не слишком обременённый жизнью, видать.
— Значит, хорошо выглядит твой заказчик? Как человек при деньгах и положении?
— Я скажу так: он, конечно, гнал картину — оделся вроде спортсмена. Кепка кожаная с отворотами, брюки клетчатые заправил в сапоги, такие коротенькие… Но я сразу второпал — лепит темнуху! Барин он и есть барин, хоть рваньё натяни. Что разговор, что взгляд, что манера…
— Значит, не вашего поля ягода?
— Не-а, — помотал головой Софрон, но тут же назидательно поднял палец. — Однако с нашим братом обращаться умеет. Видать, приходилось раньше.
— Назвался он?
— Нет, даже выдумывать не стал. Просто не назвался.
— А теперь давай-ка подробнее внешность опиши, — поторопил арестанта Петрусенко.
Оказалось, что заказчик Вариного убийства был высок, худощав, волосы густые, тёмные, с проседью. Носит усы и бороду.
— Ну, их-то сбрить недолго. Или прицепить, — подумал мимоходом Викентий Павлович. В основном, он остался доволен: для начала что-то есть.
Заказчик легко убедил Кисляка, что дело будет не хлопотное. Тот поначалу, услыхав, что речь идёт об убийстве, отказался: этим он не занимается, никогда не пробовал. На что барин спокойно разъяснил: придушить-то надо девчонку — замухрышку, тоненькую, беспомощную. Не успеешь пальцы на её горлышке-стебельке сжать, как она и готова! А деньги вот они: сразу, просто так крупную сумму даёт, а потом — ещё втрое…
Кисляк проедал последние копейки, а тут — такой барыш! Он подумал, встал решительно.
— Показывайте, кто и где. Погляжу и решу, — пообещал.
«Барин» привёл его к Гранд Отелю, но не к парадному входу, а к задворкам. Широкие ворота, ведущие из боковой улицы в хозяйственный двор, были закрыты, но калитка в них — нет. Они проскользнули во двор, и незнакомец Кисляку показал: и дверь, через которую ходит девушка в прачечную и оттуда, и прачечную. Хотя уже густели сумерки, он всё хорошо разглядел.
— Девчонка пробегает здесь несколько раз в день, но не в такое время, а засветло, когда прачечная работает. Да ты не бойся, здесь и днём никого не бывает. Мастерские сейчас пустуют, каретный сарай тоже. Как ты справишься — не моё дело. Главное, убей девчонку, и деньги твои. Сразу же, на другое утро, тебя найду в трактире.
Он, Софрон, не баклан какой-то, понимал, что этот ферт может и арапом оказаться.
— Сделаю ему дело, а он больше и не появится! Да, может и такое быть. Но и он рискует: денег мне дал хороший куш, а возьму с ними и слиняю!
— Он, Софрон, тоже, видно, не баклан. Обещанная тройная доза тебе бы спать не дала!
— Это точно, — вздохнул арестант.
— Когда же он тебе девушку показал? — спросил Петрусенко.
— А он и не показывал. Сказал: ты её ни с кем не спутаешь, в гостинице другой такой нет. Молоденькая, лет семнадцать, очень хорошенькая, волосы светлые, пушистые, коса вокруг головы венчиком, а сверху шапочка форменная. В форме и переднике.
— И что, сразу узнал?
— Как и было сказано. Я на следующий день, с утра до вечера, у того двора караулил, видел её. Разов пять пробегала туда и обратно. Но не всегда одна.
— Значит, присмотрелся, прикинул, когда сподручнее напасть?
— Верно… — бандит вздохнул, кинул быстрый взгляд на следователя. — Всё рассказал вам, ничего не утаил.
…Оставшись один, Викентий Павлович ещё немного посидел в кабинете. Он был сильно озадачен всем услышанным. Странным, очень странным показался ему рассказ арестованного. Мог, конечно, этот Софрон насочинять… Но какая, однако, нужна фантазия, чтоб вот так, почти с ходу придумать такую историю! Викентий Павлович был склонен поверить несостоявшемуся убийце. Во-первых, уж очень тот был перепуган: в таком состоянии выговаривают всю подноготную, хотя потом часто жалеют о своей откровенности. Во-вторых… Впрочем, чтобы там ни было, проверить рассказ надо. Когда дело дойдёт до суда над Софроном Кисляком, ни прокурор, ни присяжные не удовлетворятся фактами, добытыми только из признания обвиняемого. Да, прокурорские работники города дотошны и придирчивы, это Викентий Павлович хорошо знал. «Школа Анатолия Фёдоровича Кони, — подумал Петрусенко. — Наш ведь земляк. Здесь начинал, здесь первая известность к нему пришла…»
И правда, коренной петербуржец, выходец из интеллигентной литературно-актёрской семьи, первую свою прокурорскую должность получил именно здесь, в этом городе. Но он сам избрал свой путь. Когда блестяще окончил юридический факультет Московского университета и получил учёную степень, молодому Кони предсказывали выдающуюся научную карьеру. Но он решил иначе, выбрал практическое дело, суд. И был это совершенно не случайный выбор, не просто желание молодого юриста получше узнать жизнь. Ещё совсем недавно прошла земельная реформа и упразднение крепостного права. В России трудно и непросто, но образовывался иной общественный уклад. В управление, в административную власть городов, губерний, уездов пришли новые люди, и часто — очень активно и демократически настроенные. Вот почему Анатолий Фёдорович Кони с таким энтузиазмом, без колебаний отказался от профессорской карьеры в университете и начал работать в суде. Ему было только 23 года, когда он стал товарищем прокурора Харьковского окружного суда по Валковскому и Богодуховскому уездам.
Как раз в те же годы шла и судебная реформа. Кони был её большим энтузиастом. В одной из своих статей он писал, что эта реформа «призвана была нанести удар худшему из видов произвола, произволу судебному, прикрывающемуся маской формальной справедливости». Старый чиновничий закрытый суд заменялся на суд присяжных, основанный на принципах гласности. Как только в Валковском уезде были избраны мировые судьи и их приписали к Харьковскому окружному суду, в маленький городок Валки стал постоянно приезжать на каждое заседание съезда мировых судей товарищ прокурора Анатолий Фёдорович Кони.
Викентий Павлович Петрусенко хорошо знал Валки — маленький городок, больше похожий на большое село. Здесь практически ничего не изменилось со времён работы в Валках Кони. Несколько красивых особняков, в том числе и здание земской управы, мрачная каменная тюрьма — вот и все основные признаки города. Петрусенко приходилось бывать в Валках и летом, и осенью, он знал, как утомительны поездки туда — в непролазную осеннюю грязь или летнюю жару, от одной почтовой станции до другой, с утомительным ожиданием конного транспорта… Но Анатолий Фёдорович ездил постоянно, а ведь он был человек очень болезненный. Однако, приезжая в Валки, не позволял себе отдохнуть, шёл к следователю валковской тюрьмы, проведывал арестонтов, садился за изучение криминальных и гражданских дел, которые должны были в ближайшее время слушаться. Да, ответственный был человек. И очень принципиальный. Работники следственных органов знают и помнят, как не раз прокурор решительно откладывал рассмотрение дел из-за отсутствия достаточных доказательств вины подсудимого. И сам считал преступным отступление от любого, пусть и маленького пункта закона. При этом даже в молодые годы умел спокойно, но решительно настоять на своём. Не раз пробовали именитые, облечённые властью люди давить на него. Но Анатолий Фёдорович в своей правоте был бесстрашным человеком. А ведь внешне он был не броским: на улице, в простой гражданской одежде, походил на студента. В суде, в форменном мундире с золотым шитьём, казался ещё более юным, трогательным. Невысокий, худенький, сутуловатый и светловолосый, с выразительными серыми глазами и красивым изгибом губ — таким Кони был в молодости, таким оставался и до старости.
Викентий Павлович дважды общался с обер-прокурором Сената Анатолием Фёдоровичем Кони. Один раз, когда по делам службы ездил в Санкт-Петербург, другой — когда Кони сам приезжал в Харьков на громкий процесс террористов-экспроприаторов. Викентий Павлович восхищался этим блестящим юристом и прекрасным человеком. В худеньком и сутулом, уже очень пожилом человеке ощущалось столько духовной силы, ясной мысли и нерушимых принципов. Кстати, полгода назад Петрусенко по одному делу встречался с Харьковским архиепископом Амвросием. Тот рассказал ему забавную историю. Как раз в приезд Кони в Харьков, на процесс террористов, архиепископ предложил Анатолию Фёдоровичу постричься в монахи.
— А ведь я не шутил, — рассказывал владыка Амвросий. — Господин Кони не женат, нет детей — то есть, главных моральных препятствий. Человек он глубоко верующий, высокодуховный. А какой умище! Я сказал ему: бросайте всё и постригайтесь! Через месяц станете архимандритом, через год — епископом, а потом…
