Колин Харрисон - Кубинский зал
Сейчас я часто спрашиваю себя, как Уилсон Доун пришел к такому решению. Было ли оно подсказано ему интуицией или привычкой просчитывать свои ходы на несколько шагов вперед? А может быть, тут имело место и то, и другое — превращение всеохватного, инстинктивного гнева в предвкушение всеохватного и полного торжества, радостного и горького одновременно? Этого я не знаю. Я никогда не спрашивал его об этом, да и зачем? В конце концов, действуя медленно и методично, ничего не оставляя и не пропуская, — одно за другим, фунт за фунтом, доллар за долларом, — Уилсон Доун таки сумел меня уничтожить. Под конец от меня прежнего мало что осталось, так что результат его усилий вполне соответствовал намерениям, а намерения эти были самыми решительными, ибо горе отца, потерявшего единственного сына, не имело границ.
Обычно люди чувствуют себя неуютно в обществе человека, убившего восьмилетнего мальчика. Можно ли их за это винить? Даже если они знают, что это был просто «несчастный случай, вероятность которого — один на миллион», все равно они не могут не спрашивать себя, почему жена ничего не сказала мужу о том, что у их гостя — аллергия на арахисовое масло? Что даже «одной молекулы» вполне достаточно, чтобы спровоцировать приступ? Или она все-таки предупредила его, а он забыл?… Хорошо известно, что большинство мужей склонны забывать подобные пустяки. Я и сам время от времени принимался гадать, не могло ли случиться так, что Джудит говорила мне, а я пропустил ее слова мимо ушей? Теоретически у нее была возможность предупредить меня, когда я звонил домой из Сан-Франциско. Но она ничего не сказала — я был почти уверен в этом. Вместе с тем я знал, что тогда я действительно очень устал, к тому же мне приходилось держать в голове сотни и сотни важных мелочей. Так может, Джудит все-таки сказала мне что-то насчет Уилсона — сказала походя, потому что это просто пришлось к слову? Сама она, правда, ни рапу не говорила, что предупреждала меня, но вдруг Джудит об этом просто не помнит? С другой стороны, трудно представить, как можно пропустить мимо ушей или забыть такую фразу, как «цепная реакция иммунной системы»? А разве не общеизвестен тот факт, что блюда тайской кухни часто содержат арахисовое масло? (Вот, например, выдержка из статьи, опубликованной в разделе городских новостей «Таймс» и посвященной гибели Уилсона Доуна-младшего: «… Несколько владельцев тайских ресторанов, с которыми связался наш корреспондент, подтвердили, что используют арахисовое масло в большинстве своих рецептов. Все они заявили, что в ближайшее время намерены включить в меню оговорку, снимающую с них ответственность за последствия в случае, если кто-то из клиентов страдает этим заболеванием, распространившимся в последнее время чрезвычайно широко и приобретающим порой достаточно острые формы».)
Возможно, кто-то подумает про меня: «Наверное, он напился». Это кое-что объясняет. Кто-то решит, что мы с женой в это время ссорились. Объяснений может быть множество. Другой вопрос — почему я ничего не слышал? Ведь ребенок задыхался, должен же он был издавать какие-то звуки, верно?… Так почему он ничего не слышал? Ответ прост, как апельсин: как раз в это время они с женой занимались сексом. «У этой миссис Уайет шикарный станок», — будут думать мужчины и хищно, с пониманием, щуриться. Не исключено, впрочем, что пока ребенок тщетно боролся за каждый глоток воздуха, я — убийца — валялся на полу с воткнутой в вену иглой. (Удивительно, как много юристов и адвокатов «подсели» на героин!) А может, я в этот момент выщипывал волосы в носу и слушал пластинку Армстронга — существенной роли это не играет. Главное, что смерть маленького Уилсона Доуна случилась в то время, когда я замещал его родителей. Следовательно, вся ответственность ложилась на меня одного. Билл Уайет, ты сделал это! Да, я. Ты преступник! Да, преступник. Ты совершил это, проклятый сукин сын!.. Да, я виноват. Только я, и никто другой.
Мне было жаль, ужасно жаль маленького Уилсона, но это тоже не имело значения. Я часто представлял себе, как его безутешная мать тупо глядит по утрам в тарелку с завтраком. Тосты, остывшие яйца… Говорили, что у нее жесточайшая депрессия. Она теряла вес — и теряла контакт с окружающей действительностью. Надеюсь, что когда-нибудь в будущем родители смогут клонировать своих умерших детей. Быть может, общество сочтет это приемлемым и издаст соответствующий закон. Но пока этого нет. Наверное, Доуны постараются завести другого ребенка, но даже если бы у них появилась целая куча детей, боль и память все равно не исчезнут. Мне, чтобы представить их горе, достаточно было только подумать, что я потерял Тимоти. Я погубил жизни полудюжины человек, я не прочел список детей с инструкциями, я спешил насытиться тайским цыпленком и видом полуголых красоток и не сумел быть достаточно бдительным и внимательным. Я говорил себе — ты, идиот, посмотри, что ты наделал! Ты похож на клоуна со своими присутственными часами, со своими пенсионными счетами и срезанным подбородком! И не просто на клоуна, а на клоуна-убийцу! Не имеет никакого значения, что нелепое, невозможное возобладало над маловероятным. Не бывает таких вещей, как чистая случайность. У всего есть своя причина. И в данном случае эта причина — ты. Ведь именно ты предложил сыну пригласить в гости этого мальчика, не так ли? Конечно, ты заслуживаешь того, чтобы умереть вместо него, но ты не умрешь — просто не сможешь умереть. В конце концов, у тебя осталась семья, о которой ты обязан заботиться.
Да, людям становится не по себе в обществе убийцы. Им не хочется, чтобы вы приближались к их детям. Они не хотят, чтобы на них пала хотя бы тень вашего позора, вашего порока. Лучшие из них лишь вежливо улыбаются и спешат сослаться на неотложные дела. Худшие проявляют некоторое любопытство антропологического характера, исследуя вас в поисках каких-либо признаков угрызений совести — например, зубовного скрежета, внезапных проявлений синдрома Туретта, попыток наесться толченого стекла или надеть себе на шею горящую покрышку. Если вы пытаетесь жить сколько-нибудь обычной жизнью, если все еще чувствуете себя ответственным за такие мелочи, как покупка яблок и оплата счетов за электричество, если вы до сих пор целуете на ночь собственного сына («Все будет в порядке, дружок, обещаю…»), значит, вы худо-бедно держитесь. Но тем, кто каждый день следит, насколько аккуратно завязан ваш галстук, это не нравится. Вы вздыхаете и говорите: «Другого выхода нет, нужно жить дальше», но и это им не по душе, потому что сбивает их с толку. Злое дело осталось безнаказанным — вот что не дает им покоя. Им хочется знать, имели ли место «юридические последствия». Наплевать, что произошел несчастный случай, что обрезок божественного ногтя упал не туда. В конце концов, это Америка, а в Америке если тебя и не приговорили, то, по крайней мере, должны были судить. О. Джей Симпсон [5] хотя и отстрелил жене голову, тоже сумел избежать тюрьмы, зато процесс над ним развлекал всю страну целых полтора года.
Еще они хотят знать, как все происшедшее повлияло на мою семейную жизнь. «А вы как думаете?!» — хочется крикнуть мне в ответ, но я молчу. Молчу, потому что наша семья умирает. Джудит отдалилась от меня почти сразу. Она перестала заниматься со мной любовью, и мои идиотские шуточки насчет водных лыж и баскетбола ушли в прошлое, как и многое другое. Была одна ночь примерно месяц спустя после гибели Уилсона, когда я почувствовал, что она повернулась во сне и обняла меня сзади, сомкнув руки на моей груди, как часто делала раньше, но не успел я в полной мере насладиться этим пролившимся на меня чудодейственным лекарством, как Джудит резко вздохнула, напряглась, убрала руки и отвернулась.
Быть может, я бы пережил потерю Джудит, но я не мог вынести потери сына. Тимоти не понимал, почему люди начали плохо говорить о его папе. Я как мог объяснил ему, что произошло, но в школе его продолжали обзывать нехорошими словами, говорить, что его отец убивает детей и что за это он непременно попадет на электрический стул. «Но ведь это неправда! — с горячностью воскликнул Тимоти, пересказывая мне один такой случай. — Это неправда!» Но при этом он просительно заглядывал мне в глаза, словно надеялся — я смогу объяснить ему, как и когда мы все сумеем вернуться к прежним, хорошим временам. «Пожалуйста, папочка, — молили его глаза, — сделай так, чтобы было лучше!» — а когда я не смог, его вера в меня стала уменьшаться. Папа, отец, каким он представлялся Тимоти, съежился, свернулся в запятую и исчез где-то в глубине его души. Я знал, что теперь мой сын ненавидит меня за то, что я разрушил его вселенную.
Да, многим не нравятся подобные проблемы. Школьная администрация потребовала, чтобы и мы, и Тимоти побывали на консультации у психолога, и порекомендовала подыскать для продолжения учебы «альтернативный вариант». Нам пришлось забрать Тимоти из школы из-за сложившейся там напряженной обстановки, однако он снова и снова спрашивал нас, почему старые друзья не зовут его поиграть вместе. Наши соседи по дому больше не брали его на прогулку в парк со своими детьми, словно светловолосый восьмилетний мальчуган представлял для них какую-то опасность — ей-богу, можно было подумать, будто Тимоти способен притягивать молнии даже в ясную погоду. Это было чертовски несправедливо, но чего-то подобного следовало ожидать. Все мы по-прежнему суеверны — совсем как наши далекие обезьяноподобные предки, которые судорожно принюхивались к ветру, зажав в лапе пучок волшебных перьев.