Александр Бушков - Последняя Пасха
– Гринберг, значит…
– А вы что, супротив нас, евреев, что-нибудь имеете? – спросил Смолин без всякого запала, просто развлечения ради.
– Ох, да ни против кого я ничего не имею, мне б с вас показания снять… – не поднимая глаз от протокола, откликнулась Кияшко Н. В. – Под судом и следствием, конечно, не состояли…
– Конечно, – нагло солгал Смолин.
Строго говоря, он не лжесвидетельствовал.
Гражданин Гринберг под судом и следствием не состоял отроду, он за Смолина не ответчик.
Благо все судимости (тут уж Смолин в свое время озаботился) давным-давно законнейшим образом погашены, так что все в порядке…
– Ну, и что вы можете показать в качестве свидетеля по данному делу? – равнодушно вопросила Кияшко Н. В.
Смолин пожал плечами:
– В качестве свидетеля по данному делу мне показать нечего.
– Это почему?
– Да потому, – Смолин снова пожал плечами: – я ж сам при прискорбном факте незаконной продажи не присутствовал, ничего не видел, не знаю ничего… Я даже слышал, что продавец мой показал, что никакой такой незаконной продажи не было, а попросту он…
Он изъяснялся многословно, открыто, с видом человека, готового просидеть тут до заката, словоохотливо толкуя обо всем на свете, – так оно гораздо лучше, чем с каменной физиономией уходить в отказ, талдыча про пятьдесят первую статью…
Видно было, что на Кияшко его готовность к словесному извержению оказала обратное действие: она явно чуточку испугалась, что придется слушать клиента долго. Поторопилась прервать:
– Я не в этом смысле… Никто и не говорит, что вы там были, что-то слышали, видели… Свидетель – понятие растяжимое. В данном случае…
Какое-то время она нудно, устало объясняла Смолину те процессуальные тонкости, которые он в свое время испытал на собственной шкуре. Однако, разумеется, не стал ее просвещать, а старательно, со вниманием выслушал, ответил с туповатым видом:
– Ах, вот оно что…
– Магазин, следовательно, принадлежит вам?
– Да, вот именно.
– А гражданин Большаков Игорь Петрович работает на вас по найму?
– Да, – ответил Смолин. – Что до трудовой, страховки и прочих необходимых деталей…
– Не нужно, не нужно, – оборвала его дознавательша. – Работает по найму… У вас в магазине это обычная практика – торговать холодным оружием?
– Отроду мы таким холодным оружием не торговали, – сказал Смолин, в данный момент являя собою столь завершенный образец порядочности, что с него можно было писать агитплакат типа «Дорогу честному бизнесу!» – Я человек законопослушный, торгую только тем, что законом разрешено… Поскольку…
– Так и запишем – не торговали… Следовательно, с гражданином Большаковым такое впервые?
– Ну конечно, – подтвердил Смолин. – Молодой, глупый, знаете наверняка, какие они нынче…
– Холодное оружие он продал по собственной инициативе?
– А, собственно, какое такое холодное оружие? – спросил Смолин бесстрастно. – Насколько я знаю, все вертится вокруг паршивого морского кортика… Мы с пацанами в детстве в войнушку с таким играли…
– Вы тогда законов не нарушали, – не поднимая глаз, сообщила Кияшко. – Если речь о детях, кончилось бы изъятием… А ваш Большаков холодное оружие продал. Чем совершил уголовно наказуемое деяние.
– Кортик он просто дал посмотреть под залог.
Тем же тусклым голосом Кияшко произнесла:
– Есть акт экспертизы, признающий данный кортик холодным оружием, тем более образцом штатного вооружения…
«Учтем», – подумал Смолин и сказал:
– Я ваших тонкостей не знаю… В общем, с ним такое впервые – так и запишите.
– Впервые… – она написала несколько слов. – Теперь об изъятом в вашем магазине другом холодном оружии…
– Это о котором же?
– Вот акт изъятия. У вас должна быть копия.
– Ах, это… Ага, есть копия. Но при чем тут «холодное оружие»? В акте ничего подобного не написано, тут просто: «сабля в ножнах, с эмблемой на эфесе в виде…» и так далее.
– На него тоже есть акт экспертизы. Практически все представленные образцы признаны холодным оружием… Кому оно принадлежит, Василий Яковлевич?
– Мне, – ответил Смолин с тем же туповатым выражением лица. – А что, по этому поводу могут быть какие-то претензии? Мне адвокат давно растолковал все подробно: ни хранение, ни даже перевозка холодного оружия уголовным деянием не считаются. Я ж им не торгую и, боже упаси, не изготавливаю.
– Значит, все перечисленное в акте…
– Моя собственность, – сказал Смолин. – Надарили кучу в свое время, знали мою слабость… Кто в точности, уж и не упомнишь, столько лет прошло…
– Вы коллекционер?
– Я-то? – пожал плечами Смолин. – Отроду ничего не коллекционировал.
– Зачем вам тогда столько сабель и прочего? Если вы не коллекционер? Существуют строгие правила экспонирования коллекций…
– Да говорю же, никакой я не коллекционер, – сказал Смолин преспокойно. – Просто… Я тут домик купил наконец, вот и обустраиваю. У каждого свои причуды. Мне захотелось, чтобы на стене в кабинете висело штук двадцать сабель. Столько раз в кино видел, в замках всяких лордов… Но это ведь еще не означает автоматически, что я сразу уж «коллекционер». Вот вы мне скажите: есть в кодексе, вообще в законах точное, юридически выверенное, четко сформулированное понятие «коллекционер»?
Кияшко наконец-то подняла на него глаза, помолчала и с некоторым удивлением призналась:
– Что-то не припомню… А ведь в самом деле…
Смолин самым циничнейшим образом ухмылялся – понятно, про себя. Действительно, существовали особые регламенты, касавшиеся оружейных коллекций. Но не существовало точного, юридически выверенного, четко сформулированного понятия «коллекционер». А потому не было в природе юридической закавыки, позволяющей навесить ярлычок, вот этот – именно что коллекционер, а тот – просто-напросто стену украшает старыми шпагами красоты ради…
– Знаете магазин «Рукоделие»? – спросил Смолин. – Ну вот… в витрине куча старинных утюгов, прялок и прочего. Добрую половину, кстати, хозяйка у меня покупала. И что, ее можно назвать коллекционером? Это просто интерьер. Вот так и со мной обстоит. Никакой я не коллекционер, просто хочу, чтобы в кабинете было красиво… Если я, с точки зрения закона все же «коллекционер», так и объясните…
Она отмахнулась:
– В конце концов, это не мое дело… Значит, все перечисленное в акте принадлежит вам?
– Ага.
– А с какой целью вы все это держали в магазине?
– Ну уж не для продажи, конечно, – сказал Смолин спокойно. – Я, понимаете ли, через месяц планирую дом закончить, развесить все, расставить… Есть хороший мастер, который быстро, качественно и недорого все реставрирует – что опять-таки законам не противоречит. Ножны покрасить, рукоять укрепить, чтобы не болталась, винтик вставить… Реставрация, одним словом. А то половина вещей такие убитые… Почистить, чтоб блестело, а то и никелировать…
– А координаты мастера дать можете?
– Пожалуйста, пишите. Он легально работает, кузнец с лицензией…
Координаты можно давать смело, никого не подводя: Паша-Молоток человек свой, все подтвердит в лучшем виде…
– Парнишку жалко, – заметил Смолин, когда в процессе обозначилась некоторая заминка. – Вы уж скажите по секрету, какие перспективы? Ведь глупость совершеннейшая, если подумать…
– Перспективы… – Кияшко Н. В. покривилась, будто лимона щедро откусила. – У меня и так дел невпроворот, а тут еще подсовывают такое… – спохватившись, она приняла официальный вид: – Прочитайте и напишите вот здесь: «Мною прочитано и с моих слов записано верно»… Если у вас есть замечания…
– Да нет, – проворчал Смолин, – все правильно… Где, здесь?
– И внизу каждой страницы поставьте… ну, как букву «зет».
– Интересно… – сказал Смолин, притворяясь, будто рисует эти «буквы зю» впервые в жизни.
…Покидать здание, будучи отправлен восвояси, он не торопился – срочных неотложных дел не было, все только что происшедшее следовало обдумать в темпе вальса. Он стоял у выходившего на широкий двор окна, хмуро наблюдая, как здоровенные ребята с резиновыми аргументами на поясе выгружают без особых церемоний из старенького «лунохода» табунок щупленьких субъектов среднеазиатского вида: ага, опять, надо полагать, незаконных мигрантов наловили…
Итак… Судя по первым впечатлениям, дознаватель Кияшко Н. В. и впрямь является той, за кого себя выдает: то есть до предела замотанной, усталой бабой, вынужденной ежедневно перелопачивать чертову уйму казенных бумаг, значительная часть коих яйца выеденного не стоит, потому что посвящена пустякам, формализму. Девятый вал канцеляриста, какого в любой системе выше крыши…
