Лариса Соболева - Итальянская ночь
– У, ребята, мне пора.
– И кофе не выпьешь? – поднялась Раиса, чтобы проводить гостя.
– Нет-нет, вы уж без меня, я побежал… э… поехал. До свидания, Раиса. Всего доброго, Ипполит.
Оставшись один, Ипполит взял яблоко из вазы, подбросил его, понюхал и задумался.
Его имя – целая история. Когда не хотели в свидетельстве о рождении написать просто Вито: мол, что это за имя, обрубок какой-то (попалась упрямая тетка), записали Витторио. Вито не терпел, если его называли Виктор, точнее – зверел. Он мальчик нетерпимый, баловень как отца, так и матери, к тому же необузданного темперамента, а может, все в совокупности называется проще: распущен.
Он рассекал на своей спортивной машине один, почему-то кататься с ним ребята отказались, а так хотелось прокатить их с ветерком, увидеть ужас в глазах, когда набирается скорость – а она с нуля перескакивает за сотню, – услышать восторги. Машина легко превращается в кабриолет и в седан, такой ни у кого нет в городе, пожалуй, и в других городах области не найдешь. Вито обиделся на приятелей, отказавшихся разделить его счастье. У него есть и друзья, с которыми велено отцом дружить, потому что они свои, но не этих он мечтал приручить, а тех, кто избегает дружбы с ним.
Слишком увлекся Вито раздумьями, что ему несвойственно, все отпускал педаль газа, отпускал… его обогнал старый «жигуленок». Гнев обуял юного Баграмяна, он вжал педаль газа в пол, авто словно выбросило вперед, «жигуль» остался далеко позади.
Вито остановил машину поперек дороги (теперь его не объедешь), вышел и встал, широко расставив ноги. Подъезжая, водитель «жигуленка» просигналил, но юноша не сдвинулся с места, пришлось остановиться.
– Эй, мальчик, убери машину с дороги! – крикнул водитель, высунувшись в окно.
Вместо того чтоб выполнить элементарную просьбу, мальчик поспешил к нему. Мужчина не понимал, чего он хочет, переглянулся с женщиной, оба пожали плечами, в следующий миг женщина завизжала.
Вито с силой ударил железным прутом по лобовому стеклу, оно треснуло, второй удар разнес его вдребезги.
– Ты что делаешь?! – взревел мужчина, закрывая голову руками от ливня осколков, да и от железного прута тоже.
А Вито бил по остаткам стекла, которые разлетались во все стороны, женщина визжала, что подогревало в юноше азарт. Потом он перебежал к багажнику и в два счета разнес заднее стекло, после чего заорал на мужика:
– Еще раз, свинья, обгонишь меня, я тебя на куски порву!
На заднее сиденье своего авто Вито кинул прут, который возил с собой на всякий случай, сел в машину и – вжик! Будто улетел. Женщина в «жигуленке» от испуга тряслась, а мужчина, несмотря на растерянность, ибо с подобными психами ему не приходилось встречаться, набирал номер на сотовом телефоне.
– Куда ты звонишь? – поинтересовалась она.
– В милицию. Чтоб этому выродку надрали задницу, а его родители оплатили нам ущерб.
– Ты видел, какая у него машина? Его откупят, ты же выйдешь виноватым.
– Посмотрим. Во всяком случае, мамаше с папашей ублюдка я проблему создам.
– Думаю, проблем им хватает, они же воспитали этого монстра.
– Алло, милиция?..
– Сто лет тебя не видели, – вернувшись, сказала Раиса.
– Три месяца, – уточнил Ипполит, не выходя из задумчивости.
– Надолго?
– Да нет, я заехал… – Он посмотрел на мать, не освободившись от явно невеселых мыслей. – Мама, неужели тебя не беспокоит твой младший сын? Знаешь, как в народе говорят про таких, как наш Вито? Ладно, сам убьется на своей тачанке, но он же людей угробит.
– Народ из зависти…
С матерью Ипполит ведет себя, как благоразумный отец с ограниченной дочерью, стараясь ее не настраивать против себя, потому взял самый мягкий тон, на какой был способен:
– Мама… Не стоит из людей делать дураков. Я сейчас не о чужих людях веду речь, а о брате, мне его жалко. Ты подумай, как он будет жить в обществе, всех презирая, ни в грош не ставя? С кем будет жить? Кто его вытерпит?
– Видишь ли, некоторые заслуживают презрения. – А маму ничем не сдвинешь с занятой позиции! – Если человек не добился успеха, если живет в сарае, ест всякую дрянь, одевается чуть лучше бомжа, он ноль. Ничтожество.
– Мама, это очень плохая позиция, мягко говоря. С нею не согласятся те, кого ты называешь ничтожеством. Скажи, так ли необходимо было покупать Вито безумно дорогую машину?
– Но Арамис обещал, если Вито без троек закончит год, к тому же у него день рождения близился, двойной праздник… вот и купил. Вито мало на ней ездит, поверь.
– Твой муж, мама, сделает из Вито жертву отцовской любви. Ты бы хоть иногда напоминала им о реальности. А если с вами что-то случится?
– Не говори так…
– Мы все под богом ходим, мама! И что будет делать твой сын? Вито напрочь лишен примитивных навыков общения с себе подобными, не знает запретов, не чувствует, где черта, за которой стоят понятия «можно» и «нельзя». Да его прирежут в подворотне…
– Оставь, я не могу это слышать. – Раиса заходила по гостиной. В их доме целых три гостиные. – Уф, у меня сердцебиение… Если ты так озабочен поведением брата, поговори c Арамисом сам.
– Нет, мама, с ним я разговаривать не стану, – рассмеялся Ипполит, тем самым свернув проблему. – Я твой сын, а не его, отсюда у него ко мне определенное отношение.
– Арамис никогда не упрекал тебя…
– А в чем ему упрекать меня? Я не сидел на его шее, не жил с вами, не просил денег, всего добился своими руками и головой. Я, конечно, не богат так, как твой муж, но и к ничтожеству не отношусь.
– Ты меня огорчаешь. Между нами какой-то барьер…
– Ну, хочешь, буду твоим братом? Старшим? И барьер исчезнет.
Он подошел к матери, со спины обнял ее, она потрепала его за светловолосый чуб, пожурив:
– У тебя дурацкие шутки. И сам ты дурачок.
– Как только я приезжаю, мы сразу начинаем ссориться.
– Виноват всегда ты.
– Кто б сомневался.
– Возьми трубку, скандалист.
Ипполит отошел к звонившему телефону:
– Да?.. Да, вы туда попали… Я сын жены Арамиса Баграмяна… – Он прикрыл трубку ладонью, проговорив шепотом: – Мама, прости, забыл, что я твой брат. – И вновь в трубку: – А что случилось?..
Раиса засмотрелась в окно на клумбу – это ее произведение, хобби. Клумба потрясающе красива, каждый день Раиса осматривает растения, убирая завянувшие листочки, поливая цветы или просто созерцая красоту. Растений на пятачке много, поражают разнообразием, благоухает клумба утром, днем и ночью, а хочется посадить еще, у Раисы масса книг по уходу…
Ее насторожила тишина в гостиной, она обернулась. Сын стоял с опущенной головой, сунув пальцы в карманы джинсов, нечто трагическое читалось в его позе.
– Ты пугаешь меня, – сказала мать.
– Да? – вскинул он глаза на нее. – На этот раз ты права, мама…
– Что? Что тебе сказали?
– Ма, ты сядь…
– Я хочу знать, что случилось. С Вито?
Ипполит про себя отметил: все же она понимает, что ее младшенький если еще не подружился с неприятностями, то исключительно из-за везения, а оно своенравно. Но пора ей сказать правду:
– В твоего мужа стреляли…
– А! – ахнула она, превратившись из ледяной статуи в обычную женщину. – В Арамиса? И… и что? Он… – она сглотнул сухой ком. – Он…
– Его отвезли в больницу, – поспешил Ипполит немного успокоить мать, она близка была к обмороку. – Он в операционной.
Раиса заметалась, как мечутся люди в горящем доме в поисках выхода, зачем-то схватила шаль, потом бросила ее, побежала к лестнице, вернулась:
– Надо позвонить Павлюку… он хирург… высококлассный…
– Мама, со мной разговаривал Павлюк перед тем, как уйти в операционную.
– Это хорошо… – Она опустилась на диван. – Тогда… мне надо в больницу. Я не смогу сидеть и ждать здесь. Ты отвезешь меня?
– Конечно.
Горбанев въехал на дачный участок, внимательно огляделся по сторонам, как последний вор. Впрочем, он и есть вор, крупномасштабный – по квартирам и карманам не тырит, только у государства, да и то когда многие тырили, сейчас он бизнесмен. Наблюдая за ним, Алла ехидно усмехнулась:
– Ты кого-то ищешь?
– Соседей. Моей сразу настучат, что я приехал не один.
– Думаешь, она не догадывается?
– Догадываться – одно, а знать… Выходи, поблизости никого. Быстрее, Алла! Дверь на террасу открыта.
А она не торопилась, нарочно вышагивала поступью королевы. Иногда ее так и подмывало врезать Толику пощечину и навсегда уйти. Но есть такая ненужная штука в человеке: любовью называется, и она не просто зла, а очень зла. На досуге Алла рассуждала, что ученым следует не над новыми технологиями работать, а совершенствовать человеческий организм. Главное, вырезать орган, отвечающий за влечение к определенному человеку, желательно ко всем дышать одинаково ровно, без придыханий. В этом случае польза очевидна: нервы будут целее, браки крепче, дети здоровее – за чахлого и тем более больного мужчину уже не выйдешь замуж, только по великой любви. Произойдет естественный отбор, выживет цвет человечества, а шушера сгинет. А производительность труда вырастет… ведь человечество избавится от переживаний, связанных с любовью.
