Ханс Русенфельдт - Темные тайны
— Звонят из Вестероса, — продолжила Ванья, садясь напротив него. — Там убили шестнадцатилетнего мальчика.
Торкель посмотрел, как Ванья усаживается поудобнее. Беседовать ему явно предстояло при свидетеле. Торкель кивнул и поднял трубку. Со времени второго развода ему казалось, что речь в телефонных разговорах теперь идет исключительно о внезапной трагической смерти. Уже более трех лет никто не интересовался тем, придет ли он домой к ужину или чем-либо другим приятно тривиальным.
Имя он узнал — Керстин Хансер, начальница полиции Вестероса, с которой он познакомился несколько лет назад на курсах повышения квалификации. Хороший человек и наверняка толковый руководитель, подумалось ему тогда, он помнил также, что обрадовался, узнав о ее новой должности. Сейчас ее голос звучал сдавленно и напряженно.
— Мне требуется помощь, и я решила вызвать бригаду из Государственной уголовной полиции, больше всего мне бы хотелось, чтобы вы приехали лично, — услышал Торкель в трубке. — Думаете, это возможно? — продолжила она почти умоляюще.
Торкель на секунду подумал, что хорошо бы уклониться — он со своей командой только что вернулся после довольно неприятного расследования в Линчёпинге, — но он понимал, что, раз Керстин Хансер звонит, значит, ей действительно нужна помощь.
— Мы наделали ошибок с самого начала. Существует риск, что дело выйдет из-под контроля, поэтому мне действительно требуется ваша помощь, — продолжила она, словно услышав его сомнения.
— О чем, собственно, идет речь?
— Шестнадцатилетний мальчик. Пропал неделю назад. Найден мертвым. Убит. Жестоко.
— Пришлите мне весь материал по электронной почте, я посмотрю, — ответил Торкель, глядя на Ванью, которая встала, подошла к другому телефону и подняла трубку.
— Билли, зайди в кабинет к Торкелю. У нас есть работа, — сказала она в черную трубку, перед тем как вновь положить ее.
Похоже, она уже знала, каким будет окончательный ответ Торкеля. Она, казалось, знала это во всех случаях. Торкель испытал гордость и легкое раздражение. Ванья Литнер была его ближайшим союзником в команде. Несмотря на незначительный возраст — ей только что исполнилось тридцать, — за два года, которые Ванья проработала с ним, она выросла в опытного и, на взгляд Торкеля, почти раздражающе талантливого полицейского. В ее возрасте он и сам стремился стать именно таким. Закончив разговор с Керстин Хансер, Торкель улыбнулся Ванье.
— Начальником тут по-прежнему являюсь я, — начал он.
— Знаю, я просто соберу команду, чтобы ты смог услышать наши точки зрения. А там уж решение, как всегда, за тобой, — сказала она, сверкнув глазами.
— Конечно, конечно, можно подумать, что у меня есть выбор, если уж ты за что-то взялась, — ответил он, вставая. — Значит, надо начинать складывать вещи, мы едем в Вестерос.
* * *Билли Русэн вел фургон по шоссе E18. Как всегда, слишком быстро. Торкель уже давно прекратил делать ему замечания. Вместо этого он сконцентрировался на полученном материале об убитом Рогере Эрикссоне. Отчет оказался довольно кратким и скудным, ответственный следователь Тумас Харальдссон был, похоже, не из тех, кто особенно надрывается. Вероятно, придется начинать все сначала. Торкель знал, что на дела такого рода обожает набрасываться вечерняя пресса. Ситуация усугублялась тем, что предварительная причина смерти, установленная на месте обнаружения трупа, указывала на то, что мальчик подвергся жестокому нападению и получил многочисленные ножевые ранения в область сердца и легких. Правда, больше всего беспокоило Торкеля не это, а короткая заключительная фраза из отчета врача с места обнаружения трупа.
«Предварительное обследование показывает, что у покойного почти полностью отсутствует сердце». Торкель посмотрел в окно на мелькавшие за ним деревья. Кто-то изъял сердце. Торкель надеялся ради всех, что мальчик не увлекался тяжелым роком или не был заядлым игроком в компьютерную игру World of Warcraft. Иначе в прессе появятся совершенно безумные теории.
Более безумные, поправил он себя.
Ванья оторвала взгляд от собственной папки. Она явно прочла то же предложение.
— Вероятно, стоит сразу вызвать Урсулу, — сказала она, как всегда, прочитав его мысли.
Торкель кивнул.
— Адрес у нас имеется? — оглянувшись назад, спросил Билли.
Торкель дал ему адрес, и Билли быстро ввел его в GPS-навигатор. Торкелю не нравилось, когда Билли, сидя за рулем, занимался чем-то посторонним, но тот хотя бы снизил скорость, пока вводил место назначения. Хоть что-то.
— Осталось полчаса, — Билли снова нажал на газ, и большой фургон мгновенно отреагировал. — Возможно, сумеем добраться за двадцать минут — в зависимости от движения.
— Полчаса вполне подойдет. Мне не нравится, когда мы преодолеваем звуковой барьер.
Билли прекрасно знал мнение Торкеля о его вождении, но лишь улыбнулся шефу в зеркало заднего вида. Хорошая дорога, хорошая машина, хороший водитель. Почему бы не использовать это по максимуму?
Билли еще увеличил скорость.
Торкель достал телефон и набрал номер Урсулы.
~ ~ ~
Поезд отошел от Центрального вокзала Стокгольма в 16:07. Себастиан уселся в вагон первого класса. Когда они выезжали из города, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Раньше он непременно засыпал в поездах. Но теперь, хоть и чувствовал всем телом, что часок сна пошел бы ему на пользу, он никак не мог обрести требуемое спокойствие.
Себастиан достал, вскрыл и прочел письмо из похоронного бюро. Он заранее знал, о чем в нем говорится. Одна из бывших коллег матери позвонила ему и сообщила, что та скончалась. «Тихо и достойно», — сказала она. Тихая и достойная — такова жизнь его матери в двух словах. Ничего положительного в них не заключалось, во всяком случае, если тебя зовут Себастиан Бергман, — нет, для него жизнь являла собой борьбу с первой до последней минуты. Тихие и достойные для него не существовали. Обычно он называл их мертвыми и скучными, живущими одной ногой в могиле. Теперь его уверенность поколебалась. Как бы сложилась его жизнь, будь он тихим и достойным?
Вероятно, лучше.
Менее болезненно.
Во всяком случае, в этом его пытался убедить Стефан Хаммарстрём, психотерапевт Себастиана. Они обсуждали это в одну из последних встреч, когда Себастиан рассказал ему о смерти матери.
— Насколько опасным тебе представляется быть как все? — спросил Стефан, когда Себастиан изложил ему свое отношение к тихому и достойному.
— Безумно опасным, — ответил Себастиан. — Вероятно, смертельным.
Потом они просидели почти час, обсуждая генетическую предрасположенность человека к опасности. Данную тему Себастиан очень любил.
Он уже понял важность опасности как движущей силы, отчасти по собственной жизни, отчасти по своему исследованию, посвященному серийным убийцам. И рассказал терапевту, что для серийного убийцы истинным толчком являются две вещи: фантазия и опасность. Фантазия — это мотор, который крутится, постоянно присутствуя, хоть и вхолостую.
У большинства людей имеются фантазии — сексуальные, темные, жестокие, — постоянно выпячивающие собственное «я», постоянно уничтожающие то или тех, кто встает на пути. В фантазиях человек всемогущ. Мало кто изживает свои фантазии. Те, кому это удается, сумели найти ключ.
Опасность.
Риск, что тебя обнаружат.
Риск отважиться на запретное.
В этот миг на свободу вырываются адреналин и эндорфин. Это горючее, которое взрывается и заставляет мотор работать на пределе возможного. Поэтому любители отключаться ищут новые наркотики, а серийные убийцы становятся серийными убийцами. Трудно вернуться обратно к холостому ходу, когда ты уже запустил мотор. Почувствовал силу. Обнаружил, что побуждает тебя жить. Опасность.
— Ты действительно имеешь в виду опасность, а не напряжение? — спросил Стефан, склонившись вперед, когда Себастиан умолк.
— У нас что, урок шведского языка?
— Нет, ты читаешь лекцию. — Стефан налил из стоявшего возле него графина стакан воды и протянул Себастиану. — А тебе случалось получать за лекции деньги, вместо того чтобы самому платить за их чтение?
— Я плачу за то, чтобы ты слушал. Что бы я ни говорил. — Себастиан улыбнулся и покачал головой.
— Нет, ты знаешь, за что мне платишь. Тебе требуется помощь, а такие маленькие отступления сокращают время на разговор, который нам действительно следует вести.
Себастиан не ответил. Не пошевелил ни единым мускулом лица. Стефан ему нравился. Не какое-то там фуфло.
— Давай вернемся к твоей матери. Когда похороны?
— Они уже состоялись.
— Ты там был?
— Нет.
— Почему?
— Потому что считал, что это церемония для людей, которые ее действительно любили.