Владимир Колычев - Верная неверная

А место безлюдное, зато собака за забором лает, аж заходится, бросаясь на возмутителей спокойствия. Алька с кулаками, собака с острыми зубами — жуть. А Юля такая хрупкая, беззащитная.

— Ну что, попалась?

Юля уже поняла, что на помощь никто не придет. И Алька щадить ее не станет. Значит, нужно драться. Но как?.. Она провела взглядом по земле и заметила палку. Нагнулась, взяла ее и чуть не расплакалась, когда поняла, что это всего лишь тонкая ветка. Но разогнуться она не успела. Алька ударила ее ногой и попала в лицо.

— На тебе, сука!

Падая на живот, Юля закрыла рукой разбитый нос. И когда упала на землю, закрыла лицо. Пусть Алька бьет ее по спине, по ногам, только лицо пусть не трогает. Но Алька все норовила ударить ногой в голову. И била.

Юля уже чувствовала, что теряет сознание, когда кто-то схватил и оттащил от нее Альку.

— Что ж ты, гадина, вытворяешь? — возмущенно прозвучал мужской голос.

Юля оторвала голову от земли, посмотрела в сторону, откуда пришло спасение, и увидела мужчину в милицейской форме. Он держал Альку, обхватив ее двумя руками, а она дрыгалась, пытаясь вырываться. А Юле помог подняться второй милиционер, молодой парень с раскосыми глазами и пышными усами.

— Заявление писать будем? — спросил он, рассматривая Юлю.

— Какое заявление? — заорала Алька. — Это я заявление писать буду! Эта сука меня обокрала!

— Обокрала?! — Мужчина, который держал ее, разжал руки.

— Да весь автобус подтвердит! Все видели, как она там по карманам шарилась!

— Разберемся!

Через полчаса Юлю закрывали в одну камеру с решетчатой дверью, а Альку в другую, по соседству. И никому не было дела до ее распухшего носа.

А еще через час ее повели на допрос. Юлю лихорадило от страха и волнения. Она же не преступница, тогда почему ее держат в тюремной камере и водят под конвоем? Осталось только наручники на нее надеть.

Ее привели в кабинет, в котором хозяйничала немолодая, крупнотелая женщина с жидкими обесцвеченными волосами. И капитанскими погонами на форменной куртке. Женщина неторопливо стучала по клавишам печатной машинки. Юлю она скорее услышала, чем увидела. И кивком головы показала на свободный стул перед своим столом.

— Рассказывай, — сказала она, не отрывая глаз от книги, с которой перепечатывала.

— Что рассказывать? — не поняла Юля.

— Кого ты там обворовала?

— Никого я не обворовывала.

— А кошелек у пассажира кто вытащил?

— У какого пассажира? Алька все врет!

— Врет?! — Сомнение в голосе капитана не просто прозвучало, оно простонало.

Наконец она оторвала взгляд от книги и воинственно глянула на Юлю. Но, рассмотрев ее, нахмурила брови. И даже растерянно моргнула.

— Это ты кошелек вытащила? — в недоумении спросила она.

— Я не вытаскивала кошелек! — голосом, срывающимся на истерику, сказала Юля.

— А что делала?

— Ничего! Мужик на меня в автобусе навалился, а я его оттолкнула. Он пьяный был, от него воняло…

— Воняло?

— Я его оттолкнула, а он стал кричать, что я к нему в карман полезла. И Алька кричать стала.

— Алька? — Женщина добродушно улыбалась, глядя на Юлю.

— Алька. Она ко мне еще со школы цепляется.

— Почему?

— Потому что я из города приехала. К бабушке.

— Из города, говоришь?.. Видела я твою Альку. Ты красивая, а она — нет. Вот она к тебе и цепляется… А ты чего дрожишь? Холодно?

— Ну, да.

— Понимаю.

Женщина повернулась, включила электрочайник, который стоял у нее за столом на тумбочке.

— Заявление писать будешь?

— На кого, на Альку?

— Ну, не на меня же.

— А за что?

— А разве она тебя не била? Статью за хулиганство у нас никто не отменял.

— А если не буду писать?

— Тогда мы твою Альку выпустим. И тебя вместе с ней. А в следующий раз она тебя убьет.

— Не убьет, — потухшим голосом сказала Юля.

— Или подставит. Ей соврать, как на два пальца глянуть… Ну, так что, будешь писать?

— Нет. — Юля мотнула головой.

Дознаватель поднялась со своего места, подошла к Юле, аккуратно ощупала нос.

— Перелома нет… Может, оно и правильно, что не хочешь писать. А с этой дурой я поговорю. Чай будешь?

Юля мотнула головой, но женщина уже разливала кипяток по чашкам:

— Ну, от чая ты не отвертишься… ангелочек.

Через час Юля была в колледже, Альку же выпустили только на следующий день.

Бабушка подошла к столу, в недоумении всплеснула руками, опустилась на стул.

— Ну что за люди, не понимаю!

Юля знала, куда ходила бабушка. Она даже пыталась удержать ее, но бесполезно. Все-таки сходила, поговорила с Алькиными родителями.

— Сколько в глаза ни плюй, не проплюнешь! — Бабушка снова шлепнула себя ладонями по коленям. — Я ей говорю, что Алька на тебя напала, а они все на тебя валят. И на всю ивановскую орут, что ты ее обокрала.

— А кто им верит? — усмехнулась Юля.

Горловы — скандалисты знатные, над ними все село посмеивается. Альке даже в милиции не поверили.

— Так в том-то и дело, что не верят. Они если поверят, слух не пойдет, а поскачет… Знаешь, поговорю-ка я с Климом. Он если слово скажет, Манька с Витькой языки-то прикусят…

— С Климом поговоришь? — Юля удивленно вскинула брови. — Он-то здесь при чем?

Клима она не видела с тех пор, как он два года назад подвез ее к дому. Но бабушка не раз вспоминала, как он подал ей идею наказать директора школы. Он тогда и участие принял, с председателем артели вроде как поговорил.

— Ну, при чем… — Бабушка почему-то отвела в сторону глаза. — Он над тобой, так сказать, шефство взял.

— Шефство?

— Ну, ты же сирота…

— И кто его об этом просил?

— Никто.

— И не надо ни о чем просить!

— Ну, не знаю… Не нравится мне Алька, что-то дурное она против тебя затеяла. Я-то, конечно, спуску ей не дам. Но до греха не надо доводить!.. А Клим, он, конечно, не просто так… — в раздумье качнула головой бабушка.

— Что, не просто так?

— Да нравишься ты ему…

— Я нравлюсь?

Юля уже привыкла к тому, что парни заглядываются на нее, но все-таки покраснела. Одно дело обычным парням и мужчинам нравиться, и совсем другое — Климу. Он мужик нелюдимый, на выселках живет, на селе редко появляется, в магазин там или с Юровым посидеть за рюмкой чая. Почти ничего о нем не слышно.

— Да как увидел тебя, так ты ему и понравилась.

— И что? — Юля смотрела на бабушку, провоцируя ее на откровение.

Не зря же она этот разговор завела. Вдруг сосватать ее за Клима решила?

— А что? Да ничего! — Бабушка шлепнула ладонью по столу. — Нравишься ты ему. Вот и ходит он вокруг тебя.

— Не вижу я, чтобы он ходил.

— Не видишь, потому что мелкая ты. Это раньше в двенадцать лет замуж выходили, а сейчас и в четырнадцать лет маленькая. И в шестнадцать… Может, он ждет, когда ты вырастешь?

— Зачем?

— Ну, зачем… — Бабушка повернула голову к окну и кашлянула в кулак.

— Замуж хочет взять?

Юля вовсе не собиралась выходить за Клима замуж. Еще чего! Он и на внешность безобразный, и хромой, и еще его все считают странным. Но почему-то не возникало желания уйти от этого, казалось бы, неприятного разговора. Может, потому что Клим не вызывал отвращения? У него ужасный шрам, страшное лицо, но Юля при мысли о нем не испытывала брезгливости. Даже интересно было поговорить о нем.

— А почему бы и нет? — тихо сказала бабушка, все так же напряженно глядя в окно.

— А почему да?

— Ну, я понимаю, он не красавец…

— Не красавец! — подзуживала Юля.

— Но и не урод…

— Ну, если на характер, то да…

Юля помнила, как ехала с Климом в тракторе. Он даже ни разу не прикоснулся к ней. Только за руку брал, помогая залезть в кабину.

— И на внешность… Вон сколько их таких покалеченных с войны приходило, и ничего, жили бабы. И он с войны пришел…

— Да, но я-то его не ждала.

— Ну не ждала, и не ждала… — Бабушка махнула рукой, тяжело поднялась. — Картошки почистить надо. Картошки на сале пожарим. И с молочком.

— На сале вредно, холестерину много, — улыбнулась Юля.

— Ага, сейчас все умные стали…

Юля спустилась в погреб, набрала в кастрюлю картофельных клубней. Кухня в доме крохотная, можно сказать, закуток перед печью, а еще там размещалась плита на две конфорки. Но ничего, и Юля там умостилась, и бабушка возле плиты встала.

— Слышала я про этот холестерин, — сказала она, помешивая в сковороде, в которой шкворчало сало. — Сосуды от него забиваются.

— Забиваются.

— Вот и у меня когда-нибудь забьются. На кого я тебя оставлю? А ты в институт собираешься. Как ты там без меня будешь?

— Ничего у тебя не забьется. И мы будем вместе.