Колодец и бабочка - Елена Ивановна Михалкова
Этого Эльза не ожидала. Она неуверенно взглянула на Макара, перевела взгляд на Бабкина, чуть округлила губы.
– Олесю? Какую Олесю? – Она явно пыталась выиграть время. – Простите, у вас можно курить электронные сигареты? – Это уже было адресовано официанту. Тот отрицательно качнул головой. – Вот блин! Курить так хочется…
– Слушайте, что за детский лепет, – пренебрежительно сказал Макар. – Имя подруги вам не знакомо, и вдруг срочно потребовалось сделать перерыв, чтобы сообразить, как лучше выкрутиться… Может, еще спиной к окну пересядете?
– По заветам Конан Дойла, ага, – поддакнул Сергей.
– Может, и пересяду. – Эльзу смутило их дружное нападение, но она пыталась сделать вид, что все это не более чем шутливая перепалка.
Сыщики смотрели на нее неприязненно, и она растянула губы в искусственной широкой улыбке:
– Уай соу сириоз?
– А ты не хочешь этот вопрос задать родителям Габричевского? – хмуро спросил Сергей. – Хоть сейчас могу тебя с ними связать. Они как раз прилетели в Москву, ждут, когда им выдадут труп сына, чтобы можно было его похоронить. Ждать им, возможно, придется долго…
Эльза перестала скалить зубы.
– А при чем здесь я? Я, что ли, его убила? – Она нахохлилась и стала выглядеть совсем юной.
«Красота – страшная сила, – сказал Илюшин Сергею, когда они ехали на встречу. – Но это обоюдоострое оружие. Эльза живет в окружении определенных паттернов поведения. К ней подлизываются, заискивают, ухаживают или сразу тащат в постель. Единственная реакция, которая ей не знакома, – это равнодушие. Не показное, чтобы привлечь ее внимание, а искреннее. Забудь, что у нее есть бюст и задница. Она – свидетельница, причем лживая. И только».
Сейчас, глядя на Эльзу, Сергей понял, что Илюшин был прав. Эта красивая девочка привыкла нравиться или как минимум производить впечатление. Не получая знакомой обратной связи от сыщиков, она растеряла свою самоуверенность.
– Вы его, наверное, не убивали. – Макар произнес это «наверное» без особой убежденности. – Но вы помогли скрыться свидетельнице по делу.
– Олеся – не свидетельница!
– Она общалась и с Габричевским, и с другими членами «Тук-тука», – возразил Макар. – И сбежала она, как вы прекрасно знаете, не без причины. Бросила клиентов, не предупредила помощницу… Это как, по-вашему, называется?
– Потенциальная сто пятая, – пробасил Сергей. – Умышленное причинение смерти другому человеку, от шести до пятнадцати лет.
Эльза воззрилась на него:
– Ты же шутишь, да? Она никого не убивала!
– А сбежала потому, что захотела развеяться, – согласился Макар. – Вы понимаете, Эльза, что если вина Олеси будет доказана, – а ее неизбежно на чем-нибудь поймают, не настолько она умна, – то есть шанс, что вас привлекут за соучастие? Конечно, для этого нужно будет доказать, что, помогая ей скрыться, вы знали, что спасаете убийцу. Но наш суд, самый гуманный суд в мире…
Закончить ему не удалось. Эльза стукнула маленьким кулачком по столу:
– Ну все, хватит! Я только одного не могу понять: вы действительно верите в эту чушь или стараетесь убедить меня, чтобы я испугалась и все вам выложила? – Она отпила латте и рявкнула на официанта: – Я сказала, на миндальном молоке, а не на овсяном! Заберите и переделайте.
Бабкин, узнавший о существовании миндального молока пять минут назад, мысленно закатил глаза.
– Ну, факты таковы, – рассудительно сказал Макар. – Габричевский убит, Олеся исчезла, а ваша роль в этом деле выглядит довольно неприглядной. Это ведь вы отправили Габричевского к Олесе? Она платила вам процент за подгон клиентов?
– Вы, оказывается, типичные твердолобые мужланы! – вспылила Эльза.
Бабкин подумал, что ругается она довольно интеллигентно. Похоже, прав был Макар, сказавший, что перед ними девочка из хорошей семьи, росшая, вероятнее всего, без матери, зато в окружении обожающих ее родственников мужского пола.
– Тогда объясните, где мы ошибаемся, – проникновенно попросил Илюшин, разом отбрасывая антипатию и прицельно излучая тепло.
Он с надеждой смотрел на Эльзу. Бабкин скептически покачал головой, давая понять, что не верит во вторые шансы и наивность Илюшина считает глупостью.
– Да, это я посоветовала Илье обратиться к Олесе, – с силой сказала Эльза. – Всего лишь забавный эксперимент, и не более. Мне хотелось повеселиться и заодно сделать Олесе приятное. Илья считал себя самым умным, высмеивал чужие убеждения, а сам при этом верил в добрую половину всех теорий заговора и живых экстрасенсов! Невостребованность у женщин была его слабым местом, и он готов был платить деньги, чтобы прокачать этот скилл с помощью притирок, мазей и заговоров, ну или что там творила с ним Олеся… Разве это не забавно? – Она с вызовом оглядела сыщиков. – Я напишу книгу о том, что житель большого города, весь такой из себя продвинутый, читающий по утрам аналитику и сортирующий мусор в борьбе за экологию, в глубине души остается той же деревенщиной, которой был его прадед, веривший, что черная кошка приносит беду, и не позволявший жене посещать церковь во время месячных.
– Такой рассказ уже написан, – извиняющимся тоном сказал Илюшин. – О. Генри, «Развлечения современной деревни».
– Но герой рассказа – фермер, которому в окружении всех его прогрессивных идей все равно очень скучно, – возразила Эльза. – Илье скучно не было. Он считал себя чрезвычайно современным. Я аккуратно обмолвилась, что моя знакомая получила наследственные способности от бабки-ведуньи и может приворожить кого угодно, – и Илья не отлипал от меня до конца вечера. Я напустила таинственности и провела несколько веселых часов, наблюдая, как он тщится изобразить равнодушие. А сам трясся от открывающихся возможностей!
– Умно! – одобрил Бабкин. – Очень умно! Сначала влюбить его в себя по уши, потом пообещать избавление и своими руками загнать в капкан к подружайке…
– Олеся мне не подружайка, – сказала Эльза, надменно глядя на него. – Мы знакомы довольно давно, но это просто приятельство. Она не рассказывала мне, о чем Габричевский с ней говорил, Олеся умеет держать язык за зубами. И вообще, мы с ней даже не виделись последние полгода. Когда позавчера она позвонила и попросила ей помочь, я была очень удивлена. Но мне нетрудно оказать ей небольшую услугу. Теперь и она будет мне полезна при случае. Видите – чистый взаимозачет и ничего больше.
– Куда вы ее отвезли?
– На Ленинградский вокзал. Мы ни о чем не говорили по дороге, – заверила Эльза. – На прощание Олеся бросила три слова: «Спасибо, береги себя». И все!
– И ты ее не расспрашивала? – скептически поинтересовался Бабкин. – Из женского-то любопытства!
Эльза смерила его коротким взглядом.
– Женское любопытство не вступает в противоречие со здравым смыслом. Иначе оно называется не любопытством, а скудоумием. Даже если бы Олеся попыталась мне что-то рассказать, я бы заткнула ей
