Ты умрешь красивой - Юлия Лист
– А куда вы его отвезли? – спросил Кристоф.
– Не знаю. Месье Куаду оставил нас у входа в метро и уехал. Наверное, в больницу! Я не знаю, куда он дел Стефана… – Тьерри опять расплакался. – Я не знал… не знал, что его отец убивал в парке Тюильри девушек… Он… он сам мне об этом сказал, когда заставлял надевать это платье, угрожал оружием… пистолетом… Он заставлял меня намазывать на себя краску перед зеркалом… говорил, что убьет и отнесет меня к фонтану… за то, что я сделал с его сыном…
– А вот нечего было бить товарища по голове. Прежде чем булить одноклассника, – Эмиль дал ему щелчок по лбу, – убедись, что его отец не маньяк-убийца.
– Это же надо! – развел руками сосед, который все это время был в квартире, стоя за распахнутыми двойными дверями гостиной. – Кто же на него подумал бы, что он – «Призрак Тюильри»! Тихий, интеллигентный, обходительный. Вот так музыку, громко, впервые включил. Потому-то я и забеспокоился, думал, он решил покончить с собой, выкрутил на всю мощь и… В какое время мы живем, что маньяк, что полицейский…
И глянул на Эмиля, понадеявшись, что тот не понял намека. Эмиль, держа у уха телефон, поднялся и молча махнул Кристофу.
Они прошли в ванную комнату, где над раковиной висел шкафчик с зеркальной дверцей. Эмиль включил горячую воду, и тотчас на зеркале проявилась фраза, написанная наискосок: «Я знаю, кто ты».
– Это писала Зоя. Они встречались, – гробовым голосом сообщил он.
– С Жаккаром? Как ты узнал?
– Случайно.
– Вот тянет ее на всяких придурков.
– Она не берет трубку.
Глава 19. Восхождение «Призрака Тюильри»
Было уже далеко за полночь. Вера лежала в своей кровати на спине, раскинув руки, и думала. Рядом с ней раскрытый ноутбук с поставленным на паузу «Гражданином Кейном». Периодически кто-то топал сверху, дрожали потолок и стены – Эмиль тоже не спал. Его тренировочная комната находилась над спальней Веры. Видно, переживает за пропавшую Зою. Сегодня она должна была провести экскурсию, на которую не явилась. И зачем он так настойчиво требовал от нее участия в расследовании? Она же просто искусствовед. Навлек на нее беду…
Вера повернулась на бок к ноутбуку, открыла Гугл, вбила имя Зои в строку поиска. Ничего! Попробовала и так, и эдак. Черт! Ну как так-то?
Тогда ей пришло на ум ввести в строку поисковика бессвязный набор слов: «зоя искусствовед экскурсии по лувру». Тут же вылезла ее страница и несколько публикаций, написанных под другим именем, причем русским – Зоя Дмитриевна Гершина.
Вера вскочила и в удивлении открыла рот, читая названия ее книг: «Психология творчества. Убийство как перформанс», «Психоанализ в искусстве», «Фрейдизм и юнгианство как средства восприятия искусства» и «Творчество – бессознательный процесс?». Все изданы на французском, издательством «Somogy Éditions d'Art», а в биографической справке она значилась экспертом в области уголовного судопроизводства.
Вера уставилась в экран, отказываясь верить своим глазам.
– Чего? – только и смогла произнести она. – Диплом Парижского института криминологии?! – А потом возмущенно добавила: – А искусство-то тут при чем? Она же искусствовед, елки-палки! Экскурсии водит…
Но вспомнив о букете своих увлечений, сама же ответила:
– Ладно, ладно. Кризис идентичности беспощаден. Все понятно! С одной стороны, профессия, навязанная родственниками, с другой – дело жизни.
Вера перешла к соцсетям Зои и залипла минут на двадцать.
Сестра Эмиля вела свою страницу еще безобразней, чем Вера, но подписчиков у нее было в два раза больше. Визуал она выстраивала такой же мрачный, черно-белый, какой была и сама. Все фото сделаны как бы в движении, никаких четких форм и обработаны фильтром в подражание пленке. Сторис нет вовсе. Но были некоторые в актуальном – ничего более странного Вера не видела. Зоя включала камеру и пялилась в нее, точно была под кайфом, иногда что-то сообщала о новых экскурсиях или какой-либо встрече, но голосом замогильным, невыспавшимся, обкуренным или простуженным. В шапке профиля было лишь одно слово – «искусство».
До сих пор Вера не понимала, какие отношения у сестры и брата. Она бы не удивилась, застав их в одной постели, хотя однажды так и вышло.
В тот день, когда они с Эмилем просматривали видео с камер наблюдения из больницы, Вера уснула головой на клавиатуре. Проснувшись ночью от жажды и ломоты в спине, она пошла в кухню. Эмиля за компьютером не было. В коридор, который огибал гостиную по периметру, лился тусклый свет из двери, бывшей ранее запертой на ключ, но ныне распахнутой настежь. Вера, крадучись, пересекла гостиную и сделала несколько шагов. В дверях было видно большое, во всю стену, зеркало, висевшее так, что в нем отражалась разобранная кровать. Эмиль сидел у изголовья, вытянув и скрестив ноги, а Зоя лежала спиной на его животе, положа голову ему на сгиб локтя. Они оба были в нижнем белье, как любовники. Тело Эмиля почти полностью покрыто татуировками – какие-то санскритские строки, индуистские знаки, а Зоя – вся в шрамах, кожа, как чешуя рептилии.
– Ты не понимаешь. Мы будто два осколка одного целого: он – охотник, я – жертва, он жаждет убивать, а я – хочу смерти. Нет, ни за что не скажу тебе его имя… Да, он псих, каких еще свет не видел… Но и я не сказать чтобы нормальная.
«Странное дело, – подумала Вера, – наверное, она спит и видит сон». Эти двое лежат, обнявшись, и обсуждают любовника Зои! А потом вдруг Эмиль достал нож, сделал на запястье сестры надрез и стал пить ее кровь. Вера тотчас развернулась, чтобы уйти, но, обернувшись, глянула еще раз. Красными от крови губами он нежно, совершенно по-братски, поцеловал ее в лоб, оставив кровавый росчерк в межбровье. Амур и Психея, только из вампирской саги типа «Выживут только любовники».
Вера ушла в кабинет, села за компьютер, стала листать фотографии, но вскоре опять уснула. Проснувшись утром,
