Спокойной ночи, красавчик - Эйми Моллой
– Больничную палату? – шепчу я. Я могу сделать это правдой, если постараюсь. Я рядом с ней, моей матерью, моя грудь прижата к ее груди, мое тело едва ли больше двух ее ладоней. Ее волосы убраны назад. Они были правы – она еще совсем ребенок. Слишком юная, чтобы быть матерью. И все же здесь так естественно, наши сердца бьются вместе, с ее губ слетает колыбельная.
– Почему она меня бросила? – Шепчу я.
– У нее не было выбора.
– Это из-за меня?
Доктор Статлер колеблется.
– Почему – из-за вас?
– Это потому, что со мной что-то не так? – Слезы щиплют мне глаза. Но я не могу остановиться. – Она чувствовала это внутри меня, – говорю я. – Тьму. Мой гнев. Вот почему она меня бросила. Извините. Простите. Я знаю, что не должен плакать. – Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь удержать в воображении ее образ, но отец отталкивает ее, и на его лице появляется отвращение, когда он снова видит меня в слезах. – Он не оставлял меня в покое. – Говорю я. – Он не позволял мне быть тем, кем я был. Я перестал что-либо чувствовать.
– Но вы же что-то чувствовали, правда, Альберт? Например, печаль.
– Да.
– А когда и печаль вам запретили?
Из горла вырывается рыдание. – Ярость.
– Да, именно. Ярость. И вы все еще иногда ее чувствуете, верно? Когда вас обижают, ярость быстро возвращается.
– Да, доктор Статлер. – Мой голос звучит, как детский.
– Как в ночь бури, когда ты решил на меня напасть. – Я открываю глаза. Доктор Статлер придвинул свое кресло к кровати. Он всего в паре дюймов – с леденящим взглядом и ножом для стейка в руке.
– Нет, доктор Статлер. С вами произошел несчастный случай…
– Это ты был несчастным случаем, Альберт. – Лезвие ножа блестит в его руке, когда он его поднимает. – Я знаю, что ты сделал. Я знаю, что именно из-за тебя я не видел жену тринадцать дней. – Доктор Статлер проводит ножом по моей щеке, ловя слезу. – Я знаю, что это ты сломал мне обе ноги.
– Нет, – говорю я. – Это неправда…
– Хватит врать, Альберт.
Голос доктора Статлера безжалостен. – Я тебе запрещаю.
– Я не вру, – хнычу я. – Я не ломал вам ноги. Я наложил гипс, чтобы вы не могли уйти.
Доктор Статлер удивляет меня взрывом смеха. – Ого, Альберт. Это какое-то безумие уровня Энни Уилкс.
– Нет, все не так, – обиженно отвечаю я. – Она сломала Полу Шелдону лодыжки. А я только притворился, что повредил ваши ноги. – Я снова закрываю глаза, мне стыдно. – Мне очень жаль.
– Тебе очень жаль, – говорит доктор Статлер. Я чувствую, как лезвие ножа прижимается к моей щеке. – Приятно это слышать.
– Вы меня убьете?
– Конечно, я могу, не так ли? – Он проводит лезвием по моей челюсти, к кадыку. – Все, что мне нужно сделать, это немного надавить прямо здесь… – Я слишком напуган, чтобы двигаться. – Ты захлебнешься кровью меньше, чем за минуту. Никто меня не осудит, особенно после всего, что ты со мной сделал. Запер меня в этой комнате. Запихивал в меня те таблетки. Но нет. – Он убирает нож от моего горла. – Я не собираюсь тебя убивать. По крайней мере, пока.
Я открываю глаза. – Правда?
– Да. И знаешь, почему? – спрашивает он. – Потому что ты не злой, Альберт. Ты травмирован. Ты не заслуживаешь смерти. Ты заслуживаешь шанса получить помощь. – Он откидывается на спинку кресла. – Вчера мы не обсудили еще одну вещь. Прогноз.
– Прогноз?
– Да, – говорит он. – Другими словами, каковы шансы пациента достичь того, чего он хочет: счастливой жизни со стабильными отношениями?
– Прогноз хороший, – шепчу я. – Хотя никакое лечение не является полностью надежным, с помощью режима терапии и медикаментозного лечения многие взрослые с тревожным типом привязанности могут поддерживать здоровые связи и жить счастливой жизнью.
– Совершенно верно, Альберт, – соглашается доктор Статлер. Он делает глубокий вдох. – А теперь вставай и иди за твоим телефоном.
– Моим телефоном? – Переспрашиваю я.
– Полагаю, у тебя есть телефон?
– Да.
– Так сходи за ним.
– Но зачем?
– Потому что ты позвонишь в девять-один-один и попросишь прислать две машины скорой помощи. Одну для меня, а другую – для тебя.
– Нет, доктор Статлер…
– Тебя отвезут в психиатрическое отделение больницы Святого Луки, – продолжает он. – Там ты встретишься с доктором Паолой Дженовезе, заведующей стационаром.
– Нет. – Я качаю головой. – Я не могу.
– Паола примет тебя и проведет обследование. Она сможет тебе помочь. Она одна из лучших.
– Но я…
– А какие еще варианты? – Твердым голосом прерывает меня доктор Статлер. – Ты же знаешь, что не можешь держать меня здесь вечно.
– Не навсегда, – объясняю я. – Пока вам не станет лучше.
– Ну, знаешь что? Мне лучше.
– Вовсе нет…
– Да, Альберт. Благодаря тебе. – Он делает паузу. – Ты показал мне, что нет ничего важнее, чем быть с Энни и возместить все то, в чем я перед ней облажался. – Он наклоняется вперед и сжимает ладонью мою руку. – А теперь твоя очередь поправляться.
Странное покалывание пронзает меня насквозь. Я могу получить помощь.
– Иди, Альберт, – убеждает доктор Статлер. – Возьми свой телефон. И мы вместе поедем в больницу.
Я колеблюсь. – Вы останетесь со мной?
– Черт возьми, нет, я не хочу быть с тобой, – говорит он. – Я вернусь домой к жене, если она все еще хочет меня видеть. Но я буду работать с твоими врачами и прослежу, чтобы тебе оказали самую лучшую помощь. А теперь давай, Альберт. Иди и возьми свой телефон. – Его хватка на моей руке расслабляется. Другой рукой он все еще сжимает нож. – Доверься мне.
Мне кажется, что я вижу себя сверху, когда поднимаюсь по лестнице в свою спальню и снимаю с рычага черный радиотелефон. Спустившись обратно, я открываю двери библиотеки, вдыхая запах кожи и бумаги, запах моей матери. Я беру одну из ее фотографий, вытираю пыль с ее глаз большим пальцем. Воздух здесь застыл.
– Ты сможешь это сделать. – Это ее голос.
Я крепко зажмуриваюсь. – Нет, не смогу.
– Да, ты сможешь.
Мои мысли скачут. – Они примут тебя и проведут несколько тестов. Ты получишь наилучшую помощь.
– Я надеюсь, что твоя жизнь полна и богата, мой прекрасный мальчик.
Я ставлю фотографию на место и решительно шагаю через гостиную, сжимая в руке телефон. Я смогу это сделать.
Я прохожу мимо кухни и уже на середине коридора слышу, как внизу хлопает дверь офиса Сэма. Мое сердце замирает.
Здесь кто-то есть.
Я вытираю глаза и разворачиваюсь. Наверное, мне стоит проверить, кто это.