Солнце гигахруща (Том 1. Том 2) - Дмитрий Иванов
«Гость из партии вновь интересовался моими делами. Его улыбка действует мне на нервы».
На следующей странице вновь восклицательный знак, обведенный в треугольную рамку.
«Как я и думал, черная слизь обладает мутагенным свойством. Уже первый эксперимент подтвердил его способность к кардинальному изменению биологической ткани в самый короткий срок. Сразу перешли к высокоорганизованной форме жизни. Первые десять мышей умерли все. Из двадцати следующих только три выжили, но все они показали восхитительные качественные изменения. Две демонстрировали повышение силовых и скоростных качеств, третья показала ускоренную регенерацию после намеренного травмирования — порезы зажили буквально на глазах. Также обращает на себя внимание тот факт, что у выживших на теле и органах обнаружены черные пятна некроза. Удивительно, но на жизнедеятельность мышей это никак не повлияло. Внешне мертвая ткань каким-то образом продолжает выполнять свои функции. Требуется повторить опыт. Контролировать дозировку».
Далее Кузнецов описывал результаты экспериментов с мышами, которые по его словам приносили все больше плодов. Количество мертвых подопытных хоть и медленно, но снижалось, а качество мутации возрастало. Потом он снова срывался на критику.
«Победоносцев никак не может понять, что черная слизь представляет наибольшие интерес и перспективность. Никакие другие химические последствия ФУПа не обладают теми же результатами. Все они — мертвые брызги, когда черная слизь позволяет изменять живую плоть прямо на глазах. Он намекнул то ли на мою отставку, то ли на необходимость сворачивания исследований. Пусть этот старый осел идет к черту».
«Видимо из-за разговора со мной Победоносцев провел встречу с руководителями отделов. Снова говорил о решении всех проблем человечества и невиданных перспективах развития технологии ФУПа. Наивный старик уверовал в сказку?»
«Сегодня приходила комиссия военных, но об их приходе мне сообщили уже после того, как они ушли. Думаю, Фадеев и Победоносцев специально сделали так, чтобы я избежал контакта с ними».
«Вчера испытания вновь отложили по причине некачественных материалов. Я не знаю, что мне сказать, чтобы Ярославцеву поменяли. Иногда мне кажется, что она это делает специально».
«Сбои в электропитании второй раз за неделю. Будь моя воля, пустил бы завпотеха на исследования вместо мышей».
«После двух минут работы ФУПа весь комплекс заглох по причине перегрузки сети. Когда старый осел найдет нормального человека? Думал обратиться с этим вопросам к пиджаку из партии, но передумал».
«Фадеев игнорирует уже вторую мою заявку. До сбора нового материала меня не допустили, а черную слизь в итоге уничтожили в печи. Идиоты».
Андрей с интересом изучал по заметкам работу исследовательского института. Кузнецов все чаще жаловался на некачественную организацию, при этом не забывая отмечать прогресс в исследованиях с пресловутым ФУПом. Что это такое, нигде указано не было и Андрей вновь посмотрел в сторону кухни, где сидел Михаил, но опять же не решился к нему обратится. Как он понял из записей, буква У означала устройство, а П была первой буквой фамилии изобретателя — Победоносцев. Буква Ф представляла собой загадку, ответ на которую не удавалось найти на последующих страницах.
В какой-то момент авторский тон стал более раздраженным и грубым.
«Тупой осел думает только о морковке перед собой и не замечает очевидного».
«Если б не такое количество идиотов в институте, мы бы уже достигли большего».
«Пиджак снова лезет ко мне с вопросами».
«Безмозглый халат снова игнорирует мои заявки».
Подобные комментарии не содержали фамилий или должностей, но Андрей уже примерно понимал, о ком тот говорил. Далее заметки стали короче и менее информативными.
«Снова отказ на заявку. Думаю, надо действовать неофициально».
«Испытание прошло успешно. Догадки подтвердились».
«Стою на месте из-за бюрократических проволочек».
«Кажется, пиджак догадывается о моих опытах».
«Прислали министерскую проверку».
«Ощущение, что я — единственный, кто понимает, куда надо идти».
Андрей перелистывал тетрадь, в которой он понимал все меньше и меньше. Обычные заметки-напоминания переполнялись непонятными индексами и названиями, а личные заметки приобретали все менее ясный вид. Казалось, что разум Кузнецова переполнялся высокомерием и ненавистью по отношению к коллегам.
«Притащил сюда свою беременную жёнушку», «не додумалась проверить материал на аппарате», «снова отличился скудоумием», и много-много похожего.
В самой середине тетради был нарисован еще один восклицательный знак, занимающий половину страницы.
«Никто не может объяснить, что произошло. Либо перегруз электроснабжения, либо внутренний сбой самого ФУПа. Установку отключили почти сразу, но первоначального заряда хватило. Работает автономно. Сотрудники вне камеры переживают потерю памяти. Пришлось все объяснять, как детям. Не понимаю, где мы сейчас. Выхода из института не найти. На их месте новые помещения, которые полностью повторяют уже имеющиеся. Запасной выход тоже пропал. Выхода наверх нет. Окон нет».
«Работа с ФУПом приостановлена до выяснения текущих обстоятельств. После сбора всех сотрудников произвели перекличку. Все опрошенные к данному часу не могут вспомнить простейших вещей. Кроме тех, кто были в защитной камере. Некоторые научные и технические сотрудники отсутствуют. Где они — непонятно».
«Победоносцев планирует ввести чрезвычайное положение, хотя таких полномочий у него нет».
«Всех сотрудников ознакомили с командой на самостоятельный сбор в заранее установленных местах. Приходится учить их всех заново».
«Откуда взялись эти партийные толстопузы, мне не ясно. Лучше бы их не было. Один единственный пиджак был невыносим, а сейчас их десяток. Постоянно рыщут здесь».
«Сегодня обнаружил черную слизь на запасной лестнице».
«Черную слизь видели уже в нескольких местах. Производим ее сбор».
«Материала уже так много, что Победоносцев при науськивании Фадеева отдал приказ об уничтожении излишков. Идиоты».
«Они так заняты расследованием, что почти позабыли про меня. Самое время для самостоятельной работы».
«Эксперименты продвигаются успешно».
«Очередные успехи».
«Все идет, как я и задумал».
«Мышей больше нет. Думаю, любой смелый исследователь понимает, что надо делать».
Записки оканчивались еще одним треугольником с восклицательным знаком, за которым ничего не следовало. Андрей аккуратно пролистал оставшиеся страницы в тетради и обнаружил на задней обложке конверт, с вложенными туда фотографиями. Там лежало три карточки, на каждой из которых красовался автор — Кузнецов Павел Алексеевич. На одной он в костюме стоял на фоне необычной красивой лестницы с высокими деревянными дверями с бумагой в руках. На скуластом лице сияла довольная улыбка. Свет на фотографии был удивительно яркий, словно где-то по диагонали от него сияли десятки ламп, из-за которых Кузнецов отбрасывал четкую черную тень. На другой тот же человек сидел по пояс голый и опирался на длинную железную палку с дисками на концах. Андрей долго рассматривал широкую грудь и крепкие плечи Кузнецова и в конце подтвердил для себя, что это был Чернобог, но еще не окрашенный слизью
