Чингиз Абдуллаев - И возьми мою боль

— Она будет жить на родине, — так же сухо парировал вице-премьер, — а что касается «здесь», то этот вопрос я вообще не хочу обсуждать. Ее покойный отец уже погиб здесь…

— Мы отомстили, — быстро вставил Адалят, — мы отомстили. Сегодня ночью убит тот, кто непосредственно участвовал в нападении на больницу, возглавляя группу боевиков.

— Этим вы не вернете отца несчастной сироте, — резко ответил его гость.

— Ваши дела слишком дурно пахнут, чтобы я мог оставить свою племянницу здесь. К тому же ты не женат, и оставлять при тебе молодую девушку будет не правильно. Ей нужны толковые советчики, в том числе и женщины.

— Девушке семнадцать лет, — напомнил Адалят, — она вполне взрослая.

— Взрослая, — кивнул вице-премьер, — как и вы все. Как же вас ненавидят в этом городе, если сжигают заживо в больницах, добивают раненых. Мы даже во время войны такого не позволяли.

— На войне все по-другому, — рискнул заметить Адалят.

— По-другому? — разозлился вице-премьер. — А вы что делаете? Позорите наш народ, наркотиками торгуете, убиваете, грабите. Из-за вас каждого чеченца бандитом считают, а ты еще что-то говоришь. Молчи, Адалят, молчи. Я тебя даже слушать не хочу. Где девушка? Дай адрес, и мы поедем за ней. Об этом мы с тобой спорить не будем. Я думаю, ты сам понимаешь, что здесь споров быть не может.

Она уедет со мной, — закончил вице-премьер. Потом, помолчав, добавил:

— Привезите тело на родину, когда все закончится. Мы вас встретим, место выделим, поможем.

Адалят понял, что ему не стоит спорить со своим грозным родственником.

Продиктовав адрес, он пошел проводить приехавшего до машины. И больше они не сказали друг другу ни слова.

Примерно в это время в камеру, где вместе с Мироненко сидело около двадцати человек, привели новичка. Он вошел, поздоровался и проследовал в угол, где на койке лежали чьи-то вещи. Посмотрел на них, потом на обитателей камеры.

И коротко спросил:

— Чьи?

— Ты кто такой? — спросил старший по камере.

— Человек, — усмехнулся вошедший, — а ты кто такой? Он говорил по-русски с кавказским акцентом. Старший огляделся. Он не понимал, что это за нахальный тип. Но остерегся пока что-то говорить или спрашивать. Пришелец мог оказаться вором в законе или известным авторитетом, которых было особенно много среди грузин. Нужно сначала все узнать.

— Человек, говоришь, — улыбнулся старший, — это на воле мы все человеки, а здесь мы заключенные.

— Это ты заключенный, а я человек, — презрительно сказал новенький. — Вещи отсюда уберите. Теперь это мое место.

— Ты парень шустрый, как понос, — заметил верзила, стоявший у дверей.

Это были его вещи. — Мы тебя самого уберем.

— Да? — удивился новенький, повернувшись к верзиле. — Это ты так решил?

Он сделал несколько шагов, остановился перед верзилой. Все с нетерпением ждали развязки.

— Задавлю гниду, — поднял руку верзила, но прибывший вывернул его руку и рубанул по шее. Верзила захрипел и упал на пол. Новичок поставил ногу на его горло и потянул его за руки Он душил его так профессионально, что кое-кто из сидевши, даже почувствовал зависть.

— Не надо… — прохрипел верзила. — Я уберу вещи. Новый обитатель камеры отпустил его. Оглядел собравшихся.

— Первый акт окончен, — строго сказал он. — У кого есть вопросы?

— За что сидишь? — спросил старший. В ответ новенький сделал неуловимый жест рукой, словно фокусник, и между его пальцами появился небольшой пакет с белым порошком. Многие встрепенулись. Они знали, что это за порошок. Пришедший показал пакет и плавно повел кистью руки. Через мгновение пакетика в руках уже не было. — Ясно, — кивнул старший, — занимай свое место.

Торговцы наркотиками или контрабандисты были уважаемыми людьми. Вообще преступники довольно лояльно относились друг к другу. Исключения составляли лишь педофилы, гомосексуалисты и насильники. Вот здесь исключений не делалось.

Таких людей считали отверженными. Многих насиловали в первую же ночь. Особенно доставалось насильникам детей. У них практически не оставалось шансов выжить в общей камере. У многих бандитов были собственные дети, и за такое преступление насильникам устраивали настоящий ад, легкая смерть казалась им самой лучшей наградой.

Новичок устроился в углу, и никто больше не смел его тревожить. Вскоре к нему подсел Григорий Мироненко, сделавший знак старшему по камере. Это была обычная практика. Старшим мог быть кто угодно, но в камере был еще и авторитет, мнение которого признавали и уважали все. Мироненко сел рядом со вновь прибывшим.

— Откуда приехал? — дружелюбно спросил он новичка.

Тот недоверчиво посмотрел на подсевшего к нему типа, но затем сообщил:

— Из-за бугра.

— Давно?

— Сегодня утром.

— Погорел на наркоте?

— Нет, — усмехнулся «фокусник», — на предательстве. Кто-то сообщил о моем приезде. Видимо, хотели сорвать важную сделку.

— Тебя как зовут?

— Цапов. Костя Цапов. Может, слышал, я с Афанасием работал.

— Афанасия я знал хорошо, — встрепенулся Мироненко. — Но его убили.

— Я с ним три года работал, — сообщил новичок.

— Странно, — сказал Мироненко. — Я тебя не помню.

— А я тебя, — усмехнулся «фокусник».

— В соседней камере сидит один парень. Он раньше работал с Афанасием, — сказал Мироненко, — может, он тебя знает.

— Может быть, — кивнул «фокусник», — если хорошо знает Афанасия, значит, должен знать и меня.

— Ну это легко проверить, — улыбнулся Мироненко.

— А ты кто такой, чтобы проверять?

— Не хами. Я Григорий Мироненко, может, слышал?

— Кое-что. Говорят, прокололся ты глупо.

— Это мое дело.

— Ты не суетись. Я тебе дело говорю. Тебя завтра уберут отсюда.

— Куда уберут?

— Не знаю. Но твои адвокаты стараются. Мой рядом с ними был, когда узнал, что тебя к вечеру выпустят. Твои ребята Молчат как каменные, против тебя не свидетельствуют.

— Как фамилия твоего адвоката?

— Киреев.

— И что он говорит?

— Ничего. Просто твои показания сейчас следователи проверяют. — Цапов лег на койку, давая понять, что разговор окончен. Он знал строгие правила внутренней жизни. Пока его не проверят, с ним никто не будет иметь дела.

Мироненко утверждал, что зашел к своему старому знакомому на чашку чая, в это время в доме появились бандиты. Он заявил, что не имеет ничего общего с группой молодых вымогателей. Конечно, следователи ему не поверили, тем более что к этому времени уже располагали показаниями Киршбаума и Сыроежкина. Но не верили лишь до сегодняшнего дня. После разговора со Стольниковым Цапов отправился в управление и убедил генерала Артюхова принять рискованный план Стольникова. Тут же разработали легенду, по которой Цапов был арестован на границе, при прохождении пограничного контроля. Заодно был задействован и один из адвокатов, уже давно работавший с управлением.

Цапова отвезли в тюрьму, посадив в камеру, где уже сидел Григорий Мироненко. Самым важным было то обстоятельство, что в соседней камере действительно сидел один из бывших членов банды Афанасия, который в прошлом году помогал Цапову перевозить груз по территории Узбекистана и знал его в лицо. Все эти ходы были полностью реализованы уже к Вечеру. Остальное зависело от выдумки и импровизации самого Цапова.

Именно поэтому он теперь сидел в камере с Мироненко. В его легенде почти не было ничего придуманного, и это должно было помочь. Он играл самого себя. Стольников был прав, когда предложил Цапову сыграть эту роль. Цапов действительно около трех лет работал с группой Афанасия и теперь мог спокойно выдержать любую проверку, за исключением встречи с теми, с кем он мог сталкиваться уже в качестве офицера милиции. Но тщательная проверка показала, что таких в камере нет, а двоих заключенных, которые могли что-то слышать о Цапове, перевели для гарантии в другую тюрьму.

В то самое время, когда Цапов разговаривал с Мироненко в тюремной камере. Стольников приехал к Адаляту Махмудбекову. Все уже знали, что именно он нашел Ираду. И все знали, что ради нее он рисковал своей жизнью.

Перебинтованный Стольников, приехавший в ресторан, вызывал понятное сочувствие и уважение. Даже Адалят был вынужден с этим считаться. Когда Стольников попросил его пройти в другую комнату для разговора, он даже не удивился.

— У меня есть хорошие новости, — сообщил Стольников, когда они оказались наедине, — кажется, Жеребякин готов пойти на уступки.

— Какие уступки? — нахмурился Адалят. — Мы еще только начинаем войну.

— Твой старший брат должен был договориться с Жеребякиным об оплате пропавшего груза Зардани, — терпеливо объяснил Стольников. — Речь идет о ста — ста пятидесяти миллионах долларов. Десять процентов получат посредники. А все остальное Жеребякин должен будет уплатить вам в качестве компенсации за причиненный ущерб.

— Врешь, — рванулся к Стольникову его собеседник. Слава не знал, что сегодня утром Зардани позвонил и выразил Адаляту соболезнование по поводу смерти Исмаила и сказал, что готов поручить тому представлять его интересы в Москве. Поэтому сообщение Стольникова было не просто приятной неожиданностью, но и выходом из сложившегося тупика.