Анна Данилова - Этюд в розовых тонах
– Но ведь у меня есть ты…
– Правильно. Но, помимо наших отношений, существует обычная жизнь. Без любви, но с людьми, ты понимаешь меня?
– А если я не хочу никого видеть?
– Ты подумай, прежде чем отказываться.
Эстер пробыла еще немного и уехала, пообещав вернуться. Ей надо было в парикмахерскую. Маша же, перемыв посуду, устроилась на своем любимом диване перед телевизором и принялась переключать каналы. Перед ней замелькали фрагменты фильмов, рекламных роликов, музыкальных клипов. И вдруг ей показалось, что среди этого калейдоскопичного мелькания она увидела знакомое лицо. Она принялась давить на кнопки, чтобы проверить, не померещились ли ей эти глаза, эта улыбка, и когда на экране снова возникло это видение (как иначе можно было объяснить появление в эфире Али Вишни?), Маша вся съежилась от страха. Я больна… Я повсюду вижу только ее…
Однако слух еще не изменил ей, и просачивающиеся к ней в мозг слова диктора постепенно объяснили ей реальный смысл происходящего на экране. И это было невероятно! Только сейчас Эстер рассказывала ей об открытии нового цветочного магазина возле драмтеатра, и вот теперь местный канал передает репортаж об этом скромном событии из жизни провинциального города. Некто Борис Ефимович Юдин, тот самый приятной наружности мужчина с румяными щеками и аккуратной бородкой, являющийся хозяином нового магазина, дает интервью местному журналисту, рассказывая о своих планах на ближайшее будущее. А рядом с ним в наброшенной на плечи собольей шубке стоит Аля Вишня. И не призрак, не видение, а вполне реальная молодая женщина удивительной красоты. Та самая Аля, которая еще недавно варила щи Маше Авериной и гладила ее ночные рубашки. Так вот, значит, к кому ушла она. Не к молодому мужчине, а к старику…
Маша уже ничего не понимала. Она как сумасшедшая кинулась к телевизору, сунула в стоящий здесь же видеомагнитофон первую попавшуюся кассету с каким-то фильмом, и нажала на «запись». Она хотела хотя бы на пленке сохранить черты той, которая так жестоко сломала ей жизнь.
Но репортаж закончился прежде, чем магнитофон начал записывать. Разъяренная Маша от бессилья кусала кулаки. События полугодичной давности нахлынули на нее, доставляя нестерпимые страдания. Она вспомнила то унижение, которому подверглась в больничной палате, где лежала Аля, когда женщина-доктор выставила ее вон. Она долго не могла прийти в себя после той встречи с Алей, много переживала, упрекая себя в слабости и считая, что во всем, что произошло с ними, в их несостоявшейся любви, виновата только она одна, Маша Аверина. И лишь спустя некоторое время предположила, что Аля могла сама спровоцировать или даже подстроить свое пребывание в больнице, чтобы порвать с Машей. Сделав это открытие, Маша совершенно раскисла. И если бы не дом, который к тому времени был уже готов и ждал, когда в него вселится его новая хозяйка, она бы, возможно, и не нашла в себе сил продолжать жить дальше. Маша пригласила дизайнера и ушла с головой в оформление дома. Это, видимо, и спасло ее от навязчивой идеи покончить с этой, не приносящей радости жизнью.
Она встала и подошла к окну. Шел снег, он покрыл ровную площадку перед домом, припушил ветви деревьев за воротами. Было очень тихо.
Она бросила меня, бросила… Воспользовалась сердечным приступом или же придумала его, чтобы потом обвинить меня в нелюбви. И это после того, как я столько сделала для нее, спасла, по сути. Мужчинам нельзя верить, это понятно. Но, выходит, и женщинам тоже. Тогда кому же? Кто достоин большей любви: мужчина или женщина? И правильно ли я сделала, когда выбрала из людского общества именно женщину? Разве мало разочарований они мне принесли? Аля или та же Эстер… Эстер… Вся ее жизнь окутана тайной, и я до сих пор ничего о ней не знаю. Но ведь я умышленно не навожу о ней справок. Я занимаюсь самообманом. Я запуталась, я не знаю, как мне жить дальше. И как часто судьба будет испытывать меня, подстраивая ловушки вроде этого репортажа…
– Аля Вишня, – вдруг произнесла она вслух и испугалась того, как громко прозвучал ее голос. – Аля Вишня…
Она представила себе, как вдруг это волшебное, сладкое, вишневое имя материализуется, и Аля своими легкими шагами приближается к Маше, как падает перед ней на колени и просит у нее прощения. «Ты прости меня, Маша… Я не знала, что делала. Я боялась тебя и не понимала, что люблю тебя. Я люблю тебя, люблю, люблю…»
Рука судорожно дернулась, и телевизор переключился на другой канал. Это было как наваждение: на экране вновь возникла Аля, и Маше показалось, что ее любовь помахала ей рукой…
Маша как завороженная следила за тем, что происходило на экране. Но это была не галлюцинация: на другом и тоже местном канале повторяли репортаж с церемонии открытия цветочного магазина. И Маша восприняла это как знак. Как последнюю каплю, переполнившую чашу ее терпения.
Она выключила телевизор, вышла из комнаты, спустилась в гараж и открывала сейф. Она достала оттуда два бумажника: один светлой, почти оранжевой, телячьей кожи, другой – потемнее, из змеиной кожи; две связки ключей; сложенные в большой конверт документы: пропуск в бассейн на имя Ирины Пчелинцевой и медицинский страховой полис на имя Ренаты Кленовой, а также два крохотных блокнотика с адресами, совершенно одинаковых, но принадлежащих один – Ирине Пчелинцевой, а другой – Ренате Кленовой; перетянутые резинкой два небольших рулончика сторублевок; два носовых платка и, наконец, фотоаппарат «Кодак». Упаковав все это в пластиковый пакет, Маша поднялась в свой кабинет, села за письменный стол и включила настольную лампу. Вздохнула и медленно, словно все еще оттягивая торжественный момент, набрала номер телефона, который она знала наизусть. После двух гудков услышала совсем близко от своего уха слишком громкий мужской голос и от неожиданности даже обернулась: ей показалось, что голос прозвучал у нее за спиной:
– Слушаю…
– Могу я поговорить с Виктором Кленовым?
– Да, я слушаю…
– Виктор Леонидович, я знаю, кто убил вашу жену, Ренату, и ее подругу, Ирину Пчелинцеву…
40. Звонки из прошлого
После отъезда Теслина, который подарил ей не только встречу с ее старым другом Юдиным, но и веру в себя, Аля Вишня зажила новой жизнью. Расставшись с Машей Авериной, как она думала, навсегда, Аля вздохнула с великим облегчением. Теперь в ее жизни не было никакой лжи. Ей не надо было притворяться и демонстрировать несуществующую любовь, не надо было опасаться того, что ревнивая и мстительная Маша (а именно такой она стала представляться Але все чаще и чаще в ее раздумьях) станет шантажировать ее причастностью к своим темным делам. Она воровка, воровка, воровка… И мне нет до нее никакого дела. Теперь я буду жить честной жизнью, и никогда и никто не сможет потревожить меня в связи с Машиными делами. Я здесь ни при чем…
Но иногда настроение ее все же менялось. И она вспоминала другую Машу. Не воровку, а преданную подругу, способную пойти на любую жертву ради нее, Али.
Болезненным напоминанием их былых отношений, их дружбы стал особняк, в котором теперь жила Маша, мимо которого Аля довольно часто проезжала, когда бывала по делам в городе. По слухам, Маша обитала там совершенно одна. И лишь время от времени ее навещала какая-то подруга. Быть может, та самая, которая невольно помогла Але освободиться от Маши. От Юдина, которого Аля посвятила во все тонкости их отношений с Машей, она узнала, что хозяйка этого особняка желает познакомиться с ним и подружиться, чтобы иметь возможность заказывать ему для своего зимнего сада редкие тропические растения. И что хлопочет об этом женщина по имени Эстер. Больше об этой особе Юдин ничего сказать не мог.
Сам же Борис Ефимович рассказал Але немало интересного о себе, о том, что же произошло в его квартире той злосчастной ночью, когда его пытался убить Вениамин.
– Но зачем моему отцу понадобилось убивать тебя? Я не могу до сих пор поверить, что мой отец – убийца. Ведь, если бы твой друг опоздал, ты бы умер в собственной квартире, истекая кровью.
– Чужая душа – потемки, – лишь разводил руками Юдин. – Вероятно, он в душе преступник, понимаешь? Разве нормальный человек станет грабить квартиры, обирать свою любовницу, продавать дочку первому встречному? Но я и сам во многом виноват, что позволил втравить себя во всю эту историю. Я мог бы познакомиться с тобой на улице. Так было бы куда приличнее, чем брать тебя к себе в дом, расплачиваясь за это с твоим отцом… Мне тяжело об этом вспоминать, но это было, понимаешь, было! И получается, что я как бы спровоцировал твоего отца на более подлый поступок, чем тот, в результате которого ты оказалась в моем доме.
– Не вини себя, – успокаивала его Аля. – Откуда тебе было знать, что мой отец способен на убийство? Ведь ты знал его как любовника своей сестры, а не уголовника. Да и согласился встретиться со мной, скорее всего, из любопытства. Разве ты мог предположить, чем все это закончится?..