Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь
И он рассказал все, что знал про бывшего обер-интенданта полиции Клеса Вальтина.
— Мы получили эти данные от наших американских приятелей, — сказал полковник. — Мы встречаемся иногда и делимся опытом, — добавил он уклончиво. — И вот в начале декабря на очередных посиделках выплыло это дело. По их инициативе.
— И тебя ничего не удивило? — спросил Юханссон.
— Что ты имеешь в виду? — вопросом на вопрос ответил полковник.
— Прошло двадцать пять лет, дело вот-вот будет списано за истечением срока давности. Никто им не занимался добрых двадцать лет. И к тому же, если я правильно понимаю, вам предложили пару персонажей, которых уже много лет нет в живых. Их фамилии, по-моему, Эрикссон и Веландер, — добавил, якобы припоминая, Юханссон, хотя прекрасно знал, как их звали.
— Так значит, ты решил, что мы намеренно подсунули вам покойников, чтобы вы повертелись перед комиссией? — слегка улыбнулся полковник.
— Признаюсь, такая мысль меня посещала. — Юханссон тоже улыбнулся.
— Это не так, — сказал полковник, глядя на Юханссона честными голубыми глазами. — Я задал тот же самый вопрос американцам, и ответ показался мне убедительным.
— Что за ответ?
— Что это не вся информация. Мне сказали, что имена Эрикссона и Веландера нужны для начала более глубокого анализа. Американцы потратили черт знает сколько времени на изучение данных, полученных из архива СИРА, в частности, сопоставляли их с материалами «Роузвуда» и со всякой разрозненной информацией, копившейся годами. В общем, они уверены, что через Веландера и Эрикссона можно выйти на людей, которые по-прежнему представляют большой интерес. Как для тебя, так и для меня, — многозначительно закончил полковник.
Если ты думаешь, что американцы выудили эти данные из архива СИРА, то они тебя провели, подумал Юханссон, сопоставив рассказ полковника с данными Берга о том, как Веландер изъял имена своих приятелей и свое собственное из архивов Штази.
— А американские коллеги не сказали, о ком идет речь? — вслух поинтересовался он.
— О молодых радикалах шестидесятых, которые превратились в законопослушных граждан и даже сделали серьезную карьеру. Но от своих взглядов публично не отказались, поэтому и представляют для нас интерес. Кстати, гораздо больший интерес, чем когда они бегали по улицам и устраивали демонстрации, — заметил полковник.
Тишлер скорее всего не бегал, а вот Хелена Штейн — наверняка, подумал Юханссон.
— А тебе не кажется, что это дезинформация?
— Нет, — ответил полковник. — По той простой причине, что теперь им незачем нас дезинформировать. Мы живем в другое время.
Ага, вот оно что, живем в другое время, подумал Юханссон. Похоже, он действительно в это верит.
— Кто сбросил тебе эту информацию? Назови имя, — попросил Юханссон.
— Не могу. — Полковник передернул плечами. — А почему — ты знаешь лучше меня.
— И все же ты мне его назовешь, — сказал Юханссон, сделавшись вдруг похожим на верного оруженосца Берга комиссара Перссона.
Если не хочешь повторить судьбу твоего коллеги Веннерстрёма,[33] подумал он.
— Как правило, мы свои источники не раскрываем, — неуверенно произнес полковник. — Ладно, в данном случае я могу сделать исключение, поскольку они сами дали нам зеленый свет на сброс информации в вашу контору.
Интересно, с чего это ЦРУ решило, что они могут рулить у нас, как у себя дома? — раздраженно подумал Юханссон, чувствуя, что у него поднимается давление.
— Как я уже говорил, мы встречаемся иногда… В тот раз совсем неформально, дело шло к Рождеству, мы отлично поужинали в Карлберге, а потом один из них прочитал блестящую лекцию. Этот парень у них — живая легенда. А то, что он рассказал, было очень интересно и в то же время забавно. Он подошел ко мне после ужина и спросил, не интересует ли нас подобная информация, я, разумеется, сказал: да, интересует, и он пообещал вернуться к этому вопросу. Буквально через пару дней позвонил один из наших людей при их посольстве и рассказал что и как. Наши аналитики тоже присутствовали, и у нас нет сомнений, что товар настоящий.
— Больше никаких сведений не поступало? — спросил Юханссон.
Либо он наивен до крайности, либо просто-напросто меня разыгрывает, подумал он.
— Пока нет, — вздохнул полковник. — Фамилия этого парня Лиска. Майкл Лиска родился в Венгрии во время войны, подростком левачил, после событий пятьдесят шестого года эмигрировал в Штаты. Здоровенный мужик лет шестидесяти по кличке Медведь. Майкл — Медведь — Лиска, — повторил полковник и скроил мину максимальной искренности — выражение лица человека, облегчившего сердце и не имеющего ровным счетом ничего добавить к своей исповеди.
— Ну и херня! — с чувством произнес, выслушав историю Перссона, Викландер, который почти никогда не употреблял бранных слов.
— Я же тебе говорил, что это за тип, — сказал Перссон. — Хочешь еще один совет?
Что ни говори, а этот парень, Викландер, похож на настоящего полицейского, подумал он.
— С удовольствием.
Не так уж страшен этот Перссон, когда найдешь с ним общий язык, промелькнула у Викландера мысль.
— У нашей работы есть такая особенность… Старайся не принимать все слишком близко к сердцу, а то тебе привидения начнут мерещиться среди бела дня.
— Да уж. Я тоже об этом думал.
И в самом деле думал, проверил он себя.
— Никогда не забывай, что ты полицейский, — серьезно сказал Перссон. — Сохраняй дистанцию, не запутывайся в мелочах и не иди на уступки.
Придя на работу, Юханссон первым делом вызвал к себе начальника отдела контрразведки и попросил навести справки о давнем агенте ЦРУ по имени Майкл — Медведь — Лиска.
Когда тот ушел, в кабинете появилась секретарша и сообщила, что комиссар Анна Хольт просит принять ее как можно скорее.
— Пусть заходит, — разрешил Юханссон.
Вот и кончился мир под оливами, подумал он.
— Это пальцы Штейн, — доложила она лаконично. — И на мойке, и на дверце.
Распишитесь в получении, подумала она.
— Вот оно что… — задумчиво протянул Юханссон.
Как будто кто-то сомневался.
— И что теперь будем делать? — Хольт вопросительно поглядела на шефа и слабо улыбнулась. — Решать тебе.
— Есть предположения, когда эти отпечатки там появились? — спросил Юханссон. — То, что она была в его квартире, ясно даже такому старику, как я. Меня интересует время.
Вот теперь это похоже на того Юханссона, о котором я столько слышала, подумала Хольт.
Она рассказала о педантичной и требовательной натуре Эрикссона, о его польской уборщице, которая работала на совесть, несмотря на жалкую оплату. Это может помочь им определить время, когда Штейн была у Эрикссона.
— Уборщица бывала у него каждую пятницу. Эрикссона убили в четверг вечером. Я почти уверена, что мойка после нее сверкала идеальной чистотой, так что отпечатки оставлены не раньше второй половины дня предыдущей пятницы, то есть после ее последней уборки, и не позже того вечера, когда он был убит, это около недели.
— А в мусорном ведре ничего интересного не было?
— Нет. Если, конечно, верить протоколу осмотра места преступления, но я почти уверена, что отпечатки на внутренней стороне дверцы шкафчика, где было ведро, появились там в то же время, что и на мойке.
— Я склоняюсь к тому же, — кивнул Юханссон. — Жалко, что на отпечатках нет штемпеля с датой. — Он слегка улыбнулся. Тучи над головой Штейн сгущаются, хотя гром пока не грянул, подумал он. — Что мы еще можем сделать?
— Мартинес проверяет телефонные разговоры.
Юханссон с сомнением покачал головой:
— Вряд ли это что-то даст. Помню, у нас было похожее дело, так что я почти уверен, что «Телиа» и «Комвик» — на рынке в то время, по-моему, не было других операторов — нам не помогут: слишком давно это было. Если вы, разумеется, ничего не нашли, пока шло расследование.
— Не нашли, — подтвердила Хольт. — Я проверила еще раз. Он вообще почти никому не звонил, и ему тоже звонили крайне редко. Штейн, во всяком случае, не звонила. Мобильника у него не было.
— Деньги?
— Маттеи проверяет, хотя не думаю, что можно что-то найти.
— И я так думаю, — сказал Юханссон. — Если между Эрикссоном и Штейн и были какие-то денежные отношения, ее дорогой кузен Тишлер наверняка об этом позаботился.
— Есть еще полотенце. — Хольт рассказала о полотенце, которое выудил из корзины для грязного белья Бекстрём. — Конечно, проблемы с привязкой по времени те же, что и с отпечатками, но я почти убеждена, что вырвало убийцу Эрикссона.
— Опять согласен, — сказал Юханссон. — Так что надо попытаться выделить ДНК.
Блевотина еще лучше отпечатков, если дело касается убийства, подумал он.