Сергей Дышев - Россия уголовная - от воров в законе до отморозков

Народ прибывал. Известие о поимке убийцы облетело город со скоростью урагана. Когда семью под усиленным конвоем вели к машинам, уже приходилось продираться сквозь толпу. В горотделе полиции всех посадили в разные камеры. Первого на допрос вызвали Алика. Но процедура не удалась. Вокруг здания в мгновение ока выросла, как нахлынувший океанский вал, огромная агрессивная толпа. Требовали начальника полиции. На крыльцо вышел его заместитель.

Впереди, уперев руки в боки, стоял Самвел. "Давай, начальник, выводи Алика Гогуряна. Народ хочет его видеть. Пусть расскажет нам, как убивал девочку!"

Офицер поднял руку и выкрикнул в толпу: "Граждане, разойдитесь! Все преступники получат по заслугам. Но сначала по закону должно пройти следствие, у нас много еще неясных вопросов..."

Последние его слова потонули в гуле.

"Что ты врешь народу! У нас смертную казнь отменили? Да? А этому гаденышу всего 16 лет. Его посадят, потом отпустят!"

"Ты расскажи про свои вопросы родителям девочки!"

"Это моя племянница, ты знаешь?!"

Потом людей пытались утихомирить начальник горотдела полиции, прокурор города. Но слова о законе только распалили народ. Откуда-то из задних рядов, навесом, по-минометному, стали бросать камни. Зазвенели оконные стекла.

В три часа дня над Ахалкалаки закружил вертолет. К нему сразу же рванулась толпа, среди людей было много с оружием.

С борта неловко спрыгнули трое упитанных мужчин. Когда вертолетные лопасти остановились, люди сомкнулись вокруг них, как зеленая ряска на воде после брошенного камня. Один из прибывших назвался заместителем прокурора республики, другой - полковником Министерства внутренних дел, третий представлял некие административные органы.

Прокурорский работник попытался сказать о законном правосудии, но в толпе вдруг произошло будоражащее движение, раздался дикий женский вопль. "Уходите отсюда! Улетайте!" - бородатый мужчина сделал характерное движение автоматом вверх. За ним ступили еще двое вооруженных парней. Люди подошли вплотную. А в задних рядах вдруг стихийно покатился гортанный крик, его подхватили, жуткий рев, проклятия, кулаки, поднятые над трясущимися головами...

Визитеры, изо всех сил сохраняя достоинство, залезли по стремянке на борт, летчик резким движением задраил дверь. Центральная власть "отдала концы".

Вертолет раскрутил серую пыль, как бы в отместку ослепив толпу, и, набирая обороты, ушел в сторону Тбилиси.

Федоины вернулись в отдел полиции. В этом городе все знали друг друга. И молодым армянским парням, надевшим форму грузинской полиции, отнюдь не хотелось защищать "кровавую семью". Против вооруженного народа не попрешь. Тем более все свои. Договорились, что выдадут только Алика Гогуряна.

...Следы наручников на запястьях, подбитый глаз и распухшее ухо - это было еще не самое страшное.

Дверь камеры открылась - с грохотом ударилась в стену. Бородачи с автоматами ворвались, схватили Алика под руки, поволокли к выходу. А там перед зданием - ревущая толпа. Ашот на коленях, с разбитым лицом. Рядом - Ася...

"Народ, народ казнить будет!"

С Алика сорвали одежду, последнее, что он мог осознанно воспринимать, - отца убитой девочки. У него были такие страшные глаза, что у Алика окоченела душа.

Потом была человеческая мясорубка: удары сыпались со всех сторон. После чего под восторженный гул юного преступника кастрировали, отрезали уши, нос...

Это был последний день, когда по всем законам надо было хоронить измаявшееся на земле маленькое тело. Пока шли последние приготовления к похоронам, на главной площади Ахалкалаки с самого утра развивалось свое жуткое действо. Еще недавно здесь на постаменте стоял памятник Ленину, к которому в торжества регулярно возлагали цветы. В одночасье не стало ни цветов, ни самого "божества". Армянская диаспора постановила сковырнуть его за ненадобностью и в соответствии с историческим моментом. Остался голый постамент. Теперь путь народу освещал фонарь на столбе. Кто-то предложил затащить преступника на этот постамент и привязать к столбу. Один из федоинов, передав автомат товарищу, вскарабкался наверх, мальчишку вмиг подняли, бросили веревку. Бородач привязал Гогуряна к столбу, скрутив руки сзади.

Бессмысленным взглядом Алик взирал на толпу, возможно, не слыша даже истошных криков и проклятий в свой адрес. Перед экзекуцией его заставили выкурить косяк с анашой. Так, в полной прострации, он простоял четыре часа.

Весь город вышел хоронить несчастную девочку. В процессии шли одни мужчины, а немногие женщины ждали на кладбище. Черный гроб покачивался над черными от скорби лицами... В городе назревало что-то тягостное и непредсказуемое.

Когда приблизилась похоронная процессия, Алика освободили от пут и пинком сбросили вниз, потом привязали к автомобилю. Некоторое время он плелся за толпой, покорно принимая многочисленные удары. Его тело было в крови, лицо обезображено. Из одежды на нем остались лишь окровавленные трусы. Но ни у одного человека он не вызывал сочувствия.

Далее процессия разделилась: убийцу повели к старой крепости, которая возвышалась на горной круче. Там догорала легковая машина дяди Ашота. Ту же участь готовили племяннику. Уже подтащили кучу досок, хвороста, на которых собирались сжечь Гогуряна живьем. Наготове был и бензин. Распоряжался Самвел. Кто-то плеснул из канистры, ярко вспыхнуло пламя. И только сейчас приговоренный почувствовал боль, с диким криком рванулся, побежал к обрыву. Но короткая автоматная очередь подрубила его.

И тут будто сама природа ужаснулась. Рванул крутой холодный ветер, погнал тучи тополиного пуха, будто снег среди лета. Небо почернело, ударил гром, а потом хлынул все смывающий ливень.

Федоины все же завершили задуманное: оттащили труп на доски и подожгли. Обугленное тело глухой ночью забрали родственники из деревни Белиски в нескольких километрах от города.

Наутро многие ужаснулись, и пошел тихий разговор: теперь старая крепость будет проклятым местом. А другие твердили: это будет святое место! Надолго запомнится, и другим подонкам неповадно будет.

У нового времени - новые нравы. Правосудие упрощается и становится первобытным, когда, "прав" или "виновен", решает толпа. Где нет законности, правит беззаконие. Лишь немногие осторожно возмущались: "Ведь растерзали с не меньшим изуверством, чем была убита девочка. Надо было по-людски: пулю в лоб - и закопать!"

Когда страсти притихли, пошел в народе разговор, что главным виновником и организатором похищения был кто-то из старших Гогурянов, а мальчишку просто подставили. Убедили, что ему, как несовершеннолетнему, ничего не будет. Ашота и Асю Гогурянов увезли в Тбилиси, осудили и с тех пор их не видели. 13-летнего Сурена забрал кто-то из родственников. А вскоре во время грозы вспыхнул и сгорел дотла их пустующий дом. Никто не стал его тушить.

...Началась же эта дикая история с зависти к богатому соседу: преступная семья жила как раз напротив его дома.

А ведь говорили про них: как эти соседи дружны!

СМЕРТНИКИ

СИЗО N 1 в Брянске - тюрьма, которой уже более 200 лет. Внутренние казематы, коридоры, низкие потолки, округлые своды, тяжелые двери, крепкие решетки - все так похоже на знаменитую Бутырку. Тюрьма так стара, что никакой ремонт ее не спасет: от миазмов, испарений арестантских тел она насквозь прогнила. Под ней близко идут грунтовые воды. Одна из внутренних стен треснула, и холодный воздух задувает в камеры. Здесь есть своя достопримечательность: "чкаловская" камера - N 17. По преданию знаменитый летчик Валерий Чкалов сидел здесь, будучи арестованным на 15 суток за одно из своих воздушных хулиганств: пролетал под линией электропередач. С тех самых времен и передается история той отсидки. Сидеть в этой камере почетно.

Но есть здесь и другие камеры, с которыми связаны исключительно жуткие истории, которые могли бы пойти в основу для триллеров. Это - камеры смертников. Здесь двойные двери, с несколькими замками и сигнализацией, вторая представляет собой стальную решетку с отдельным замком. Сидят здесь по двое. Когда камеру открывают, сигнал тут же поступает на пульт дежурного по тюрьме. Присутствуют при этом не менее трех охранников с дубинками, один из которых держит на поводке огромную кавказскую овчарку - порода, у которой уже от рождения заложен инстинкт стеречь стада на пастбищах. Здесь небольшая разница: вместо животных - люди, иные из которых, впрочем, пострашнее диких зверей. Овчарка натаскана на запах зека. Когда двери открывают, заключенных выводят только в наручниках. Для этого существует специальная процедура: смертнику приказывают просунуть сквозь стальные прутья руки, защелкивают их в положении за спиной. Лишь с этими предосторожностями открывают вторую дверь-решетку. Этой категории заключенных терять нечего. Следующая процедура - и для вывода в коридор. Для непосвященного - зрелище, от которого мурашки бегут по спине. Дверь резко распахивается. Звучит хлесткая команда: "На выход - для досмотра!" Заключенные пулей выскакивают, становятся у противоположной стены, широко, почти на шпагате, расставляют ноги, бритые черепа при этом упирают в стену, руки остаются скованными за спиной. Действуют синхронно, без дополнительных команд, что достигается путем настойчивых тренировок. Охранник подходит неторопливо, носком ботинка подбивает ногу арестанта. Тот беспрекословно отставляет ее еще шире. Жалобы на причиненные неудобства во внимание не принимаются: по инструкции ноги должны быть расставлены "на максимальную ширину". То есть вплоть до шпагата. Смертников тщательно обыскивают, проверяют все, в том числе обувь стоптанные ботинки с прохудившимися носками. Потом им разрешают принять естественное положение. Чтобы свести ноги из раскоряченного положения, приходится совершать "танцевальные" движения, передвигая ступни с пятки на носок. Со злодеями особо не церемонятся. Охране запрещается вступать с ними в посторонние разговоры. С 1 января 1997 года смертникам по новому указу дали небольшое послабление: разрешены ежедневные получасовые прогулки. Гуляют отдельно от других арестантов. До прогулочного дворика конвоируют в наручниках. Разрешено им и отправлять письма родственникам. Но в большинстве своем они забыты и прокляты.