Большая Суета - Ислам Иманалиевич Ханипаев
– Я не хочу говорить.
– Все уже сказали. Это твоя возможность. Подумай хорошенько. У тебя минута. Давай, не спорь. Бери.
– Салам алейкум. Здравствуйте. Их… их четыреста пятьдесят тысяч?
– Просто говори, зачем тебе цифры!
– Ну… Я, в общем, все сказал. И ребятам тут со мной, и всем, кто прямо сейчас ждет, чем закончится наша история. Ладно, я просто повторю, что, если кому-то из вас кажется, что вы одиноки, это не так. Даже если рядом прямо сейчас никого нет, где-то в мире есть такой же человек, как и вы, который проходит через те же самые проблемы. Где-то в мире есть такой же человек, как я. Может, он живет в Китае или Марокко. Его так же, как и меня, лживо обвинили в том, чего он не делал. А иногда кажется, что весь мир крутится вокруг тебя. Что только у тебя такие проблемы. Ты начинаешь себя жалеть, но весь мир такой. Весь мир несправедлив, и не только ты прямо сейчас находишься в беде. Но, в отличие от тебя, этот кто-то борется. Когда я это понял, мне стало легче. Я принял, что мир полон несправедливости и что не я один в беде. Если вам прямо сейчас так же нелегко, примите это. Перестаньте себя жалеть и начните бороться за себя. Я знаю, это звучит наивно, но иногда самое простое решение и есть самое верное. Вам необязательно лезть на деревья, вам не надо ничего ломать и никому угрожать, но не показывайте тем, кто ущемляет ваши права, что вы с этим смирились, что вы сдались. Не давайте им такой радости. В конце концов, все это всегда сводится к тому, борешься ли ты за себя или нет. Если борешься – значит, считаешь, что правда на твоей стороне и ты не готов сдаться. Поэтому я здесь, на дереве. Я просто хочу сказать всему миру, что я не террорист и что прямо сейчас система лишает меня будущего, но я буду бороться. Тут в эфире, вероятно, большинство русских, но я все равно скажу кое-что важное. Эти слова напомнил мне семидесятилетний старик в день, когда над ним был суд. Он процитировал великого полководца Северного Кавказа имама Шамиля: «Всякий поднимающий оружие против истины, поднимет его на свою погибель». Старику дали девять лет за то, что, когда ему сказали «Уйди с дороги», он замахнулся своей тростью и ответил: «Не уйду». Вот и мы не уйдем.
Глава 11
Штурм, отец, «Немец»
Собрав личные вещи в коробку, Иса Исаевич поставил ее под стол. Все же, если судить по документу за подписью главы республики, он мог доработать до конца праздников, и мэр собирался так и поступить, пусть в эти дни и предполагались новогодние каникулы. Он терпеливо смотрел в окно на дерево, молясь, чтобы обошлось без жертв.
Когда начался эфир, он увидел в этой причудливой компании улыбающегося отца и не знал, как реагировать. Каждые тридцать секунд он смотрел на время. Понимал, что, считай, заперт здесь, понимал, что ничем теперь не поможет. Когда первые пять захватчиков дерева произнесли в эфире свои слова, Натали поднесла телефон последнему – дедушке, и тот, взглянув туда, сказал лишь: «Аси…» И этого хватило.
– Да чтоб вас! – воскликнул Иса Исаевич и обернулся на стол. Там стояла та самая фотография с молодыми родителями.
На миг промелькнула мысль, что сейчас он потеряет и второго из них.
Часы показывали, что до штурма еще пара минут. В надежде вернуть отцу разум хотя бы на мгновение и убедить его спуститься, Иса Исаевич схватил фото и выбежал из кабинета. Будто вернувшись в детство, он прыгал через несколько ступенек вниз по лестнице, но, забыв о снеге, поскользнулся у самого выхода. Фотография выпала из рук и, пролетев вперед, ударилась о нижнюю ступень. Стекло треснуло. С трепетом подняв фотографию с земли, Иса Исаевич поднес ее под свет фонаря и обрадовался, увидев, что сама она цела. Это была любимая фотография отца: несмотря на проблемы с памятью, он всегда держал ее рядом, а когда узнал, что сын вернулся в Махачкалу и не просто так, а чтобы занять кресло мэра, попросил его поставить фото на полке прямо в кабинете. Не столько ради себя, сколько ради матери, потому что она гордилась бы сыном.
Вглядевшись в фотографию еще раз, но теперь более внимательно, он увидел то, чего почему-то не замечал раньше. Удивившись, он перевернул ее и прочитал написанный синей ручкой текст:
Спасибо, что сказала «да».
02.07.1980
Ограждение заметно отодвинули назад, и площадка под деревом была почти пуста, но толпа людей стояла поодаль, дожидаясь штурма. Медленным властным шагом вперед вышел Касим с громкоговорителем:
– Эй, вы, там, на дереве! Прекрасная речь! Проникновенная! А теперь вытрем все сопли! У вас последний шанс! Слышите? Последний шанс! Еще минуту назад его не было, но сейчас я подумал, что готов его дать! Сдавайтесь! Освободите Большую Суету! Дайте республике надежду на процветание! Нет? Ну, ладно… – Он огляделся по сторонам и увидел не меньше двух десятков включенных телекамер. Репортеры говорили в свои микрофоны на самых разных языках. Убрав громкоговоритель от лица, он процедил: – Хотите хлеба и зрелищ… – Посмотрел на циферблат своих швейцарских часов, улыбнулся и сказал: – Всё. Время! Генерал! Начинайте!
– …
– Генерал, эй?!
Генерал, как и все спецназовцы, продолжал смотреть эфир, уткнувшись в телефон.
– Это мы?.. – спросил Шапи Магомедович. – Вон там, в телефоне? Это мы.
Касим подошел к генералу, выхватил у него аппарат и увидел, что телефон Натали установлен на окно так, чтобы снимать в прямом эфире ожидаемый сотнями тысяч зрителей штурм.
– Давайте! Штурм! Время!
– Такие маленькие и злые, – продолжил генерал. Затем нерешительно посмотрел на дюжину офицеров за спиной. Те тоже неуверенно переглянулись.
– Стой! Стой, говорю! – кричали спецназовцы, но не смогли удержать мэра, который в одиночестве прорвался на площадку, встал у лестницы и заявил во всеуслышание:
– Оставьте Большую Суету!
– Опять этот…
