Ритуал святого Валентина - Инна Юрьевна Бачинская
Глава 36
Послевкусие
Я – глаз, лишенный век. Я брошено на землю,
Чтоб этот мир дробить и отражать…
М. Волошин. Зеркало
Такого резонансного дела в городе еще никогда не случалось. И самое примечательное, следственные органы раскрутили его на удивление быстро. Потянули за правильную ниточку и распутали. Бражник почти каждый день давал показания, и постепенно вырисовалась четкая схема убийств, совершенных гражданкой Романовой Эммой Владимировной…
Эксперт-психолог, проанализировав поведение убийцы, пришел к выводу о наличии явных психических отклонений в ее поведении, характере, взаимоотношениях с окружающими. Кое-что рассказал Бражник, кое-что добавила домработница Погорелова Светлана Ивановна…
Инсайд переслал Добродееву отрывки заключения по делу, тот проштудировал их и набросал материал для статьи. Он присел на край дивана, на котором все еще лежал Монах, отказывающийся есть и пить, и стал зачитывать избранные места, рассудив, что это может его взбодрить:
– «Четырнадцатого февраля около семнадцати часов гражданка Романова Эмма Владимировна приехала на СТО на автовокзале, чтобы забрать из ремонта машину, – не торопясь, с расстановкой, читал Добродеев. – Ее работодатель бизнесмен Виктор Олегович Бражник показал, что видел ее утром того же дня и отпустил по ее просьбе около шестнадцати. Больше в тот день они не виделись. Прибывшая рейсовым автобусом из Березового в семнадцать пятьдесят гражданка Янина Матвеевна Сокор, по показанию свидетельницы, ее землячки, остановила случайную машину и попросила подбросить ее до города. За рулем машины находилась Романова…» – Майор разыскал тетку Зину из Березового, – заметил Добродеев, отрываясь от чтения. – Как тебе? Не слишком сухо? Я тут пытаюсь следовать языку протокола. – Монах никак не реагировал; Добродеев вздохнул и продолжил чтение: – «Тело Янины Сокор спустя двенадцать часов было обнаружено около парковки в городском парке. На правой щеке жертвы красным фломастером был нанесен зловещий рисунок, известный в истории как узел Троицы, а также отрезана прядь волос… Как оказалось впоследствии, прядь волос жертва отрезала себе сама, на что обратила внимание Романова, решившая использовать этот факт для создания убедительного образа убийцы-маньяка с узнаваемым почерком. – Добродеев сделал паузу и перевел дух, снова покосился на Монаха. Тот словно не слышал. – Самым трагичным в этой истории было то, что Янина приехала к своему жениху! Но ни слова не сказала, так как решила сделать ему сюрприз в День всех влюбленных. В тот же вечер Романова вызвала жену Бражника, Маргариту, из «Английского клуба», где супруги отмечали День святого Валентина. Горькая ирония… – Добродеев сокрушенно покачал головой, – обе женщины погибли в день покровителя всех влюбленных. Спустя двое суток тело Маргариты было обнаружено на городском пляже. По заключению экспертизы, она была убита вечером того же дня – Дня святого Валентина. Где тело жертвы находилось до обнаружения, следствию неизвестно. Таковы последние новости в следствии по страшному тройному убийству, всколыхнувшему город. Газета «Вечерняя лошадь» будет держать вас в курсе дальнейших шагов расследования».
Он отхлебнул пива из высокого стакана, стоявшего на тумбочке, помолчал и добавил:
– Одно хорошо: этого мальчика, сына Бражника, отпустили. Бражник нанял Пашку Рыдаева, тот, говорят, содрал прилично. Теперь не отдаст, жучила. Интересно, как сложатся их отношения… Такой сюжетец… м-м-м… пальчики оближешь! Я тут подумал: не написать ли мне криминальный роман? А что? Вполне. Папаша уводит у сына, которого бросил во младенчестве и никогда не видел, девушку, ее убивает влюбленная в него секретарша, подозрение падает на сына, и папаша бросается его спасать. В то же время убиты его жена и неизвестная женщина. Во закручено! Если бы… она не покончила с собой, черта с два майор раскрутил бы это дело. Уж скорее мы. Полно не связанных между собой убийств, виртуальный Оборотень, мотива нет… Самые паршивые убийства – немотивированные, все знают. И главное, все закручено вокруг Бражника! Он как магнит притягивает к себе несчастья. Кстати, мы с ним обедаем завтра… Хочешь с нами? Одно мне непонятно: куда делся тип, с которым ее видела Эмма… Маргариту. На кладбище его не было, на могилу к ней он не приходил… Я заезжал, принес цветы – белые тюльпаны, сентиментальный стал, разнюнился… – Он замолчал и вздохнул: – Там никого с тех пор не было. Венки прибило дождем, ленты перекрутились… Красивая женщина, часто вспоминаю… Бражник мог бы занести ей цветы, хотя ему сейчас не до этого, все так и посыпалось. Может, про того мужика неправда? Или какой-нибудь случайный прохожий, – подошел спросить, который час, а Эмма их увидела…
Монах уперто молчал. Добродеев наконец заткнулся и пригорюнился. Молча допил пиво…
Монах вдруг повернулся к нему и спросил:
– Фотки есть?
Добродеев вздрогнул и не сразу понял, что речь идет о фотографиях Эммы.
– Есть, – сказал он после продолжительной паузы, не посмев соврать. – Но я не советую… Честное слово, Христофорыч, не надо. Поверь старику Добродееву на слово, лучше тебе не видеть…
– Дай! – потребовал Монах, протягивая руку; он даже пальцами пошевелил от нетерпения.
– Христофорыч… – сделал еще одну попытку Добродеев.
– Я должен, Леша! Понимаешь, должен! Хоть что-то… – Монах смотрел на Добродеева, и тот отмечал, как друг изменился – бледный, с красными веками, сбитой в сторону бородой и нечесаной гривой.
Журналист покачал головой и потянулся за папкой. Должен? Что он должен и кому? Посмотреть фотки? Как последняя дань… Получается, она ему действительно нравилась?
– Может, кофе? – спросил он, стараясь не смотреть на фотографии в руках Монаха. – Митрич передал свои фирмовые, беспокоится…
– Да. Покрепче. Спасибо, Леша.
Добродеев с облегчением вскочил и выбежал на кухню…
…Они перекусили фирмовыми Митрича. Монах выпил четыре чашки кофе – соскучился. Добродеев только поглядывал озабоченно: а сердцебиение? А давление? Но не препятствовал, понимая, в каком состоянии приятель.
– Спасибо, Леша, – сказал Монах. – Что бы я без тебя делал…
Добродеев испугался: что это с ним? Откуда эта смиренность, депрессивный вид, рассеянность… Он смотрел в потухшие глаза Монаха, на его торчащую бороду, нечесаные патлы, несвежую футболку… Похоже, совершенно потерял интерес к жизни. Жуткая история, конечно, его можно понять. Тем более… Эмма. Страшная смерть, страшные дела… На вид никакая, безликая, а внутри такие страсти, что не приведи господь! Прямо шекспировская трагедия…
После нескольких безуспешных попыток разговорить Монаха Добродеев стал прощаться. Монах не удерживал: пошел проводить, еще раз поблагодарил, окончательно вогнав журналиста в ступор, и закрыл за ним дверь…
Он вернулся к письменному столу, включил компьютер и разложил фотографии. Он испытывал примерно то же, что и пассажир, опоздавший на поезд не по своей вине –
