Длинные тени - Дэвид Балдаччи
После объятий, поцелуев и еще объятий она повела детей наверх.
Келвин растет прямо на глазах. Ростом и статью пошел в отца, неохотно отметила она.
– Вот погоди, что покажу, мам!
Сбегав к себе в комнату, он через несколько секунд появился с поясом боевых искусств.
– Я получил зеленый пояс в тхэквондо. И учитель сказал, что скоро я буду готов к синему.
– Просто замечательно, Кэл! – одобрила Уайт.
– А через пару лет получу черный, и тогда останется только взять двойной, как у тебя в карате.
Встав в оборонительную стойку, он улыбнулся ей.
Улыбнувшись в ответ, Уайт тоже встала в позу, а смотревшая во все глаза Джеки зааплодировала.
– Ладно, покажи, на что способен, – сказала Уайт.
Сын нанес несколько ударов ногами и руками, а она попятилась, делая вид, что не может их парировать, но улыбаясь от радости, что техника у него такая гладкая и точная.
– Может, получишь черный пояс куда раньше, чем думаешь, – сказала Уайт, хотя голос у нее чуточку охрип, а глаза увлажнились. «Он получил зеленый пояс в мое отсутствие. Принять его пришлось моей матери. Потому что меня там не было».
Она пошла их укладывать, и дети рассказали, как жили без нее. Тараторили о школе, друзьях, специальных проектах, спорте, и, «может, заведем кошку, потому что Джеки очень-очень хочется, но Келвин сомневается, потому что у него может быть аллергия…»
Поговорили о возможности всей семьей перебраться в округ Колумбия. Детей эта перспектива встревожила, потому что они не хотели расставаться с друзьями. Но Уайт сказала, что это еще не скоро. Ей просто придется добираться на работу со знакомыми сотрудниками ФБР, находящимися в аналогичном положении.
После этого она рассказала детям пару забавных историй и выключила свет. Посидела с ними, пока они не уснули, потом поцеловала их и удалилась. Но на пороге остановилась и, обернувшись, посмотрела на два величайших своих творения.
«Вообще-то их должно быть три».
Ощутила, как перехватило горло, а под ложечкой что-то трепыхнулось. Пульс участился.
«Блин!»
Оперлась ладонью о косяк для равновесия, чувствуя нарастающую тревогу. Подступала очередная паническая атака, но Фредди боролась с ней, делая глубокие вдохи, думая о хорошем, заставляя зачастившее сердце замедлить свою адскую гонку. Чувствовала стыд, чувствовала слабость. Это повергло ее в гнев, только усугубивший ситуацию.
Быстро пройдя в ванную, Уайт умылась, ощущая, как успокаивается желудок, а за ним и нервы. Как и некоторые другие работающие матери, она одержима страхом причинить детям необратимый вред, слишком долго пребывая вдали от них. Пропускает важные моменты в их жизни. И речь для нее идет не о чем-то крупном; ей бы только быть рядом поутру, чтобы приготовить им завтрак, что она и планировала сделать, прежде чем ехать в аэропорт. Но сколько еще подобных случаев она упустила?
«Слишком много».
И поспешные ночные догонялки тут не помогут. Но что ж еще остается делать? Бросить работу? Попроситься на сидячую работу с девяти до пяти, не требующую разъездов? В Бюро так не делается. Если только она хочет продолжать продвигаться наверх. И ведь хочет. А иначе какой смысл?
Ощутив, что атака подступает снова, Уайт села на крышку унитаза и занималась медитативным дыханием, думая, как проводит время с детьми, пока не взяла себя в руки.
На первом этаже мать ждала ее с чаем и тарелкой грэмовских крекеров, которые Фредди любила с самого детства.
Серена Вашингтон была выше и фигуристее дочери, но чертами обе были схожи; проворные глаза матери подмечали буквально всё, как и глаза Уайт.
– Ты не заболела, Фредерика? Выглядишь малость не от мира сего…
– Я в порядке, просто немного устала. – Она отвернулась, чтобы мать не увидела ее покрасневшие глаза и тревожный взгляд.
– Ты сделала то, ради чего вернулась? – спросила Серена.
– В достаточной степени. Завтра снова во Флориду. – Она огляделась. – Жаль, нет ничего покрепче чаю…
– Ну, в этом я тебе помогу.
Встав, мать вышла и вскоре вернулась с бутылкой скотча и двумя стопками. Наполнив обе, одну поставила перед дочерью.
– У моих внучков все замечательно. Но они по тебе скучают.
– Я знаю. Если б не требовалось оплачивать счета, я проводила бы с ними больше времени.
– Они бы от этого на стенку полезли. Дистанция смягчает сердца. А близость – кайфоломка.
– Это у вас с папой так было заведено?
– Да, только мне приходилось ему то и дело напоминать. Твой отец не любил дистанцироваться от детей.
– Ты ведь тоже работала.
– Но в твоей школе. Это дело другое. Я вас навидалась. – И добавила с лукавой улыбкой: – К добру оно или к худу.
– Я лишь хочу, чтобы мои дети выросли хорошими людьми, которые позаботятся о своей мамочке, когда та состарится. Или будут хотя бы время от времени навещать меня в доме престарелых.
Эта беспечная реплика заставила Серену отвести взгляд, и Уайт прикусила губу.
– Извини, мамуля, ляпнула не подумав.
– Если ты за свою карьеру в бейсболе дотянешь до тридцати процентов, есть шанс попасть в Зал славы. А если дойдешь до сорока как родитель, это будет означать полный провал.
– То, что папу убили подобным образом, поломало жизнь Рэндаллу и Фрэнку, – сказала Уайт. – Они были маленькие и прошли через ад. Полгорода нас ненавидело и считало, что расистского гада, убившего папу, попросту оговорили. И все это обрушилось на Рэндалла и Фрэнка. Я уже оканчивала школу, когда это случилось. Дениз и Тедди уже учились в колледже. Ты внезапно стала матерью-одиночкой с пятью детьми. И двоих из них что ни день раздирало на части то, над чем ни они, ни ты были не властны. Что ж ты могла с этим поделать?
– Я не ищу себе оправданий, Фредерика, и тебе нечего их для меня искать.
Обе пригубили свой скотч, медленно прокатившийся по пищеводу плавным теплом. Ощутив вновь вздымающуюся тревогу, Уайт сделала еще глоток.
«Медленно и плавно, девочка. Ты справишься. Ты должна справиться».
Протянув руку, мать взяла ее за запястье. Взгляды двух женщин встретились, и этот взгляд сказал Уайт, что мать понимает, что творится с дочерью.
– Я страшусь, что напортачу с ними, знаешь, – на выдохе произнесла Уайт.
– Мелюзга будет в порядке.
– Они не мелюзга, мама. Они на полпути к взрослой жизни. Уйма всякого может пойти вкривь и вкось. А я не могу рассчитывать, что ты всегда будешь под рукой у меня или у них.
– Келвин и Джеки – моя плоть и кровь. Неужели же я не пойду ради них на что угодно?
Уайт
