Ни слова больше! - Карен М. МакМанус
Шарлотта пытается вырвать Шейна.
— Что ты себе позволяешь? — шипит она. — Не трогай его!
— А ты почему не танцуешь? — переключается на нее Элли, хватая руку Шарлотты. Впрочем, оттащить ее от Шейна не смог бы и бульдозер.
— Отцепись! Отстань! — визжит Шарлотта.
Явный перебор, даже учитывая неадекватное поведение Элли.
— Спокойнее, детка, — говорит Шейн.
Элли, видимо, решает, что хватит чудить, и отпускает запястье Шарлотты.
— Пардон, — говорит она, пятясь и обмахивая себя. — От некоторых песен я просто голову теряю.
Она разворачивается и проносится мимо нас, шепнув: «Не он».
— Элли в детстве часто роняли, — объясняет Бринн, провожая сестру глазами. Та подбегает к их дяде и выкручивает ему руки. Она определенно не шутила насчет «никаких исключений».
— Ну что ж. — Я откашливаюсь, лихорадочно соображая, чем бы заполнить неловкую паузу. Вокруг гремит музыка, а мы четверо стоим и молчим — и от этого молчания жутко некомфортно. — Вам тут нравится?
Шарлотта стреляет глазами вслед Элли:
— Нравилось, пока эта придурочная не появилась.
— Эй! — возмущается Бринн, а Шейн выдирает свою руку из хватки Шарлотты и раздраженно хмурится:
— Да заткнись уже! Дай ребенку подурачиться.
Он произносит это слишком громко; язык немного заплетается, лицо разгоряченное и потное. Не иначе как выпил лишнего — ничего необычного для Шейна на тусовках Сент-Амброуза, однако на выходки Шарлотты он обычно остро не реагирует. Та таращит глаза, потеряв дар речи.
— С меня хватит, — бурчит Шейн и идет прочь.
— Что значит «хватит»? — Шарлотта семенит за ним, а он, не оглядываясь, направляется к парням из команды по лакроссу. — Что значит «хватит»? — громче повторяет она.
— Ну, понеслось, — говорю я.
— Нехорошо вышло, — грустнеет Бринн. — Элли как вобьет себе что-нибудь в голову…
— Ничего страшного, — успокаиваю я. — Идея сама по себе гениальная. Приятно, что вандалом оказался не Шейн, пусть это и не доказывает его непричастность ко всему остальному. — Прежде чем Бринн перебивает меня с очередной теорией, спешу добавить: — Или что он не тот, за кого себя выдает. Все равно приятно.
— Понимаю, — говорит Бринн, не спуская глаз с игроков в лакросс, возле которых препираются Шейн и Шарлотта.
Я разворачиваю ее к себе и увлекаю в медленный танец, хотя из динамиков орет какой-то рэп.
— Перестань глазеть на Шейна, будто вот-вот начнешь его допрашивать. Я уверен, что твоя сверхспособность угадывать правду на него не распространяется.
— Да, — кивает она. — Ты единственный, с кем это работает.
— Откроешь свой секрет? — прошу я, надеясь услышать ответ, потому что иначе, боюсь, не смогу избавиться от ощущения, что меня постоянно норовят уличить во лжи.
Бринн поднимает руку и проводит указательным пальцем по большому.
— Ты делаешь так каждый раз, когда врешь.
У меня отвисает челюсть:
— Правда?
— Честное слово, каждый раз. С самого детства.
— Вот черт, — говорю я, она смеется. — Прям находка для шпиона.
Бринн поднимается на цыпочки и легонько касается губами моих. Ее руки скользят вверх по моим плечам и обнимают за шею. Я целую ее, упиваясь тем, насколько идеально мы подходим друг другу. Глажу ее по спине, с трудом останавливаясь в районе талии. Я бы не останавливался, но где-то поблизости ее дядя, и вообще народу тьма…
— Уединились бы, — раздается рядом, на этот раз куда ласковее, чем окрик из машины. Бринн отстраняется — почти вплотную к нам танцуют Мэйсон и Джеф. Музыка сменилась на латиноамериканский бит, и оба с ним неплохо справляются. Впрочем, при ближайшем рассмотрении Мэйсон ни в какое сравнение с Джефом не идет.
— Здорово танцуешь, Дзеф, — хвалит с улыбкой Бринн.
— Я знаю, — отвечает тот. — Мои бабушка с дедушкой постарались — всю семью заставили учиться. Сеньорита!
Он протягивает Бринн руку, кружит и наклоняет партнершу, эффектно поддержав у самого пола.
— Ух, — поднимается Бринн, — ты и правда отличный танцор.
— Не ревнуй, — говорит мне Мэйсон, — Джефа, кроме меня, никто не интересует.
— Я не ревную, — неубедительно бормочу я, пока Бринн кружится в очередном пируэте. — Просто время вы выбрали неподходящее.
— Они вернутся, — успокаивает Мэйсон. — А пока — потанцуем?
Он насмешливо поднимает брови и протягивает руку, как бы проверяя меня на вшивость. Я улыбаюсь и принимаю вызов, как вдруг — черт! Будь я проклят!
Застываю, не в силах пошевелиться. Мэйсон напрягается, опускает руку.
— Как знаешь, — разочарованно бросает он.
Думает, я какой-то козел, только он ошибается. Я просто не в состоянии осмыслить только что увиденное. Вернее, я слишком хорошо это осмыслил.
Ладонь у Мэйсона — ядовито-зеленая, как у Элли.
Глава 38. Бринн
— Дружок твой — тот еще жлоб, — ворчит Мэйсон на выходе из спортзала.
— Не сказала бы, — говорю, хотя его можно понять.
Когда Джеф вернул меня Триппу, я сразу заметила, что между ними пробежала кошка: оба стояли как истуканы, не глядя друг на друга. Джеф увел Мэйсона танцевать, и Трипп рассказал мне, что случилось. Я ринулась за Мэйсоном, придумала на ходу какой-то предлог и вывела его из зала.
Куда бы приткнуться, где нам не помешают? Разговор предстоит не из простых. Проходим мимо разрисованного плаката мистера Ларкина, я даже взглянуть на Мэйсона боюсь. Теряюсь в догадках, мозг разрывается от усилий либо придумать всему простое, невинное объяснение, либо понять, каким боком мой друг детства вписывается в эту историю.
— Сюда, — говорю и открываю дверь в актовый зал.
Место, конечно, не укромное, тем не менее сейчас там никого. Решительно прохожу вперед к ступенькам, ведущим на сцену, откуда видны все двери.
— Ты скажешь наконец в чем дело? — спрашивает Мэйсон.
— Да. — Я опускаюсь на ступеньку, он присаживается рядом. — Короче: как тебе известно, кто-то зачеркивает портреты мистера Ларкина красным фломастером.
Мэйсон не успевает справиться с лицом: глаза расширяются, он растерянно моргает:
— Ну и?..
Господи! Мои щеки пылают, я глубоко вдыхаю, чтобы хоть немного успокоить бешено колотящееся сердце.
— В общем, Элли решила поймать вандала. — С трудом перевожу дыхание. — Повесила плакат в коридоре и оставила рядом фломастер, покрытый порошком, от которого при ультрафиолетовом свете кожа светится зеленым. — Я беру руку Мэйсона и разворачиваю ладонью вверх — при обычном свете ничего не видно. — Когда ты протянул Триппу руку, ладонь была вся зеленая.
Мэйсон выдергивает кисть.
— Триппу показалось, — говорит он.
— Я тоже видела перед тем, как мы вышли.
На его скулах проступают желваки:
— Подумаешь. Я просто взял фломастер. Что такого?
Действительно, что такого? Как бы мне хотелось, чтобы он был ни при чем. Достаю из кармана
