Кэрол Дуглас - Кошачье шоу
И вот, Темпл осталась одна с потрясенной женщиной, что, конечно, не было самой комфортной в мире ситуацией, особенно для специалиста по связям с общественностью, который всегда старается делать хорошую мину при плохой игре.
— Сестра права, — нашлась она, что сказать. — Это доказывает, что ваша тетя не обошла свою единственную живую родственницу. Она просто втянулась в эту операцию по спасению ничейных кошек и стала немного одержимой.
Пегги снова и снова просматривала завещание. Вдруг лицо ее сморщилось хуже старого поддерживающего чулка:
— Ох, Темпл, ты не понимаешь, ты не можешь понять, что это для меня значит.
— Я понимаю: теперь вы знаете, что не всегда находились за бортом.
— Нет! — Пегги сжала руку Темпл и потянула, присесть рядом с ней. — Я не могу рассказать сестре Серафине, но… — свободной рукой она ударила себя по лбу, как будто пыталась встряхнуть мысли, чтобы те пришли в порядок. — Темпл!.. Ох, это поразительно. Ты не знаешь, а сестра Серафина не может знать, ведь ее не было тогда рядом в монастыре. Я жила с тетей Бландиной в 1959, почти год. Здесь, в этом доме, еще до… кошек.
— Вы приехали сюда и жили с ней?
Пегги кивнула.
— И вы ходили в церковь Девы Марии Гваделупской?
— Да, какое-то время.
— Какое?
— До того, как случился скандал, — горько ответила Пегги. Ее измученные глаза смотрели прямо на Темпл. А потом эта пятидесятилетняя женщина с седыми кудрявыми волосами сказала: – Я забеременела. Мне было пятнадцать, и я забеременела. К тете Бландине меня отправили родители, чтобы дома никто больше не узнал. Отослали подальше, в другой город… меня и моего ребенка.
— О, Пегги, мне так жаль!
— Ты представления не имеешь, какие были тогда времена. Все молчком. Такой стыд, — Пегги поджала губы, свернув обратно завещание. — Такое грязное дело. Тайные роды. Мне с ребенком приходилось все время оставаться здесь, чтобы никто ни о чем не подозревал. У меня даже была повивальная бабка – мексиканка, — она слабо улыбнулась Темпл, которая в эту минуту пребывала в серьезном шоке. — Роды прошли легко. Мне было всего пятнадцать. И с ребенком все было в порядке: его отдали кому-то на усыновление. Обещали ему хороший дом и верующую семью. Бесплодная пара, которая очень хотела детей, взяла его… Моего ребенка.
— Пегги…
— По-другому быть не могло. Все были так разочарованы мной. Я была такой хорошей девочкой, с хорошими оценками. Они не хотели знать, кто, почему. Я была такой хорошей девочкой.
— Вы и есть! — не думая, ответила Темпл. Она хотела только одного: чтобы поскорее вернулась сестра Серафина, чтобы пришел Мэтт, или кто-нибудь, кто знает, как нужно разговаривать с тем, у кого разбито сердце, хотя и понимала, что это откровение стало возможным благодаря разнице в возрасте и бреши в религиозных устоях.
— Сегодня люди более реалистично смотрят на такие вещи, — продолжала Пегги. — Тогда было просто мрачное средневековье. Все скрывалось, во что бы то ни стало. Я должна была забыть обо всем… о своем ребенке.
Никогда еще Темпл не чувствовала себя такой неполноценной. У нее никогда не было детей. Никогда не было религии. Она говорила с Пегги, как неопытный житель обратной стороны Луны. Единственную потерю, которую ей пришлось испытать, это исчезновение Макса.
— Вы когда-нибудь… пытались найти его? — прошептала Темпл.
Пегги покачала головой:
— Я пыталась забыть, как мне было сказано. Я думала, они ненавидят меня. Думала, никогда меня не простят. Я даже потом ужасно злилась на тетю Бландину, которая меня укрывала, и на ее кошек тоже. Она не могла оставить моего ребенка, зато могла снова и снова, годами открывать двери, чтобы взять еще больше кошек. Мы никогда об этом не говорили, а мои родители умерли так скоро после этого события, всего через семь лет. После своей смерти они все оставили ей, тете Бландине. Я думала, что это было… мое наказание. И я не хотела даже поднимать эту тему, не хотела говорить об этом, думать, искать кого-то! Кроме… котов. Но в итоге, я начала их разводить. Не знаю, почему.
— Может быть, кошки стали выходом для вашей тети – способом забыть о ребенке, — сказала Темпл. — А для вас они заменили того, кто бы зависел от вас, — может, для самой Темпл Черныш Луи стал заменой Максу? — Она заботилась о вас, переживала, даже после того, как все закончилось. Ведь это завещание датировано более поздней датой, чем ваша история. Вы были ее единственной наследницей. Она думала о вас. И только потом, как сказала сестра Серафина, она постарела и… немного свихнулась, если можно так сказать.
Пегги прижала завещание к своей груди, точно ребенка:
— Можно я… сохраню его?
— Конечно, только дайте мне сначала сделать копию. Мне кажется, нам нужно вести запись. Я его вам верну.
Встревоженное лицо Пегги выразило открытое несогласие, которое тут же утихло, когда Темпл аккуратно вытащила сложенные листы из ее цепких рук.
— Не рассказывай сестре Серафине, — взмолилась Пегги. — Не рассказывай.
— Нет, конечно, — пообещала Темпл. — Не расскажу. Сама Темпл была не менее встревожена, чем Пегги.
Почему-то она была уверена, что обнаружение этого старого, забытого завещания в корне изменит всякое предположение, которое кто-либо сделал, относительно смерти Бландины Тайлер, включая догадки лейтенанта Моллины.
Глава 31 Любопытные признания
Когда Темпл вернулась домой, Луи все еще не было. Зато была Икра. Она развалилась на диване и выглядела очень довольной сама собой.
Темпл развязала шнурки и скинула свои кроссовки, потом села рядом с кошкой и стала поглаживать ее шелковистую голову. Шерсть у Икры была длинная, волоски – тоньше, чем у Луи. Молчаливый образ делал из нее компаньонку для размышлений ничуть не хуже, этого здорового кота.
— Луи ведь не устроил нам бойкот, правда? — громко размышляла Темпл. — Надеюсь, я не слишком выбила его из колеи, принеся тебя сюда.
Икра заурчала, мягко и ровно, совсем не как Луи: порой он был слишком шумным и порывистым. Для беспокойно копошащихся мыслей Темпл это было самое отличное сопровождение.
Какое затруднительное положение! Должна ли она рассказать о находке лейтенанту Моллине? Ведь завещание было слишком старым, чтобы как-то повлиять на новое, хотя и могло поставить Пегги под подозрения. Но как бы там ни было, это доказывает, что Пегги была главной наследницей. Несмотря на радостное и даже где-то трогательное удивление Пегги, Темпл не могла перестать думать, что она разыграла свою реакцию, ведь она могла быть в курсе того, что является наследницей еще много лет назад. А это могло бы означать, что она не приняла новое решение своей тети отдать все кошкам, по крайней мере не с тем хладнокровием, которое она пыталась на себя напустить.
Потом была еще причина из давно забытого прошлого Пегги. Темпл запустила палец поглубже в шерсть Икры и нахмурилась. Беременность вне брака все еще не была новостью, о которой можно спокойно кричать на каждом углу, но у забеременевших молодых девушек в наши дни появилось больше вариантов: они могут сохранить ребенка и закончить школу. Они могут сделать аборт, в зависимости от того, где они живут, и если требуется родительское согласие, они его получают. Они могут выносить ребенка и отдать его на усыновление.
Во времена Пегги Вильгельм – в конце пятидесятых – внебрачная беременность была таким ужасным скандалом, особенно в религиозных семьях, что у нее был только один выход: родить ребенка в стыде, позоре и в жесточайшем секрете, а потом отдать его и забыть как можно скорее.
Темпл пнула ногой диван, чем напугала полусонную Икру. Кошка навострила уши и отодвинулась от нее чуть дальше.
Отрицать нельзя, подумала Темпл. Пегги Вильгельм могла больше тридцати лет таить злость на тетку, которая помогла ее родителям «исправить» ситуацию. Скорее всего, Пегги была крайне недовольна тем, что ее заставили отдать ребенка, бросить его. А еще и тетя, которая перестала чувствовать всякую ответственность перед кем бы то ни было, кроме своих кошек. Могла ли Пегги испытывать такой гнев на нее и ее котов, чтобы остричь свою собственную бирманскую кошку, с целью отвести подозрения, а потом стать непосредственной причиной «случайной» смерти своей тети? В ту ночь она была в доме. Воспользоваться возможностью, как говорят по телевизору.
Темпл вздохнула, Икра отодвинулась еще на несколько сантиметров.
Она обещала Пегги не говорить сестре Серафине. Но не лейтенанту Моллине. Хотя подозрения довольно надуманны, и смерть Бландины Тайлер могла быть просто несчастным случаем. Пожилые люди часто слабы, они падают и на ровном месте, а падения эти могут быть смертельными.
Звонки мисс Тайлер и сестре Марии-Монике, конечно, являются результатом чьего-то ослабленного разума, но не похоже, чтобы аноним просто звонил, чтобы поделиться своими фантазиями, какими бы больными они ни были.
