Ирина Лобусова - Рагу из лосося
Но Дима рискнул. Он пролежал в тайной клинике два месяца. И стал после этого другим человеком. Поэтому когда на горизонте появлялся Доминик, я сходила с ума. Поэтому я втайне смеялась, когда мне говорили, что Дима снова употребляет наркотики. И вот теперь….. Стены пустой квартиры сводили с ума….. Где-то далеко мой Дима боролся со смертью. Боль была страшной…. Лучше бы другая женщина отняла его у меня. Лучше бы — снова бесконечные гастроли, которые я ненавидела всей душой! Лучше бы….. Господи, только не пустые стены темной квартиры — и боль.
Я включила магнитофон, поставив кассету с песнями Димы, и когда квартира наполнилась первыми аккордами, слезы хлынули по щекам. Темнота наполнилась звуками моего любимого — дыханием, голосом. Я молилась Богу, забытому давно, молилась, чтобы он облегчил моему любимому битву со смертью. Слезы все текли по щекам, разъедая кожу…. Я оплакивала не только Диму, но и свою жизнь — перевалочный пункт между надеждой и смертью. Вокзал безумного архитектора, где поезда уходят с крыши, где все зависит от перемен пространства и где я бьюсь об окна, оставляя кровь на стекле.
Здание моей жизни пошло под снос. На вокзалах не живут, не любят, не чувствуют. На вокзалах — ждут. Перевалочный пункт, где дуют ледяные ветра. Чтобы не думать обо всем этом, я решила посмотреть на компьютере ту запись, которую давно собиралась увидеть.
Молча, в ночной тишине, я внимательно смотрю на лицо убийцы. Теперь все сходится в моей голове. Я смотрю на лицо убийцы Сергея Сваранжи, его невесты, подруги Аллы, девчонки из «Белль ля мер». На лицо убийцы, который пытался сбить меня машиной в лесу и прошлой ночью сделал укол героина Диме.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 23 ноября 2010.
ФАЙЛ УНИЧТОЖЕН: 24 ноября 2010.
Дима будет жить. Он выжил. Скоро все с ним будет в полном порядке.
Но буду ли жить я? После того, как я отнесла Кирееву флэшку (всю запись вместе с моим подробным рассказом о том, что произошло на самом деле), я сижу в одиночестве, в пустой квартире и думаю о прошлом.
Я думаю о прошлом все время. Киреев арестует убийцу. Я не сомневаюсь в его способностях (честно говоря, я подозревала этого человека с самого начала — жаль, что Киреев не прислушался ко мне раньше, не было бы столько трупов). Мое расследование закончено. Мне остается только ждать возвращения из больницы Димы. Я жду.
В ту страшную ночь после просмотра записи я позвонила Кирееву на мобильник. Разумеется, он уже знал, что произошло с Димой. Киреев приехал ко мне домой.
— Что ты хочешь? Чтобы я выставил охрану возле твоего драгоценного Димочки?
— Между прочим, его пытались убить. Но охраны я не хочу. Я хочу, чтобы ты арестовал убийцу. Тогда уже никто не попытается сделать Диме укол.
— Ладно, — Киреев уселся на диван, — показывай, что у тебя есть. Да, но прежде ответь на один вопрос: как он закрыл дверь кабинета Сваранжи изнутри?
— У него был ключ. Запасной ключ. Он сделал копию. А второй ключ торчал в замке потому, что он был всунут не до конца, понимаешь? Он держался в замке каким-то чудом. Или просто замочная скважина была слишком широкой. Сейчас есть такие специальные замки.
— Все это виллами по воде писано! Показывай.
Я показала. После этого больше не было слов. Киреев ничего не сказал. Я объяснила:
— Именно из-за этой кассеты был убит Сергей Сваранжи.
Киреев ушел, словно растворился в пустоте. Я осталась. Я легла на диван в пустой темной комнате, чтобы через несколько часов узнать главную новость: Дима пришел в себя. Я ничего не расскажу ему до тех пор, пока его не выпишут из больницы. Когда он полностью поправится, тогда между нами состоится решающий разговор. Я расскажу ему об убийце. Но это будет только потом. Пока — надо ждать. И еще: есть уникальная возможность посмотреть в глаза своему прошлому. Свободное время, чтобы сразиться с призраками.
Я буду писать то, что потом уничтожу. Буду писать о своем прошлом, о том, как познакомилась с Димой, о том, как он стал звездой, о том, что произошло десять лет назад. Мне надо чем-то занять свое время и мысли. Мне надо сразиться с призраками (пока они меня не одолели).
С чего же начать? Пожалуй, я начну не с Димы. Я начну с самого начала — с дня десятилетней давности, когда, вернувшись из аэропорта в шикарный номер гостиницы «Космос», я залезла в огромную белоснежную ванну, взяла в руки бритву и перерезала себе вены. Аслан куда-то ушел, и пока его не было, я рассчитывала покончить с собой.
Две ступень вверх — до последнего лестничного пролета. Пришло время ставить точку. Я не хочу жить. В коридоре, как всегда, никого нет. Помойная яма, куда я упала, не смеет быть моей жизнью. Все равно, после вчерашнего дня это уже не я. Это другая женщина, живущая в моем теле. Та, другая, приняла решение и совершила поступок. Я знаю, что она совершила. Я не хочу жить рядом с ней.
Этот холодный мартовский вечер запомнился мне до мелочей. Я вернулась в гостиницу из аэропорта. Меня ждал Аслан. Он отвез меня в хороший номер, чтобы я успела (по его выражению) принять человеческий облик. Странное дело: все происходящее до того, как я захлопнула за собой дверь номера, и все происходящее после, спустя несколько часов, когда мы сели в машину и поехали в ресторан — помню хорошо, до мелочей. То, что происходило в номере — смутно. Аслан отдал мне ключ и уехал. В передней я сорвала с себя пальто, платье, белье и совершенно голая ворвалась в ванную. Я рыдала. Не плакала — это были уже не слезы. Это было звериное рычание, глухие хрипы, сотрясающие грудь, внутренний крик боли, призыв о помощи, звуки, произносимые обезумевшей душой…. Я повернула кран. В ослепительно белую ванну брызнула струя воды, и брызги осели на моих волосах. В тот момент что-то блестящее привлекло мое внимание. На полочке лежала бритва. Я схватила бритву и закрыла кран с водой. В воде ярко отражался свет ламп.
На мгновение закрыла глаза — и увидела лицо мамы. «Мамочка, прости меня…». Мозг обожгла мысль о том, что мама одобрила бы мою смерть после моего же собственного поступка. Даже больше того: моя смерть была бы единственным, что могло оправдать меня в ее глазах. Если б мама узнала обо мне правду. Я прыгнула в ванну, не понимая, холодно мне или горячо. Высоко подняла руку с бритвой. Огонь лампы играл на поверхности гладкого металла. Собрав всю волю, полоснула бритвой по запястью левой руки. В первый момент не почувствовала боли. Брызнула струя и я увидела на белом кафеле красные брызги. Опустив руку в воду, стала смотреть, как красные скользящие змеи начинают расплываться по воде… Мне стало страшно. Краем уха услышала скрежет ключа в замке, потом — шаги, голос Аслана, зовущий меня по имени….. По лицу потекли слезы.
Дверь ванной распахнулась, вбежал Аслан. Позже он говорил, что ужасно перепугался, увидев меня сидевшей в окровавленной ванне с бритвой в руке и отрешенным лицом, по которому текли слезы. Он говорил, что это был первый и последний раз в жизни, когда что-то смогло его напугать. Аслан вынес меня из воды. Он обладал кое-какими познаниями в медицине (все-таки бывший боевик), и понял, что я не задела вену. Своим ремнем Аслан перетянул руку выше локтя, чтобы остановить кровотечение, и дал мне понюхать ватку с нашатырным спиртом. Когда я пришла в себя, чувствуя страшную саднящую боль в руке, он залил рану йодом и туго перевязал бинтом. Потом завернул меня в большую мохнатую простыню и отнес на кровать в спальню.
— Девочка моя, что произошло? Ты сошла с ума? Зачем ты это сделала?
Я плакала и ничего не могла сказать. Аслан больно тряхнул меня за плечи.
— Отвечай! Зачем ты это сделала — теперь? Когда все закончилось и закончилось хорошо? Зачем ты это сделала?
— Я не хочу так! — мне показался глухим собственный голос, — я не смогу жить… теперь…
— А что — теперь? Все хорошо! Ты благополучно вернулась. Все прошло блестяще! Клиент очень доволен. Зачем? Ради Бога, зачем?!
— Я больше не смогу жить так, как раньше! И я не хочу — жить так!
— А что ты знаешь о своей жизни? Ничего, ровным счетом! У тебя нет причин, чтобы покончить с собой.
Я зарыдала. Аслан сел рядом и горестно вздохнул:
— Ни за одну женщину я не боролся так, как за тебя. Ты уникальная девочка, и я единственный в мире, кто об этом знает. Ты должна просто гордиться собой, а не трусить, отползая в кусты как последняя половая тряпка….
— Я не тряпка! И я ничего не боюсь!
— Правда? А что ты сделала? Ты струсила самым натуральным образом! Поступила как самая обычная баба, как глупая баба! Я думал, ты не такая, как все.
— Я и не такая! Именно поэтому я не имею права теперь жить!
— Господи, какие глупости! И кто только вбил в голову тебе дурь! Кто тебе сказал, что пришло время платить по такому счету? Между прочим, ты на все пошла добровольно и знала, на что шла. Не так ли? Или мне надо напомнить, что ты ухватилась обоими руками за эту возможность? Так что не делай вид, что тебя использовали! Теперь ты сама будешь использовать других. И нечего строить из себя девственницу!