Андрей Воронин - Тень каннибала
Илларион огляделся. Сивакова исчезла - видимо, побежала за подкреплением. Омоновец силился принять сидячее положение, но это у него пока что не получалось.
- Черт бы побрал этих сообразительных дамочек! - в сердцах сказал Илларион, не зная, что вторит полковнику Сорокину.
Он сбежал с крыльца и прыгнул за руль "Лендровера". Наряду с тревогой и раздражением Илларион испытывал смущение: ему почему-то казалось, что его маскарад был гораздо более удачным. Он был уверен, что никто на свете не сумеет опознать в нем Козинцева, который бесследно исчез вместе с бородой, темными очками, фальшивым шрамом и притворной хромотой. Тем не менее даже водитель Мещерякова расколол его буквально с первого взгляда. Его узнал Тюха, его узнала Сивакова, и, что было хуже всего, его узнал некто невидимый и неуловимый, некто, привыкший решать все свои проблемы с помощью электрошокера и острого ножа. Его называли маньяком, говорили, что он псих, сумасшедший, но Илларион в последнее время начал в этом сомневаться: каннибал-невидимка был чересчур хитер для сумасшедшего. Когда ему понадобилось убрать Пятнова, он не моргнув глазом отказался от привычных орудий убийства и воспользовался проволокой, чтобы придать всему видимость несчастного случая. Он рассчитал все очень тонко и провел всю операцию так четко, словно перед этим долго репетировал каждое свое действие. А ведь репетировать ему было некогда: увидев где-то в городе Забродова и опознав в нем Козинцева, которого считал сидящим либо в тюрьме, либо в сумасшедшем доме, убийца действовал без колебаний, и тем же вечером Пятнов умер, так и не успев никому рассказать о том, каким именно образом ему удалось заработать на мотоцикл...
Илларион загнал машину в какой-то двор в двух кварталах от больницы, запер дверцу и торопливо зашагал прочь. Даже если ушибленный им омоновец не успел заметить номер автомобиля, на котором он уехал, задержать беглеца было несложно: в Москве не так много старых оливково-зеленых "Лендроверов". Между делом Илларион подумал, что не в первый раз попадает в ситуацию, когда его любимый автомобиль, вместе с которым он прошел огонь, воду и медные трубы, превращается в обузу. Виноват в этом, естественно, был не "Лендровер", а его владелец, которому никак не сиделось на месте и который постоянно втягивался в какие-то темные истории.
Такси удалось поймать практически сразу - вероятно, в виде компенсации за непредвиденную встречу с Сиваковой. Илларион назвал адрес Пятнова, откинулся на спинку сиденья и попытался привести в порядок собственные мысли.
Это оказалось довольно сложно. Он понятия не имел, что скажет родителям Пятого, более того, он вообще не мог представить, как станет разговаривать с людьми, чей сын лежит в соседней комнате с наспех пришитой к телу головой. Видимо, поэтому, вместо того чтобы думать о деле, Забродов занимался в основном поисками того, как избежать этой встречи.
В голове у него все время вертелся художник, на которого работал Пятый. Какого черта, спрашивал себя Забродов, при чем тут художник? Да, руку в холодильник подбросил, скорее всего, именно Пятый, но он, вероятно, понятия не имел о том, что лежало в пакете. Кто-то попросил его сделать это, пообещал хорошо заплатить и намекнул, что в пакет лучше не заглядывать и вообще поменьше совать нос в чужие дела и болтать языком. И Пятый почему-то сделал все именно так, как ему велели: не заглядывал в пакет и не болтал языком, а пошел и тихонечко засунул "посылочку" в морозильную камеру холодильника. Правда, перед Тюхой он все-таки похвастался, но художник-то здесь при чем?
У Иллариона были кое-какие мысли на этот счет, но его версия казалась ему самому чересчур притянутой за уши. Но, сказал он себе, иногда именно самые дикие предположения оказываются ближе всего к истине. Кроме того, проверка этого предположения позволяла хотя бы на время отложить тягостный визит к Пятновым.
- Извините, - сказал Илларион водителю, - я передумал. Поехали в Измайлово.
На Измайловском вернисаже вовсю кипела жизнь. Побродив десять минут среди раззолоченных матрешек, резных безделушек, лаковых подносов, балалаек и берестяных панно, Илларион начал понимать, что узнать что бы то ни было в этом содоме будет не так-то просто. Кое-как выбравшись из рядов, где торговали псевдонациональной чепухой, он добрался до живописцев и приступил к расспросам. Он решил не полагаться на везение и обойти всех художников, реализаторов и перекупщиков до единого. Это могло затянуться на весь день, но Илларион решил, что другого выхода у него нет.
Ему снова повезло. Уже седьмой по счету торговец, к которому он обратился с вопросом, не знает ли тот Леху Пятнова по прозвищу Пятый, спокойно ответил, что Пятый обычно торговал рядом с ним, но его почему-то не видно уже два дня.
- А кто же торгует вместо него? - спросил Илларион.
- На его месте - вон тот, - собеседник Забродова небрежно махнул рукой в сторону соседнего лотка, где за прилавком стоял какой-то невзрачный тип с испуганной кроличьей физиономией. - Приезжий какой-то. Занял место, пока хозяина нет. Мне-то что, пускай стоит. Все равно торг слабый...
- А хозяин кто? - спросил Илларион. - Пятый?
- Пятый - продавец, - объяснил словоохотливый торговец искусством. - А хозяин - это тот, кто ему платил. Только он что-то давненько здесь не появлялся. Такой, знаешь, Володя...
- А! - сказал Илларион. - Это такой длинный, чернявый, в очках и с золотыми зубами?
Торговец немедленно развеял заблуждение Иллариона, сказав, что хотя Володя и носит очки, но он вовсе не длинный и совсем не чернявый. Ни фамилии, ни адреса Володи торговец не знал, а когда Илларион попросил подробно описать Володю, он подозрительно на него покосился и спросил:
- Мужик, а ты кто, вообще, такой? Чего привязался-то? Если не покупаешь, отойди и не мешай другим. Ходят тут, вынюхивают...
На Беговую Илларион отправился в метро. Художник Володя по-прежнему не выходил у него из головы. Забродов совсем недавно познакомился с одним Володей - знатоком и ценителем живописи, и произошло это знакомство в уютном кабинетике Марата Ивановича Пигулевского. Да, конечно, высокомерный Владимир Эдгарович не всплескивал руками, не тыкал в Иллариона пальцем и не кричал:
"Ба! Знакомые все лица!", но буквально через несколько часов после той мимолетной встречи Пятый на всем скаку налетел на проволоку, предусмотрительно протянутую кем-то поперек его "трассы"
Тюха сказал, что художник, картинами которого Пятый торговал в Измайлово, был его, Пятого, соседом. Подстроить тот несчастный случай мог только человек, знавший о "трассе", кто-то, кто жил по соседству с Пятым и не раз наблюдал за его рекордными заездами на велосипеде. Этот кто-то был хорошо знаком с Пятым - настолько хорошо, что доверил ему одно весьма деликатное и высокооплачиваемое поручение. Этот кто-то имел на Пятого достаточно большое влияние, чтобы заставить его хранить в тайне подробности упомянутого поручения. Именно он, этот неуловимый "кто-то", настоял на том, чтобы Пятый за компанию с Тюхой посещал Колдуна. Пятый был его глазами, ушами и руками и умер, не успев превратиться в язык.
"Ну, не знаю", - подумал Илларион, глядя на свое отражение в темном стекле. Поезд метро с воем несся под землей, в открытые форточки врывался тугой, пахнущий резиной и озоном ветер. Человек, который отражался в оконном стекле, мало походил на Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро или мисс Марпл. Он, этот человек, больше привык запутывать собственные следы, чем распутывать чужие. Расследование преступлений не было его специальностью, и сейчас, занимаясь этим непривычным делом, Илларион Забродов чувствовал себя не в своей тарелке. Собственные логические построения казались ему шаткими, как карточные домики: ткни пальцем - и они рассыплются, превратившись в беспорядочную груду пустых разговоров, дурацких совпадений и ничем не подтвержденных догадок.
Илларион с большим трудом преодолел острое желание показать своему отражению язык или скорчить зверскую рожу: у, сыщик-одиночка, кустарь от криминалистики! Больше всего ему хотелось свалить с себя ответственность, переложить ее на осененные полковничьими звездами плечи Сорокина. Вот только Пятый... Забродов не сомневался, что смерть Пятнова лежит на его совести, и этот груз не давал ему покоя. Ему хотелось оказаться лицом к лицу с убийцей до того, как он попадет в руки закона. Ему очень хотелось, чтобы каннибал попытался проделать с ним один из своих трюков. Илларион понимал, что такое желание не делает ему чести, но ничего не мог с собой поделать: у него нестерпимо чесались руки.
Марат Иванович, к счастью, еще не ушел домой. Он сидел у себя в кабинете и, вооружившись пинцетом, колдовал над какой-то толстой, предельно ветхой книгой с пожелтевшими от времени страницами. Увидев Иллариона, он очень обрадовался и немедленно принялся хвастаться своим очередным приобретением и сетовать по поводу его плачевного состояния. С трудом сдерживая нетерпение, Илларион уделил несколько минут восторженным охам и ахам. Книга действительно была хороша и в другое время наверняка вызвала бы у него неподдельный интерес, но сейчас он с трудом дождался момента, когда стало возможным повернуть разговор в интересующем его направлении.
