Елена Гайворонская - Пепел звезд
– Не знаю никакого Тарантино. Немедленно бросайте эти игры, или у вас будут большие неприятности. «Всех живьем закопаю, уродов!»
И бровью не повела.
– Как мне найти Тарантино?
Голос еще повышает. Совсем оборзела.
– Никого я не заказывал. Пошла в задницу, шалава, – не выдержав, бросил Мерин, с прищуром глядя в ее узкие зрачки.
Слоноподобный бугай подошел и стопудовым кулаком саданул Мерину в челюсть.
– С ней так не разговаривают, козел.
Во рту появился солоноватый привкус.
– Ты мне зуб выбил, – удивленно сказал Мерин.
– Я те их в шахматном порядке сделаю, если вякать не по делу будешь. Мафиози херов, – бугай презрительно усмехнулся. Мерин понял – этот не шутит.
– Кто вам платит, ребята? На кого работаете? Давайте договоримся, – он постарался быть миролюбивым. «Только бы вырваться. Знаю теперь, с кого шкуру содрать.»
– Побеседуй, Вован, – хладнокровно произнесла эта паршивка, доставая сигарету, – я домой поеду. Голова трещит.
– Возьми водителя, – заботливо сказал бугай.
– Разберусь.
Дверь за ней закрылась. Омерзительно-серая дверь.
Фролов еще раз обернулся на сторожей. Но те уже забыли о его существовании, сосредоточившись на вожделенной «Гжелке».
«Может, и следовало глотнуть… Собачья стужа.»
Фролов вернулся к своей «девятке», достал дежурную отмычку, свистнутую в «музее вещдоков», со знанием дела поковырял в замке. Когда глаза привыкли к темноте, нашел выключатель. Машины нет. Яма. Ничего особенного. Люк. Под ним – железная лестница, ведущая вниз. Спустился. Ну, прямо, жилая комната – диван, стол, стул, лампа, телевизор. Все нестарое. Со вкусом подобранное. Эстет, мать его. Равнодушным взглядом прошелся по стенам. Одна поклеена вырезками. Картинками с полуголыми девицами. Фролов неприязненно поморщился. Тоже – дипломат! С его-то внешностью – дрочить на картинки, словно тинейджер-малолетка… Впрочем, на вкус и цвет… Состава преступления в этом нет. Стоп!
Маленькие детальки-паззлики заскокали в мозгу в беспорядочной чехарде, мало-помалу выкладываясь в более зримые очертания…
Из самого центра «вернисажа» белела обнаженными плечами, улыбаясь полустерто, но все же узнаваемо…
Елена Веденеева.
Фролов подошел вплотную.
Вырезка была старой. Порванной посредине. Где-то в области шеи. Порванной?
Он провел пальцами вдоль. Края ровные, аккуратные. Так порвать невозможно. Только разрезать… И очень острым лезвием. Зачем? Преуспевающем красавчику, словно маленькому ребенку, резать острым лезвием старую картинку с изображением девчонки, рекламирующей нижнее белье?
Фролов присматривался к порезу, снова и снова касаясь его пальцами. Затертые буроватые пятна… Кровь?
«Ну и ну…» Он с размаху облокотился на стену и тотчас отскочил, замер в боевой стойке.
«Черт. Нервы никуда. Ни хрена себе…»
От стены отделилась дверца.
Впрочем, чему удивляться? Кто нынче не делает тайников? Вот только смотря что там прятать…
В глубине сейф. Фролов методично, сантиметр за сантиметром, принялся осматривать комнату. Зря не любил обыски. Вот и пригодился навык.
Ключа Фролов не нашел. И ножа, и пистолета тоже. Зато обнаружил скомканную и брошенную в угол, точно в приступе бессильной ярости, газету, датированную недавним числом. Развернул. Страничка «Знаменитости». «Служебный роман или нечто большее?» Елена Веденеева целуется со своим адвокатом прямо у стен отделения… Хоть так прославились! Но дело не в этом. А в том, что весь снимок истыкан, как написал бы эксперт, «острым колющим предметом…»
«Ну и придурок ты, адвокат…»
Щелк! Это сложился паззл?
Возможно, окончательная разгадка прячется в маленьком сейфе… А если нет? Сухоруков его по головке не погладит за взлом… Да пошел он!
«Сезам, откройся!»
Уже ковыряя отмычкой поменьше в замочке, Фролов был уверен – ни один нормальный двадцатипятилетний парень не станет кромсать изображение женщины, с которой едва знаком…
Нормальный. А психопат?
А от психопата можно ожидать чего угодно. В том числе и убийства. Что же все-таки, черт возьми, произошло в тот вечер?
Трык! – это открылся сейф.
Коробка. Сигары. Ну и что? Какой нормальный человек станет прятать в тайник сигары, если, конечно, они не из чистого золота, или… Фролов осторожно вытащил одну. Раскурил. Дым сладковатый, терпкий. Как в крематории.
Фролов узнал этот запах. Марихуана. Не просто травка. Особый сорт. Дорогой. Элитный. Ему доводилось видеть мальчиков из хороших семей, которые, обкурившись этой «травки», вспарывали животы своим подружкам…
Фролов сел, прикрыл глаза.
Что же произошло в тот вечер?
Парень долго и упорно употреблял наркоту. Красавчик. Куча денег. Престижная работа. Женщины… И вдруг одна – «не дает». Он не привык к отказам. Зацепило. Вроде, у нее кто-то есть… Обкурившись, он идет на показ, случайно встречает Крылова. Между ними происходит выяснение отношений. Потом – это странное столкновение автомобилей… И выстрел. Есть пробелы, но все же…
Фролов ворвался в будку к «тепленьким» сторожам.
– Где у вас телефон?
В кабинете Дмитрия сидел, нога на ногу, самодовольный надушенный тип в костюме Армани, ярком галстуке и белых носках.
– Так, – превозмогая отвращение, говорил Дмитрий, – в вашем деле сказано, что ваша контора набирала девушек для работы за границей горничными, домработницами, гувернантками, а, вместо этого, вы заставляли их заниматься проституцией, предварительно забрав документы…
– Ой, я вас умоляю… – сутенер поменял ноги местами и вальяжно продолжил, – вы этих девок видели? Какая нормальная попрется за семь верст киселя хлебать? Да все они прекрасно понимали. Они и здесь бы этим занялись с удовольствием, да боялись, мама, папа, муж узнает… А там – все шито-крыто.
– Почему же тогда на вас подали в суд?
– «Бабок» мало дал. А они на большие и не тянут. Пусть за эти «спасибо» скажут. Да вы гляньте на них! Тоже мне – фотомодели… Деревня непромытая!
– А что насчет побоев?
– Ой, я вас умоляю… Какие побои? Сами себе синяков на рожи наставили, чтоб жальче было. Я заплачу эти «бабки». Только не им, а вам. А этим засранкам – хорошего пенделя под зад, раз добро не ценят.
– Я не возьму ваше дело, – сказал Дмитрий, – у меня сейчас слишком много работы.
Вальяжность сошла с облика сутенера. Глазки превратились в пару острых стрелок.
– Нет, вы возьмете, – прошипел он. – Я плачу деньги, и настаиваю, чтобы моим делом занимались именно вы.
Дмитрий поднялся, осторожно, точно боясь испачкаться, подцепил оторопевшего клиента за обшлаг воротника и бережно довел до дверей, где очень вежливо произнес:
– Вон.
– Ну ладно! – крикнул тот из-за дверей. – Это тебе даром не пройдет!
Дмитрий сел и, устало потирая лоб, стал соображать, что же он натворил и каких слов ему следует ожидать от Иван Иваныча.
И тут зазвонил сотовый.
– Адвокат?
– Фролов?
– Где сейчас твоя клиентка?
– Лена? Собиралась к подруге в больницу. Что она натворила?
– Она ничего. Я нашел гараж. Этот парень псих. У него пунктик на твоей подружке. Я еду объявлять его в розыск. А ты ей скажи, чтоб пока дома сидела. И… свою башку береги, кретин. Если что, сбрось мне на пейджер. Номер знаешь?
– Да… – у Дмитрия внутри все ухнуло вниз.
Короткие гудки. Последний раз он чувствовал себя так, шесть лет назад. Когда понял, что потерял ее…
Он сорвался с места, бросился к двери, едва не сшибив с ног возмущенного Иван Иваныча, оставив далеко позади его крик:
– Грачевский, ты куда? Немедленно вернись, иначе…
– Куда мы едем, Ник? Выпусти меня немедленно!
Ник не отвечал. Лена попыталась уцепиться за руль, ударила Ника кулаком по плечу, по голове.
– Остановись, выпусти меня!
Он сморщился, слегка отклоняясь, а затем неестественно спокойно произнес:
– Сиди тихо.
В правой руке блеснуло тускло и надменно длинное лезвие ножа.
Девушка в ужасе отпрянула к дверце, сжавшись в дрожащий комок, отчаянно зажмурилась.
«Это сон. Всего лишь страшный сон. Сейчас открою глаза – и я дома…»
Но чуда не произошло. Она по-прежнему была заперта в машине со страшным человеком, державшим в руке тонкий острый нож, увозившим ее в неизвестном направлении… Одна. И никто – ни мама, ни папа, ни Димка не могут ей помочь.
– Это ты звонил мне, Ник?
Надменная усмешка.
«Но если есть Бог, то существует дьявол… И он тоже в нас…»
– Ник, это ты убил Олега?
– Ну и что с того? – ни один мускул не дрогнул в его лице. Фиалковые глаза безразлично глядели на дорогу.
– За что?!
– Он первым захотел моей смерти. Бросил за городом после аварии, и даже не позвонил в «Скорую». Думал, я не выживу. Ошибся. Я не люблю, когда меня, словно вонючего бомжа, оставляют подыхать в кювете. Он сам виноват, – Ник небрежным жестом поправил волнистую каштановую прядь, из-под которой проглянул свежий шрам.
