Владимир Константинов - Зверь
Парни заухмылялись, пряча лица. Лишь Колесов сердито сунул меня кулаком в бок. Но на этот раз кажется и шефа проняло. Он широко добродушно улыбнулся.
- Хорошо, Дмитрий Константинович, я обязательно учту ваше замечание при очередном распределении премий. Обещаю. А теперь пора приступать к операции. За мной!
Мы поднялись на третий этаж и здесь нас поджидал сюрприз. Дверь квартиры двадцать пять была железная и открывалась наружу. Не о какой внезапности не могло быть и речи. Шеф подозвал рукой Шилова и стал что-то шептать ему на ухо. Тот лишь кивал. Нам Рокотов лишь сказал:
- Сигнальное слово - "милиция". По нему начинаем штурм квартиры.
"Интересно, как это он себе представляет при таких-то дверях?" подумал я.
Между тем, Рома подошел к двери и нажал кнопку звонка. Через какое-то время из-за двери послышался глухой, напряженный голос:
- Кто там?
- Извините! - голосом неудавшегося актера проговорил Рома. - Мне бы Тофика Захарьяна. Скажите, что его Рома спрашивает.
После короткой паузы тот же голос сказал:
- Стропила, тут тебя какой-то Рома спрашивает. - Но сейчас в голосе было больше удивления, чем напряжения.
Еще через какое-то время дверь приоткрылась и ничего не подозревающий Стропила возмутился бестакностью и нахальством Шилова:
- Ты что, Рома, охринел?! Я ж тебе сказал - ждать в машине?
- Ну так здесь это... Здесь милиция.
"Мокрушник" со странной армянской фамилией даже не успел удивиться. Рома распахнул дверь и так отоварил своего "приятеля" кулаком в анфас, что тот натурально влип в противоположную стену, да так в ней и остался без признаков жизни. Мы шумной гурьбой ввалились в квартиру, где застали всех бандитов, кроме их предводителя. "Кинематографисты", явно не ожидавшие нашего появления, пребывали в удивлении и растерянности.
- Всем к стене! Руки за голову! - властно скомандовал Рокотов. Такого голоса я у него отродясь не слышал.
Деморализованный противник беспрекословно выполнил его требование. Нет, один было дернулся выхватить пистолет, но шеф так наладил его ногой в живот, что отбил охоту на всю оставшуюся жизнь своевольничать и не слушать старших. Бандит свалился на пол и принялся дергаться, будто карась на сковородке, пытаясь открытым ртом ухватить хоть сколько-то воздуха. Но у него все никак не получалось.
И тут я вспомнил, что согласно распределению ролей, уже должен быть на кухне, и ринулся туда. Но там застал Вадима Сидельникова. Он во все глаза, будто очарованный странник, смотрел на Запрудную с ребенком на руках. И уже не в силах сдерживать переполнявших его чувств, восхищенно проговорил:
- Вы как... Вы как Секстинская мадонна!
Запрудная действительно являла собой нечто, трудно передаваемое словами. Я подошел, слегка поклонился.
- Здравствуйте, Людмила Викторовна!
- Здравствуйте! - ответила она, озадаченно рассматривая мою помятую физиономию
- Разрешите представится. Беркутов Дмитрий Константинович. Вы не смотрите на мое лицо. В душе я смирный, тихий и где-то по большому счету романтик.
- Я вам верю, - улыбнулась она.
- А это подполковник Вадим Сидельников, один из лучших представителей нашего управления. Настоящий друг не только людям, но и животным.
- Я это сама вижу, - серьезно ответила Запрудная, как-то уж очень пристально и ответственно глядя на Вадима.
- И между прочим холостой.
- Да ладно тебе, - проговорил Сидельников, густо краснея.
- И, как видите, ещё и очень скромный. Не буду перечислять всех его достоинств. Это займет слишком много времени. Лучше вы сами это выясните.
И я их покинул. Кажется намечается ещё одна симпатичная пара. Дай-то Бог! Должно же когда-нибудь и Вадиму с этим делом повезти. Такой парень!
Когда вернулся в зал, то увидел собственными глазами искомую нами "блондинку" во всем своем великолепии. Да, хороша Маша, но не наша. По всему, родители его мечтали о девочке, но что-то не сработало, и вместо прелестной и нежной девчуки, появился на свет вот этот моральный урод, змееныш, возомнивший себя гением и уже в силу этого решивший, что имеет право распоряжаться судьбами людей. Мечта его родителей воплотилась в любви этого козла напяливать на себя женские шмотки.
- Где вы его нашли? - шепотом спросил я у Сережи Колесова.
- Прятался в ванной, - ответил он.
Похоже, что Баркова только-что оттуда вытащили и он ещё пребывал в легком нокдауне от случившегося. Но быстро освоился и погнал картину, стал очень натурально возмущаться:
- Безобразие! По какому праву, господа, вы сюда вломились и мешаете творческому процессу?! Что за методы?! Вы полагаете, что если обличены властью, то вам все позволено?! Ошибаетесь! Я этого так не оставлю и добьюсь того, чтобы вас премерно наказали! - Контральто его было превосходным.
К Баркову подошел пижон Говоров и, проникновенно глядя тому в глаза, представился:
- Следователь по особо важным делам прокуратуры области Говоров Андрей Петрович. С кем имею честь?!
- Я режиссер "Мосфильма" Познанская Ирина Петровна! - с достоинством ответил Барков. Актером он был действительно неплохим. Достал удостоверение, протянул Говорову:
- Вот, ознакомьтесь, пожалуйста.
Тот раскрыл удостоверение, ознакомился, "сконфужено" прогворил:
- Действительно! Извините, Ирина Петровна, накладочка вышла! Дело в том, что вы, как две капли воды, похожи на разыскиваемого нами опасного преступника Баркова Дмитрия Александровича. Ну, очень похожи! Вы. случайно, не родственники? Нет?
Каким бы не был Барков хорошим артистом, но такой сокрушительный удар вынести не смог. Лицо его поначалу выразило удивление, потом растерянность, затем стало мрачным и злым. Голубые глаза потемнели от ненависти и отвращения к нам. Он медленно стянул с головы парик и глухим баритоном равнодушно проговорил:
- Финита ля комедия. Кажется, свою партию я проиграл вчистую, а вместе с нею и жизнь.
И где-то по большому счету он был прав. Определенно.
Глава двенадцатая: Иванов. Аресты. Обыски. Допросы.
Операция проведена более чем успешно. Молодцы, "гвардейцы" Рокотова! Хорошо сработали! Они, можно сказать, сделали свое дело. Теперь придется основательно потрудиться нам с Говоровым и Ачимовым. Работа предстоит адова. Вчера при обыске в коттедже у Баркова изъяли видеокассеты с его фильмом. Это не для слабонервных. Чтобы смотреть его надобно обладать железобетонной иммунной системой и стальными канатами вместо нервов. Ага. Что уж говорить о нормальном человеке с нормальной реакцией. На что уж я всякого поведал на своем веку. Но такого?!... Всю ночь меня мучили кошмары. Да и сейчас все ещё вздрагиваю при одном лишь воспоминании. Куда все катится?! Непонятно. Чистишь, чистишь выгребную яму человеческих отходов, а дерьма не становиться меньше. Наоборот, оно лишь увеличивается.
Захват всей банды с поличным дал свои результаты. Захарьян не стал запираться, а тут же выложил все, что знал. А знал он немало. Сидел передо мной здоровенный бугаина с шеей борца и плечами метателя молота, красными воспаленными и трусливыми глазами преданно заглядывал мне в глаза и почем зря закладывал своего хозяина.
- Где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Барковым? - спросил я.
- Не понял, - с кем? - Захарьян вытянул шею и даже привстал - так ему хотелось мне угодить.
- С Завьяловым Вадимом Вадимовичем?
- Ах, с Завьяловым... Два года назад повязали меня за квартирную кражу. А поскольку я уже был судим, мне корячился большой срок. Я следователю: так, мол, и так, как бы прикрыть дело? Он запросил за это пятьдесят тысяч.
- Кто следователь?
- Иванов Александр Андреевич из Октябрьской ментовки.
Оказывается, и такие есть Ивановы. Козел! Такую славную фамилию испоганил!
- Продолжайте.
- Эти пятьдесят тысяч одолжил моей матери Вадим Вадимович.
- А вы что, раньше с ним были знакомы?
- Нет. Моя мать работает у него уборщицей. Рассказала ему обо мне. Вот он и посодействовал.
Кажется, этот кабан совсем успокоился. Даже взгляд черных глаз стал обычным для него - нагловатым. Пора выводить его из состояния покоя и благодушия. Давно пора.
- За что, Захарьян, вы убили Свистунова? - жестко спросил я.
Глазки его заслезились от страха и забегали - туда-сюда, туда-сюда. Лицо исказилось, побледнело, затем пошло красными пятнами и теперь выражало панику, панику и ничего, кроме паники.
- Я не убивал, гражданин следователь!
- А кто убил?
- Тугрик. Это он, бандюга, убил! Он. Клянусь!
- Зеленский?
- А? Да-да, Зеленский. Он самый. А мои руки чисты! - И он показал мне свои руки, как бы предлагая удостовериться в их чистоте.
- За что его убили?
- Я точно не знаю, гражданин следователь. - Заюлил Захарьян взглядом, заелозил на стуле. И чтобы быть более убедительным, даже сложил руки лодочкой на груди, воскликнул: - Клянусь! У них свои разборки. Слышал, будто Свистун сдал Тугрика ментам... То-есть, простите, а хотел сказать милиции. Вот.
